Все матери ненавидят меня (страница 5)

Страница 5

Молчу в ответ и не отрываю взгляда от симпатичного строителя, пока друзья не начинают подпихивать его в бока и шептаться. Тогда он встает и шагает ко мне. Высокий, это хорошо. Куда моложе, чем я думала. Ну, ничего.

– Угостить? – говорит Красавчик-Строитель, показывая на мой стакан. От парня приятно пахнет деревом и землей, будто по влажной траве рассыпаны сосновые иглы. На зеленых брюках сетка для вентиляции и наколенники. Садовник, значит, а не строитель.

Флоренс, ты серьезно? – недоверчиво спрашивает внутренний голос, поразительно напоминающий мою сестру Брук.

– У меня идея получше, – с улыбкой отвечаю я парню.

5

Ноттинг-Хилл-Гейт

Пятница, 11:45

Он натягивает зеленые брюки и неспешно выходит из женского туалета, а торчащая сзади рубашка чуть развевается, как плащ супергероя.

Опираюсь на раковину. Теперь мне лучше. Не супер, конечно, не как в клипе Мэрайи «It’s Like That»[9], где она спускается по ступеням в золотом платье. И все же лучше.

Прополаскиваю рот и изучаю свое отражение в зеркале. Для тридцати с лишком неплохо. Могло быть хуже. Да и бывало, честно говоря. Например, когда Уилл нас бросил и я потеряла двадцать фунтов веса и почти все брови. Впрочем, ладно. Сто лет прошло.

Во времена «Девичника» одна визажистка сказала, что мое лицо похоже на очищенную картофелину. Слова жестокие, но я сразу поняла, о чем она. У меня от природы неприметная внешность. Волосы, кожа и брови разных оттенков одного мышиного цвета. Я не стану по-настоящему красивой, как сестра, тем не менее со временем научилась кое-каким фокусам: наращивание ресниц, ламинирование бровей, отбеливание зубов, бесконечные скручивания на пресс, приседания, подъемы по лестнице. Красота – примерно как арка из шариков. Нетрудно добиться, просто много утомительной, однообразной работы.

Напоследок булькаю водой и сплевываю в раковину. В кармане звякает телефон.

1 сообщение от: Брук.

Я на месте, – гласит оно, а дальше идет смайлик.

Подтекст: «Где ты?»

Вот же черт! Обед. Брук. Я уже опаздываю, а это совсем нехорошо – сама ведь ее позвала. Отвечаю эмодзи с бегущим человечком и выбегаю из паба в жестокий свет дня.

Захожу в паб «Королевский» на целых тридцать шесть минут позже, пыхтя и задыхаясь. Одетая в свитер-тельняшку с золотыми пуговицами на плечах, Брук сидит перед нетронутой тарелкой салата и накручивает на палец прядь тонких светлых волос.

– Прости-прости-прости, – тараторю я и шумно усаживаюсь напротив сестры.

Брук поднимает взгляд от телефона.

– Вот ты где. Я уже заказала.

Она говорит точь-в-точь как жительница графств близ Лондона. Послушай нас кто-нибудь со стороны – не догадался бы, что мы сестры. В сравнении с ней я говорю как Вуди из «Истории игрушек».

Брук всегда была любимицей родителей. Родилась в солнечный майский день, словно исправленная версия меня. Обновленная, улучшенная, с носом-кнопкой и красивыми волосами. Наш отец, водитель-дальнобойщик, и без того редко появлялся дома, а через три недели после рождения Брук и вовсе исчез. Типичная история, «ушел за сигаретами и не вернулся», и только несколько лет спустя мама нам объяснила: он сел в свой грузовик и поехал по девяносто пятому шоссе в Скарсдейл, к «настоящей семье». Я никогда не обвиняла Брук, ни в коем случае. И все же трудно было не заметить связи между ее шумным появлением в доме и поспешным отъездом папы.

Мама работала официанткой в закусочной «Дэнниc», всегда «видела в людях хорошее», потому-то ее вечно использовали. Другие официантки постоянно упрашивали выйти за них в утреннюю субботнюю смену, самую паршивую, а она верила их выдуманным слезливым историям. («Людям надо помогать, девочки», – отчитывала нас она, когда мы не хотели оставаться дома одни.)

Мамина доброта притягивала хитрых мошенников-голодранцев – таких обычно зовут Дин, Эйс, Билли; их манит во Флориду, как мотыльков на свет. Они вечно выпрашивают сотню-другую долларов на «новое дельце», из которого ничего не выходит.

Брук было четырнадцать, а мне семнадцать, когда мама усадила нас за столик кафе, заказала три шоколадных фондана и объявила: мы переезжаем из центральной Флориды в Англию, а к нашей троице присоединится Барри, «художник», живущий «неподалеку от Виндзора», – она его встретила на сайте знакомств.

Я ужасно обозлилась. То было лето перед выпускным классом, а я только-только добилась популярности в школе.

«А как же группа поддержки?!» – завопила я и швырнула пирожное о стену.

Зато Брук была занудой-отличницей и в плане общения ничего особо не теряла. Новость она восприняла спокойно; я так и видела, как закрутились шестеренки у нее в мозгу. Через три недели, когда наш самолет приземлился в аэропорту Гатвик, Брук уже на английский манер проглатывала звук «р», держала вилку в левой руке и думала, какую шляпу надеть на скачки в Аскот.

И неважно, что дом Барри «неподалеку от Виндзора» оказался в городке Слау, в муниципальной квартире, которую он делил с пожилой матерью. Или что его «творчеством» оказались витрины магазинов в промышленной зоне. Благодаря переезду Брук заняла новое место в обществе, эдакая сестра Бронте на минималках.

Мама всегда отмечала, как Брук на нее похожа. «Мы с твоей сестрой родственные души». Не стоило и спрашивать, кого напоминала ей я. Отца. Негодяя, который нас бросил.

Вытаскиваю из салата Брук грецкий орешек.

– Извини, Би. Задержалась на собрании.

– Правда? – сестра хмурится. – Я думала, остальные матери тебя ненавидят.

– Долгая история, – подзываю официанта и заказываю двойной чизбургер без булочки.

Брук задумчиво изучает мое лицо.

– Прихорошилась куда-то, – заключает она. Моя сестра макияжем не пользуется – разве что гигиеничкой или иногда капелькой туши. Честно говоря, с ее внешностью неудивительно.

– Не все же одеваются, как престарелые садовники, Би.

Чуть наклонившись ко мне, Брук принюхивается.

– Выпила? И что это на рукаве, земля?

Меняю тему.

– Как подготовка к свадьбе?

Брук в следующую субботу венчается в церкви Святой Троицы на площади Слоун – наконец-то сбылась ее давняя мечта попасть в верхушку среднего класса. Свадьба для Брук – любимая тема разговора.

– Сплошные волнения, – вздыхает она.

Мы обе невольно переводим взгляд на россыпь старинных бриллиантов на ее кольце. Джулиан, жених Брук, из тех напыщенных англичан, чьи безупречные манеры скрывают истинную натуру, как плащ-невидимка. Я только спустя два года поняла, до чего он мне противен.

– Даже не знаю, как тебе объяснить, – продолжает Брук и спохватывается. – Извини. Я хотела сказать… Ну, у тебя все было по-другому.

Тупо киваю. Мне от нее кое-что нужно.

– Кстати… – Брук открывает роскошный темно-синий ежедневник. – Примерка платьев для подружек невесты. Окончательная. Понедельник, два часа. В другое время сестра Джулиана не сможет.

– Ладно, – я достаю из ее тарелки еще грецкий орех.

– Серьезно? – недоверчиво спрашивает Брук. – Ты не против?

Стараюсь изобразить сочувствие.

– Конечно, Би. У тебя сейчас много дел. Не хочу подбавлять.

– Так, все, – она шумно закрывает ежедневник. – В чем дело, Флоренс? Давай, говори. Чего ты хочешь?

Я прикусываю губу.

– И почему ты такая недоверчивая?

– Скорее, догадливая, – суровеет она.

– Понимаешь, у меня сегодня важная встреча. Вот я подумала, может, ты…

Брук морщится.

– Так и скажи: у тебя свидание!

Нет в Брук творческой жилки. Ей невдомек, каково это, когда отнимают мечту, когда грезишь о сцене, а та недостижима. Будь воля Брук, я бы так и осталась в безвестности, вечно делала бы арки из шаров или, еще лучше, переучилась бы на бухгалтера.

– Ну и кто сегодня счастливчик? Дворник? Любитель ставок на спорт? А может, маньяк из Шепердс-Буш еще не обзавелся подружкой?

– Нет никакого свидания! – огрызаюсь я. – Я иду на собеседование.

Брук фыркает, ноздри на безупречном вздернутом носике раздуваются.

– Ну конечно, собеседование вечером пятницы! Брось, Флоренс. Могла бы получше историю сочинить.

– А может, просто выручишь? Хоть раз в жизни?

– Раз в жизни?! – возмущается она. – Серьезно? Да как ты смеешь! – она заливается краской от лба до подбородка. – А помнишь «раз», когда я тебе одолжила четыре тысячи фунтов? Или «раз», когда ты целый месяц спала у меня на диване и водила… – она понижает голос до шепота, – толпу незнакомых типов? – Брук сорвалась с цепи, у нее с каждым словом слюна брызжет. – Неужели так трудно нормально себя вести? Хотя бы до конца свадьбы!

Опять вся горю. Пытаюсь сглотнуть, но вместо слюны во рту песок.

– Ха! Свадьба. И как я забыла? Ты же про нее молчала целых полминуты.

Средних лет женщины за соседним столиком уже цокают, вертят головой – хотят разобраться, из-за чего шум. Сестра бросает им виноватый взгляд: страх устроить сцену пересиливает в ней гнев.

– А почему Уилл не может присмотреть за Диланом? – шипит она. – Вы же условились, что на выходных его очередь?

Лицо горит. Она права. В соглашении об опеке указано: Уилл забирает Дилана каждую пятницу в шесть вечера и привозит обратно до полудня воскресенья. Только Уилл часто отменяет встречу, обычно тянет до вечера пятницы, когда Дилан уже собрал чемоданы и вовсю ждет. Вот и не хочу на него рассчитывать.

– Ну извини, если тебе так трудно помочь сестре – единственной, между прочим. Уверена, мама бы очень гордилась…

Лицо Брук темнеет.

– Не смей приплетать маму! Будь она здесь…

– Хоть ты тресни, Брук, – шиплю я, – но для мамы успешной дочкой осталась я. Навсегда, такой она меня запомнила, – достаю из ее салата последний орех и отправляю в рот. – А ты от этого бесишься, правда?

Подлый ход, даже для меня. Брук отодвигается подальше к стене, тянет на себя тарелку.

– Не лезь руками в мою еду.

Возвращается официант и подает мне бургер, как собаке, которая сжевала его любимые тапочки. Впиваюсь в мясо зубами, по подбородку течет сок.

– Вообще-то, старшая сестра ты, не забыла? – Брук хмурится.

Я громко жую, чтобы сильнее побесить, и выжидаю.

– Ладно, – рычит Брук. – Твоя взяла. Поступлю по-взрослому, как обычно. Присмотрю за Диланом. Только имей в виду – ради него, не ради тебя.

– Вот и славно, – тянусь за ее стаканом и отпиваю диетической «колы». – Увидимся вечером.

Оставляю счет Брук и спешу к метро. Дождь перестал, но затянутое тучами небо не внушает доверия. Надо было взять у Брук зонт, да поздно уже.

После ссоры с ней всегда портится настроение. Ведь моя сестра, искренне любящая свитера от «Бодена», легинсы «Потная Бетти» и кулинарные книги Джейми Оливера, по натуре своей человек нормальный. Хороший. Человек, для которого немыслимо опуститься до низости, необходимой для победы в любом споре. В отличие от меня.

Конечно, можно улыбнуться и прикусить язык на час-другой, даже на неделю. Только надолго не хватает. Тьма так или иначе показывает себя. Ехидное замечание тут, неоправданная жестокость там. И Брук это понимает. Она позволяет мне взять верх, и каждая победа все равно что заноза под ноготь, болезненное напоминание о гнилой натуре.

Опускаю взгляд на экран. Через час и сорок семь минут пора забирать Дилана.

Надо поторапливаться. Осталось последнее дело в списке.

6

Универмаг «Селфриджес», Оксфорд-стрит

Пятница, 14:08

Делаю шаг назад и восхищаюсь своим отражением в зеркале примерочной. Боди безупречное: мягкий черный бархат, длинные рукава, глубокий V-образный вырез почти до пупка. С таким точно бюстгальтер не носят. Хорошо хоть вставила импланты, когда была возможность.

Переворачиваю ценник и ахаю.

Триста шестьдесят восемь фунтов!

Может, цена в кронах? Прищуриваюсь.

Проверяю снова.

Триста шестьдесят восемь фунтов.

[9] «Вот так» (англ.).