Кадзума сказал это не то чтобы хвастаясь или из гордости. Он говорил так, будто рассказывал про абсолютно чужого человека. Что ж, теперь становилось понятно, почему Газета опустил руки…

Кадзума спустился по лестнице и вышел. На кроссовках, которые он достал из ящика для обуви, были красно-черные пятна – наверное, от вчерашних бейберри. Впитались в белую сетку кроссовок. Когда сок от фруктов так сильно въелся, его сложно отстирать. Дорогие кроссовки, жалко… Откуда я знаю, что они дорогие? Когда мы вместе с Сэйити ходили за покупками, он хотел купить такие же, но передумал из-за цены.

– У тебя необычные иероглифы в имени^[6].

На ящике для обуви ученики сами пишут фломастером свое имя. Когда я проверяю его работы, всегда думаю, что у Кадзумы взрослый почерк, очень красивый.

– Да не такие уж и необычные.

Кадзума четкими, будто у робота, движениями переобулся. Его настолько неприкрытое равнодушие подействовало на меня. Каких-либо тем для разговора я больше найти не могла. И напоследок придумала только один вопрос:

– А какое значение у твоего имени?

И тут Кадзума^[7] внезапно остановился.

– Сократ.

– Что?

Не разворачиваясь ко мне, он повернул голову и впервые посмотрел на меня.

– Незнание знания.

Мне потребовалось несколько секунд понять, что это изречение Сократа. Нас учили этому в университете на занятиях по гуманитарным наукам. Осознание того, что ты ничего не знаешь… Кажется, смысл был такой. Истинного знания не получить, пока не заметишь, что ты невежественен.

– Мама меня так назвала. Ей хотелось, чтобы я не почивал на лаврах, даже если, выучившись, достигну многого, а стремился к тому, что действительно важно. Мама занималась книгами по философии. Сама их не писала, но делала. Отец говорил, что, до того как стать домохозяйкой, она работала в компании, которая выпускала подобную литературу.

Свою мать он называл «мамой», а отца – «отец». Интересно, почему он делал такое разделение? Пока я размышляла над этим, Кадзума повернулся ко мне спиной и пошел по направлению к школьным воротам.

– Тебе дали такое имя, а ты, Иинума, бросил учебу, да?

Я догнала его около ворот. У нас, учителей, тоже была сменка, и мы не имели права выходить за пределы школы в школьной обуви. Я сознательно нарушила это правило ради собственных представлений об идеальном учителе.

– Я уже очень давно бросил.

– Стал хулиганом? – немного посомневавшись, решительно продолжила я. – Разве тебе не хочется быть таким, как хотела твоя мама?

Я задумалась об этом во время нашего разговора с Газетой. Мать Кадзумы погибла под колесами мотоцикла, которым управляли парни, которые нигде не учились, нигде не работали, а только развлекались. Кадзума впал в такое отчаяние, что прекратил учиться, начал разгуливать по ночному городу и попал на учет в полиции. То есть он пытается стать таким же хулиганом, как те, кто убил его мать.

Кадзума остановился, плечи его напряглись. Однако его голова и шея как будто принадлежали другому живому существу. В голосе не произошло никаких перемен.

– Я делаю то, что считаю правильным. Потому что просто жить не имеет смысла.

Даже сейчас, по прошествии тринадцати лет, я до сих пор помню этот его голос: как будто он читает примечания к книге.

6

К восьми я наконец-то закончила работу и направилась в офис «Сыскного агентства домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока». Сэйити не было, только Эдзоэ и Люк, то есть уже не Люк.

– Вы действительно возьмете его себе?

– Пока не найду кого-то, кто его возьмет. Так, Пес?

Эдзоэ по-прежнему был в старой футболке и джинсах. Он развалился на диване и попивал пивко из банки. На живот ему положил голову щенок бладхаунда, которого только несколько дней назад назвали Люком, а теперь он стал Псом. Он спал, видимо, чувствуя себя в полной безопасности.

– А деньги за поиск вам заплатят?

Я села на стул в рабочем пространстве в глубине офиса. Он состоял из двух смежных комнат: комнаты с диваном и маленькой кухней и рабочего пространства с двумя столами, где сидела я. На диване валялся Эдзоэ – и, даже если б не валялся, сидеть с ним рядом было бы странно. Поэтому я прошла внутрь и села на офисный стул Сэйити. Офисным у него было одно название: складной стул с металлическими ножками, который они купили с Эдзоэ в комиссионке – тысяча иен за пару.

– Сказали, что готовы перечислить прямо завтра. К тому же сумму побольше, с компенсацией ухода за псом. Заплатили кучу денег за собаку, а теперь еще за то, что отдали ее… Не понимаю я, о чем думают эти богатеи.

«Только ли богатеев ты не понимаешь? По-моему, и обычных людей тоже», – подумала я, глядя, как Эдзоэ поглощает один за другим красные бейберри.

– Оставьте хоть немного…

На тарелке лежали плоды бейберри, которые я вчера собрала на острове Глазунья. Вроде бы они понравились Сэйити, и я отдала их ему вместе с пакетом, сказав: «Ешь, чтобы снять усталость». Наверное, Сэйити разрешил ему – раз он лопает их, нисколько не стесняясь.

– Вкусные… Как они там называются?

– Бейберри.

– Надо было попросить Ёсиоку, чтобы он заодно набрал их. Он же как раз поехал на остров Глазунья по твоему указанию.

– Я ему ничего не указывала.

Вечером Сэйити поехал на остров по моей просьбе. Наверное, сейчас он уже возвращается обратно на лодке, сделав все дела. Было уже поздно, и я беспокоилась, хотя сама же его и попросила.

– Так, и зачем ты его туда отправила?

– Это связано с моей работой.

…После ухода Кадзумы я вернулась в кабинет естественных наук. Открыла шкаф, где хранились микроскопы, проверила ручки настройки у каждого и достала из другого шкафа пресс для окрашенных растений. И тут же остановилась, заметив, что пресс испачкан какой-то жидкостью.

Меня охватило дурное предчувствие. Я тотчас вернулась в учительскую, взяла сумочку, вышла из комнаты и поднялась по лестнице на самый верх. Мобильным телефоном разрешалось пользоваться только в учительской, но мне не хотелось, чтобы мой разговор слышали коллеги. На крыше я вынула телефон из сумочки и набрала Сэйити. Я знала, что у него сегодня первый выходной после открытия офиса, но больше мне не на кого было положиться.

– У меня к тебе просьба…

Место на острове Глазунья, где был Кадзума. Разрытая земля, как будто там что-то закапывали. Мне нужно было обязательно уточнить один момент.

– …Эдзоэ, вы что-нибудь знаете о Сократе?

– Это отец философии.

– Да.

– Только это и знаю.

Он шмыгнул носом и хлюпнул недопитым пивом в банке. Спавший у него на животе Пес повел ушами во сне. У него были висячие уши, но и они поднялись вверх больше чем наполовину.

В этот момент послышались шаги: кто-то поднимался по лестнице. Когда открылась входная дверь, Пес мгновенно приподнялся и встал в стойку. Эдзоэ поморщился: видимо, щенок надавил ему лапами на живот. В офис вошел Сэйити; он улыбнулся мне.

– Когда я пришел на лодочную станцию, они уже заканчивали работать. Я пообещал им скоро вернуться, и мне удалось уговорить их на весельную лодку. Но быстро я им ее не вернул – и они на меня рассердились.

– Прости, это был твой выходной…

– Ничего, ничего… – Он посмотрел на Эдзоэ, и лицо у него посуровело. – Я же просил тебя не сжирать всё.

– А? – Эдзоэ хотел было слопать бейберри, но остановился.

Глаза у Сэйити налились кровью. Он подошел к Эдзоэ; лежащий у него на животе Пес напрягся.

– Ты просил?

– Просил.

– А я не слышал. Громче надо говорить.

– А я думал, мы спокойно поедим их сегодня во время обсуждения планов по продвижению кампании…

И дальше – один выпятив грудь, а второй продолжая валяться на диване – они стали пререкаться как дети малые. Так как речь шла о еде, они издевались над фигурами друг друга. Неужели все мужчины одинаковы? Если правда, то, наверное, компании, состоящие только из сотрудников-мужчин, – чудеса, да и только.

– Ладно, я виноват. Не буду больше их есть, – сказал наконец Эдзоэ и поставил тарелку с несколькими оставшимися плодами на край низкого столика. Так, будто он убирает подальше от себя что-то грязное. Наверное, нарочно так сделал. Сэйити, увидев это, хотел было еще что-то сказать, но передумал и вздохнул, как будто из старой шины выпустили воздух.

– Что там с моей просьбой? – спросила я.

Он наконец вспомнил и повернулся ко мне:

– Вот же я удивился: всё было так, как ты сказала.

Услышав его ответ, я сразу же достала мобильник. Перед тем как уйти из школы, я выяснила номер домашнего телефона Кадзумы. Если проверка, которую провел Сэйити на острове Глазунья, означает именно то, что я предполагаю, нужно как можно быстрее связаться с Кадзумой. Я набрала его номер; послышался один гудок, и телефон переключился на автоответчик. Я убрала мобильник в сумочку и оглянулась на диван, где лежал, надувшись, Эдзоэ.

– У этого Пса реально волшебный нос?

7

Мы поехали к Кадзуме Иинуме домой, сверяясь с адресом. Из офиса две остановки на автобусе на юго-запад. Его дом стоял одиноко, в отдалении от элегантного жилого квартала на холме. Спуск остался у нас за спиной, по центральной прибрежной дороге время от времени на высокой скорости проезжали автомобили. Именно здесь погибла мать Кадзумы.

– Похоже, никого нет.

Я кивнула в ответ на слова Сэйити и заглянула за ворота. Свет в доме был полностью выключен, все окна темные. В гараже не было машины, виднелись только большие и маленькие коробки и вещи в углу у стены, небрежно поставленные одна на другую. Безымянный щенок изо всех сил нюхал землю у нас под ногами.

– А этот… Иинума… он что, вместе с хулиганами, о которых ты сейчас говорила?

– Может быть, не знаю.

По дороге сюда я рассказала о Кадзуме всё, что знала. О смерти матери, случившейся год и несколько месяцев тому назад. Про учет в полиции в прошлом месяце. О следах использования пресса в кабинете естественных наук.

– Рика, как ты догадалась только по цветам и листьям, что это болиголов?

– Сначала мне просто показалось похожим…

Место на острове Глазунья, где был Кадзума. Только там не было травы, а землю взрыхлили. Рядом росли зонтичные растения. И мне показалось, что их белые цветы и листья очень похожи на болиголов, который я раньше видела в атласе, – полевую траву, во всех частях которой содержится токсичный алкалоид кониин. Если сделать выжимку такого растения, получится смертельно опасный яд. Родиной болиголова является Европа, в Японии он широко не распространен. Иногда его можно встретить на Хоккайдо; имелись даже случаи того, как местные жители съедали его по ошибке и получали отравление. В остальных же регионах он встречается крайне редко.

Вчера, после того как вернулась домой из ветклиники Сугая, я пролистала справочники растений, которые у меня были. Чем больше я рассматривала помещенные там фотографии, тем сильнее убеждалась в существующем сходстве. Разумеется, в тот момент мной руководил искренний интерес разузнать побольше об этом растении. Однако…

«Я делаю то, что считаю правильным, – вспомнила я слова Кадзумы. – Потому что просто жить не имеет смысла».

А после этого я нашла пресс, которым кто-то пользовался.

Известно, что в прошлом месяце, когда Кадзуму задержала полиция на улице поздно ночью, он был в компании нескольких человек. Они сбежали оттуда, полицейские пытались их догнать, но Кадзума выскочил навстречу полицейским и помешал погоне. Наверное, тогда удалось скрыться двоим? Может быть, Кадзума дал им возможность убежать, поскольку не хотел, чтобы в полиции узнали о его связи с ними? Ведь если его план осуществится, то, знай полиция, что они связаны друг с другом, Кадзуму заподозрят как преступника.