Тут он наконец-то вспомнил о том, что мы рядом. Хотя, помимо нас, в зале находились человек пять с животными, ожидавшие своей очереди. Они сидели на длинной скамье и смотрели на нас, вытаращив глаза. У их ног стояли клетки с собаками и кошками, которые сидели, навострив уши.

– Простите… Вы испугаете питомцев наших клиентов, – прошептала женщина из регистратуры.

– Извините. – Сэйити склонил голову и зачем-то попросил прощения, а затем, робко указав пальцем на «Карточку Гав-мяу», оглянулся на супругов. – Колонку с именем всё же…

– Это ты похитил Люка? – спросила жена, посмотрев вниз.

Сэйити вытаращился на нее и так затряс головой, как будто у него начались судороги. Но, разумеется, вопрос был адресован не ему. Она подняла голову и с ненавистью уставилась на мужа покрасневшими глазами.

– Это ты бросил Люка на острове?

На самом деле я подумала о том же.

Прочитав сообщения в мобильном телефоне супруги, он узнал, что жена изменяет ему с иностранцем по имени Люк. Так он понял, что (и как такое возможно?) жена назвала собаку, которую они только что завели, именем своего любовника. Из злости или ревности или из-за того и другого он два дня тому назад вечером, пока жена готовила ужин на кухне, тайком вернулся с работы домой, выманил спавшую в комнате собаку из окна на улицу и отвез на остров Глазунья. А Сэйити и Эдзоэ нанял для того, чтобы создать видимость собственных переживаний, тогда как сам был уверен: они не смогут найти Люка.

– Ты рыдала без остановки… Вот я и рассказал им сегодня, где он, чтобы они вернули его.

Разумеется, история о знакомом рыбаке, которую сегодня утром муж рассказал по телефону Сэйити, была враньем. Увез тайком собаку с ненавистным именем на остров – и увез; но жена распсиховалась не на шутку. Тогда он решил – другого выхода не было – сделать так, чтобы собаку вернули, и сказал по телефону, где она находится. «А имя… имя можно поменять, придумав какую-нибудь правдоподобную причину», – подумал он. Наверняка так и было.

– Почему… ты совершил такой ужасный поступок?

– Это мой-то поступок ужасный?

– Ты не человек, ты – животное!

– Если я животное, то ты, интересно, кто?!

Бам! – громкий стук. Это Эдзоэ ударил правой рукой по стойке регистратуры. Он пододвинул «Карточку Гав-мяу» к себе, отобрал ручку у жены и написал в графе «Кличка животного» «Пес».

– Вы бы хоть задумались, насколько вам повезло! – Его голос дрожал от гнева. – Бладхаунд – редкая порода. Их не разводят в Японии… Захочешь купить за границей, так обычно привозят собак, которым уже больше года. Поэтому их дико сложно приучить к новым условиям. Вам же удалось встретиться с трехмесячным щенком, к тому же умненьким и незамороченным. Да вы хоть понимаете, как вам повезло?!

– Пони… – хотел было сказать муж, но Эдзоэ перебил его:

– Не понимаете вы ничего. Откуда вам осознать собственное счастье?! Разве можно называть его именем любовника, не думая о последствиях? Узнав об этом, выбрасывать его на остров, а потом, передумав, делать так, чтобы его вернули? У таких, как вы, нет никакого права давать имя собаке. И до того момента, пока у вас в душе что-то не изменится, он будет «Псом». Умным, прямым, милым Псом. Какое там дать имя – у вас сейчас и воспитывать собаку права нет! Да я прямо сейчас забрал бы у вас эту милоту.

Супруги молчали. Но где-то минуту спустя они, видимо, достигли безмолвного согласия и вместе подняли головы. «Похоже, они мысленно договорились, а значит, у них, как ни удивительно, существует возможность в дальнейшем наладить отношения», – подумала я, прислушиваясь к голосу мужа.

– Давай отдадим его?

4

– Иинума до конца третьей четверти первого класса был отличником.

В перерыве после школьного обеда мы разговаривали в учительской с Ниимой. Он был классным руководителем Кадзумы Иинумы, которого я видела на острове Глазунья, – опытный преподаватель английского, лет под пятьдесят. Щеки у него ввалились, и дети за глаза между собой называли его «скелетом» или «газетой».

– На олимпиадах он был среди лучших на уровне префектуры. А со второго класса – там много чего произошло – результаты у него ухудшились.

– По естественным наукам у него всегда отличные оценки, так что я думала, что и по другим предметам тоже…

Оценки по естественным наукам ставлю я, поэтому, разумеется, понимаю уровень его способностей. Но если говорить о сводной таблице успеваемости, то я могу посмотреть результаты только своего класса, где я руководитель. По естественным наукам у Кадзумы Иинумы всегда были только одни пятерки. Вот и в последней контрольной он не ошибся ни в одном задании, а в тех ответах, где требовалось развернутое объяснение, даже использовал информацию, о которой мне было неизвестно.

– Да, естественные науки он, наверное, любит. А что с ним? Он что-то натворил? – Ниима посмотрел мне в лицо, будто пытался угадать, что случилось.

– Вчера случайно видела его… Но ничего особенного. А от него можно ожидать чего-то такого?

– Чего?

– Нет, я не в этом смысле…

– Нет-нет… Ну-у…

Ниима сделал вид, будто что-то скрывает, а затем, оглядевшись по сторонам, прошептал: «Он на учете».

– В прошлом месяце ночью в городе его остановили полицейские и потом звонили из полиции ему домой и в школу. В школу позвонили на следующий день. Вроде как он не пил и не курил… позвонили на всякий случай. Ну, в общем, его заметили в компании шпаны.

– Совсем не похоже на него.

После того как сказала это, я подумала, что зря это сделала. С тех пор как меня приняли на работу в школу в качестве молодого преподавателя, если я произносила что-то со знающим видом, в ответ на меня смотрели с показным участием или мило улыбались. Так делали не все семнадцать учителей, но их было подавляющее большинство. А когда я рассказала о предстоящей свадьбе, мне показалось, что их отношение ко мне стало еще хуже.

Но Газета сказал со вздохом: «Да-а…» и покачал головой.

– Мы обсудили это на собрании педагогов третьего класса, и директор школы велел не выносить это на общее собрание. Но, в принципе, здесь нет никакого секрета.

– То есть получается, что Иинума связался с плохой компанией?

– Что это за компания, мы не знаем.

Говорят, что, когда полицейские остановили их, многие, кто был вместе с ним, разбежались. Полицейские бросились за ними в погоню. Кадзума подлетел к полицейским, пытаясь помешать им; в результате поймали только его.

– Я, разумеется, попытался его расспросить, но он категорически отказался говорить, кто был с ним. Я даже не знаю, ученики это нашей школы или нет. С ним всякие сложности, так что у меня не получается успешно вести руководство.

– А какие сложности?

– Те самые, разнообразные, о которых я упоминал.

Оказалось, что во втором классе в прошлые летние каникулы Иинума потерял мать.

– Она погибла в ДТП. Ее сбили два парня на мотоцикле. Два шестнадцатилетних подростка: один управлял мотоциклом, а второй сидел сзади… они не были нашими выпускниками. После окончания средней школы не пошли в старшую, а по ночам развлекались. Мотались по городу на моцике и на прибрежной улице сбили мать Иинумы, переходившую дорогу по пешеходному переходу.

Я помню об этом происшествии из новостей. Я как раз приняла решение со следующего года стать учителем, и произошедшее глубоко врезалось мне в память.

– Ее отвезли в центр неотложной помощи, где работал отец Иинумы, но было уже поздно.

– Его отец – врач?

– Да, врач скорой и неотложной помощи… Поэтому он очень редко бывает дома.

Может быть, Иинума стал гулять по ночам и из-за этого?

– Преподаватель должен уметь справляться с подобными ситуациями, но это сложно. С естественными науками у него все хорошо, а вот все остальные результаты значительно ухудшились; при этом ему нужно определяться с дальнейшей учебой. Конечно, я неоднократно пытался поговорить с ним, но до сих пор он ни разу не был со мной откровенен.

Газета погладил свой галстук бордового цвета и улыбнулся усталой улыбкой, которая больше подходила человеку старшего возраста.

– А что говорит отец Иинумы?

– Что дома тот запирается в своей комнате и нормально поговорить с ним невозможно. В первом классе во время беседы в присутствии родителей он сказал, что хочет стать врачом, как отец. И тот радостно улыбался.

Кто-то в учительской подвинул стул, Газета поднял руку с часами и посмотрел на них. Время прошло незаметно: пора было идти на пятый урок.

– Манабэ, вы не могли бы поговорить с ним, если будет возможность?

– Я?

– Вы с ним в общем-то близки по возрасту, к тому же преподаете его любимый предмет; это меняет дело…

Меня впервые просил о чем-то другой учитель.

– Вы ведь ведете биологический кружок?

– Да.

– В первом классе Иинума ходил в этот кружок. А после несчастья с его матерью прекратил.

5

Сначала я зашла в кабинет для классных часов, а потом направилась к аудитории, где занимался класс Иинумы. В коридоре скопилась толпа учеников с портфелями; протискиваясь сквозь них, я выискивала его лицо, но не могла найти. Я дошла до класса и заглянула в него: там оставались Газета и несколько учеников, но Кадзумы среди них не было.

Я вернулась в учительскую несолоно хлебавши и занялась методической работой. Разложила лист ватмана на рабочем столе, чтобы начертить схему закона Ома. Но у меня не получалось. Шло время, и, когда я наконец закончила, часы в учительской показывали шесть. Так, что у нас следующее? Рассказать ученикам первого класса на завтрашнем первом уроке про строение цветка. Набрать вьюнков, цветущих на клумбе в школьном дворе, и раздать по группам, чтобы они с пинцетом препарировали их, а затем рассматривали каждую часть в микроскоп. Думала я, думала – и тут вдруг вспомнила…

Когда мы пользовались микроскопом на другом занятии в прошлую пятницу, было два микроскопа, у которых сломалась ручка настройки. Нужно было или починить их сегодня, или подготовить другие микроскопы… А, и еще! Завтра после уроков мы должны попробовать окрасить растения на встрече биологического кружка. Нужно проверить, хорошо ли работает пресс, с помощью которого мы будем выжимать цветочный сок.

Я скрутила ватман в рулон, обмотала его резинкой и вышла из учительской. Поднялась по лестнице на второй этаж, собираясь зайти в кабинет естественных наук, и только хотела открыть раздвигающуюся дверь, как она отворилась сама.

– Ой…

Передо мной стоял Кадзума Иинума. Он застыл, не отпуская ручку двери, и старался не встретиться со мной взглядом.

Шкаф с химическими препаратами закрывался на ключ, так что ученикам можно было свободно заходить в кабинет. Но за исключением биологического кружка после уроков здесь практически никто не появлялся. Я посмотрела над его головой (Кадзума был невысокого роста) – больше там никого не было.

– Я так, просто зашел, – сказал Кадзума, пытаясь просочиться мимо моего локтя.

– Иинума, говорят, ты ходил в биологический кружок в первом классе…

Кажется, у меня сейчас возник шанс поговорить с Иинумой, как меня просил Газета. Я отложила подготовку микроскопов на потом и, догнав Кадзуму, пошла рядом с ним.

– Ты хорошо успеваешь по естественным наукам; может, в старшей школе опять начнешь ходить в кружок?

– Я не знаю, пойду ли в старшую школу.

– Почему?

Оставив мой вопрос без ответа, Кадзума пошел по коридору по направлению к лестнице. У него была оригинальная походка: плечи не двигались, практически не качалась и сумка, висящая у него на плече.

– А что ты вчера делал там, на острове?

– Да так, просто съездил туда. – Судя по тому, как Кадзума сказал это, вчера он только сделал вид, что не заметил меня.

– А резиновая лодка, на которой ты плыл, ваша?

Он кивнул, не глядя на меня.

– Говорят, твой отец – доктор?

Может, я чересчур давлю? Это была моя первая попытка, так что я не понимала, когда нужно остановиться.

– У нас дома много чего есть. И лодка тоже. Денег хватает.