Мы медленно обходим здание. Чем ближе к главному входу, тем громче стучит сердце. Я жду окрика, твердой руки на плече – нас вот-вот заметят и остановят. Но нет, ничего подобного. У дверей собралась толпа, полчища репортеров окружили школу, как муравьи – крошки после пикника. Двое полицейских поднялись к мисс Айви на ступени, а третий, бородатый, обращается к толпе монотонным голосом, чтобы не вызвать еще больший переполох:

– Дамы и господа, идет расследование…

Я поторапливаю Дилана, но он вдруг останавливается и смотрит по сторонам.

– Куда это ведут маму Алфи?

Следую за его взглядом и вижу на тротуаре перед школой нечто бесформенное. Различаю одежду, светлые волосы и тонкие, содрогающиеся руки и ноги. Раздается пронзительный плач. Не сразу понимаю: это человек. Клео. Двое полицейских, мужчина и женщина, пытаются поднять ее с тротуара.

Сердце у меня замирает, к горлу подкатывает тошнота.

– Давай, – тяну Дилана в сторону улицы. – Уходим отсюда.

Жители элегантных домов у школы понемногу включают свет, и по тротуару разливаются лужицы теплого сияния, а незанавешенные окна превращаются в маленькие театры: вот мама помогает ребенку с уроками, вот мужчина режет овощи, вот мальчик играет на фортепиано. Им невдомек, какая трагедия разыгрывается неподалеку.

Останавливаюсь на секунду и изучаю лицо Дилана. Оно бесстрастно, равнодушно. Судя по виду, он не слишком расстроился. А чего ему расстраиваться? Сын замечает мой взгляд.

– Мам, я…

Прижимаю палец к губам.

– Ни слова, пока не придем домой. Потом все расскажешь.

Сохраняю на лице спокойствие, шагаю неспешно. И все же безмерное облегчение сменяется другим чувством – у меня сосет под ложечкой, как после прыжка с трамплина. Пропал мальчик, а я умыкнула сына прямо под носом учителей, репортеров и полицейских. О чем только думала?!

Крепче стискиваю руку Дилана, сжимаю пальцами потную ладошку.

Жив. Здоров. Невредим.

8

Шепердс-Буш

Пятница, 16:23

Когда наконец приходим домой, у меня так трясутся руки, что я не попадаю ключом в замочную скважину. У Дилана лопается терпение, и он сам открывает дверь («Ой, мама, давай я!»).

Знаю, что нужно делать. То же, что любая хорошая мать: поставить чайник, усадить сына на диван и обо всем расспросить. Гоню себя на кухню, но тело будто отлито из свинца, а к рукам и ногам привязаны гири, которые тянут меня на морское дно. Не предлагаю чай с печеньем, а лежу на диване лицом вниз. Глаза сами закрываются.

Дилан идет на кухню и наливает себе воды.

– Можно сходить к мистеру Фостеру?

– Мистеру Фостеру? – тупо спрашиваю я.

Дилан ставит кружку.

– Ага. У него есть сверчки для Греты. У нее скоро спячка.

Я сейчас прямо ненавижу его черепаху. Привстаю с большим трудом – будто «Титаник» со дна поднимаю.

– Шутишь?

– Нет, – невозмутимо отвечает Дилан.

Разумеется, нет. Мой сын всегда говорит буквально.

– Садись, – велю я и хлопаю по дивану. – Рассказывай, что сегодня случилось.

Сначала он вроде бы хочет сесть. Потом вдруг хмурится и швыряет кружку об стол; та разбивается на сотни крохотных осколков.

– Ты все портишь! – он убегает в комнату и хлопает дверью.

Пусть идет. Достаю совок с метлой и собираю осколки. День был адский, тут любой сорвется.

Телефон гудит, пока ставлю метлу в шкаф. Сообщение от Уилла.

Видел новости. Что у вас там?!

С Диланом – ничего, – отвечаю я.

На экране три точки. Уилл печатает.

Буду в 6. Собери его.

* * *

Закончив подметать, на цыпочках подхожу к комнате Дилана и стучу в дверь. Он сидит на разобранной кровати и смотрит куда-то вдаль.

– Макароны с веганским сыром на ужин, как тебе мысль?

Дилан качает головой. Я изучаю его лицо, ищу подсказки. Мягкие щеки напоминают о малыше, которым он был совсем недавно, как будто пять минут назад. Скольжу взглядом по графическим романам Геймана о Никте Оуэнсе, по охапкам кое-как собранного и забытого белья, по навороченному телескопу (подарок Уилла – явно намек на то, что из нашей квартиры звезд нормально не увидеть).

– Слушай, Дил, ты ведь знаешь – я на твоей стороне.

Он кивает, не поднимая глаз. Сажусь на разобранную кровать, провожу рукой по мятой простыне с космонавтами. Грета, не мигая, наблюдает за мной из террариума.

– Мне нужно знать, что сегодня случилось.

Я жду. Рассказ вырывается из сына отрывками.

– Мы поехали. В заповедник, – монотонно бубнит Дилан.

Представляю, как мальчики в резиновых сапогах бродят в грязи по колено среди болотных растений, шагают мимо заброшенных водоемов и засидок, из которых наблюдают за птицами.

– Так, ясно.

– Мистер Макгрегор разделил нас на пары, выдал по биноклю – следить за редкими выпями, – голос Дилана чуть дрожит. Он опускает глаза в пол, обводит взглядом узор из звездочек на ковре. – Мы с Алфи были в паре.

Сердце у меня бьется чаще.

– Вы с Алфи вдвоем наблюдали за птицами? Больше никого?

– Ага.

Волоски на шее встают дыбом.

– Кхм, ясно. Дальше.

– Мы ушли на другую сторону болота. А я… увидел кое-какой мусор на земле. Банку от «колы» и упаковку от «марса», – он возмущенно сжимает руки в кулаки. – Кто-то взял и бросил. А если бы птица задохнулась?

Представляю тихое, прохладное озеро. Я спокойна. Я спокойна.

– Ладно. Дальше.

– Я сказал Алфи: «Пойду поищу мусорку». А когда вернулся, его не было, – Дилан опускает голову. – Я думал, он спрятался или хочет меня разыграть.

– Не понимаю. Вас ведь должны были посчитать в автобусе? Почему вы поехали в школу без Алфи?

Дилан смертельно бледнеет. У меня опять сосет под ложечкой. Пазл постепенно складывается, но не очень-то он мне нравится.

– Так… ты знал, что Алфи нет в автобусе? – мягко спрашиваю я и надеюсь, что ошиблась. – И… ничего не сказал?

Дилан не отрывает глаз от пола.

– Не понимаю. Почему сопровождающие не заметили?

Сын избегает моего взгляда.

– Не знаю, – бормочет он.

– Дилан.

Он протяжно выдыхает.

– Мы все уже сели. Мистер Макгрегор говорил с водителем, а сопровождающая называла наши имена и вычеркивала из списка. А когда назвала Алфи…

– Ну?

Голос у Дилана совсем глухой, словно со дна океана доносится.

– Я сказал: «Здесь!»

– Что-что ты сделал? – недоумеваю я.

– Пошутил! – крупная слеза стекает по его щеке.

Цепенею. Пожалуй, только слезы Дилана могут меня саму довести до слез, а если начну, он еще сильнее расплачется, вот и пойдет порочный круг соплей и рыданий. Прижимаю сына к себе.

– Это я виноват, – задыхается он.

– Нет, – отвечаю я поспешно, безотчетно. – Не говори так. Никогда так не говори.

Мы с Диланом неподвижно сидим на кровати. Под толстовкой у меня до сих пор черное боди из «Селфриджес». Оно мне кажется кольчугой, тесно сжимает и не дает вырваться.

Дилан вертит прядь песочных волос. Тик у него такой. О чем-то он еще умолчал.

– Я забыл рюкзак.

Выпрямляюсь на кровати.

– В школе?

– Нет, – тихо отвечает он, не выпуская из пальцев прядь. Потом переводит взгляд с ковра на меня. – В заповеднике.

Ерунда какая-то… Я же точно принесла рюкзак домой! Ну да ладно.

– Ничего. Занятия все равно отменят. Позвоню и спрошу, не привез ли кто рюкзак в школу.

– Мам?

– Да?

– Думаешь, Алфи умер?

Перед глазами явно встает образ: тело мальчика ростом с Дилана опускается на дно водоема. Гоню наваждение прочь.

– Нет-нет, милый. Конечно, нет.

Второй раз за вечер крепко обнимаю сына, чтобы он не видел моих слез.

Вяло помешиваю макароны и высыпаю в кастрюлю ядовито-оранжевый порошок. Не поверите, до чего трудно найти в Лондоне веганский набор для макарон с сыром, а Дилан мои усилия не особо ценит. Только начинает таять веганский заменитель масла, как звонит телефон.

– Алло?

– Макс говорит, мальчик пропал в походе? Слышала, будто никто ничего не заметил, пока не вернулись в школу!

Странно, голос незнакомый.

– Извините, а кто…

Голос на секунду умолкает, по звукам – кто-то явно затягивается вейпом.

– Дженни. Дженни Чхве. Мы сегодня утром общались.

Сердце у меня отчаянно колотится. Мы едва знакомы, зачем она звонит?

– Я вот чего не понимаю: куда смотрели сопровождающие? – голос у нее поднимается на целую октаву, как у оперной певицы. – Я тебе скажу, чем тут пахнет, Флоренс. Судебным иском, вот чем.

– Ну, может… – начинаю я.

– Как так получилось? – гневно перебивает Дженни. – Неужели детей не посчитали? Правила же есть!

На миг представляю, что я клиентка Дженни и этот поток праведного гнева направлен на тех, кого выберу я. Закрываю глаза и вижу, как ее острый ум пронзает всех, кто меня обидел: Уилла. Роуз. Особенно Роуз. Так приятно, даже голова кружится, будто глинтвейна выпила натощак.

А Дженни все говорит; слова вылетают из ее рта, как пулеметная очередь.

– А может, это связано с… – она понижает голос, – домогательствами? Ну, которые были несколько лет назад?

– Откуда ты…

Но ее не остановить.

– Няня сказала, родители сегодня устроили бунт. Ты видела?

– Так, чуть-чуть. Вообще-то, Дженни…

– Кстати, проверь почту! Там письмо от мисс Айви.

– М-м-м, я немного занята. Прочитаешь мне?

Голос у Дженни поставленный – видимо, была капитаном школьной команды по дебатам:

– «Уважаемые родители! Просим вас посетить внеочередное собрание завтра в 14:00. Фрит-роуд, город Марлоу, графство Бакингемшир, дом СЛ7. Собрание только для родителей. Пожалуйста, не берите детей, нянь, юристов и т. д. И, пожалуйста, не общайтесь со СМИ. С уважением, Никола Айви».

Дженни тихо присвистывает. А может, жижа в вейпе закончилась.

– Подбросить тебя завтра? Я слышала, ты не водишь.

– Ну… – пытаюсь выдумать отмазку.

– Пришли адрес, – велит она, и тут звонят на вторую линию.

– Извини, Дженни, на второй линии…

– Иди-иди. Потом расскажешь, что узнала.

Второй звонок – от Хоуп Грубер.

– Фло-о-ренс, – сладко тянет она.

Морщусь. Хоуп никогда не звонит мне без причины.

– Бедный Алфи! И бедная Клео.

Судя по голосу, ей ничуть не грустно. Он такой деланый, радостный – как у деревенской сплетницы, услышавшей интересный слух. Представляю, как она лежит в шезлонге в роскошном пентхаусе с видом на Гайд-парк, обзванивает всех знакомых матерей нашего класса, а запуганная помощница кормит Карла Теодора овсянкой с ложечки.

– Чем могу помочь? – сдержанно интересуюсь я.

Хоуп щелкает языком.

– Хотела проверить, как у тебя дела.

– Э-э…

– Тедди сказал, Дилан с Алфи сегодня вместе ходили. Ну, по заповеднику.

Сердце падает в пятки. Чтоб тебя! Могла и догадаться об этой ловушке. Отмена, отмена, отмена.

А Хоуп продолжает:

– К тому же у мальчиков были… разногласия. В прошлом.

Как бы отмазаться?

– Извини, я сейчас немного занята.

– Может, надо поговорить с полицией? Пусть лучше Дилан им сейчас все расскажет, по свежим следам.

– Конечно, – вот уж что меня не волнует, так это расследование.

– Уверена, скрывать ему нечего, – мурлычет Хоуп. – Но не стану утаивать, в чате это припомнили. Сама понимаешь, случай с черепашкой…

Меня обдает волной стыда и растерянности.

– Ты о чем? В чате новых сообщений нет…

Разве только… А. Конечно. Наверняка есть отдельный чат. Без меня. Деликатное молчание подтверждает мою догадку. Ладно, что уж теперь. Лучше узнаю, что ей известно.

– Хм, и что ты слышала?

– Ну, сплетничать мне было некогда, Флоренс. К тому же ведется расследование, сведения секретные.

Молча разглядываю ногти. Хоуп даже под угрозой смерти не сохранит чужой тайны. Слишком любит внимание.