Ну да ладно, это единственный светлый момент, да и тот сомнительный. В остальном у нас кромешный мрак: нет войска, способного хотя бы за крепостной стеной выстоять против Тхата; страна уверенно скатывается в полнейшую анархию без правителя, с бунтующим населением, с войском, возглавляемым иностранцами. Часть вельмож Мудавии вместо того, чтобы поддерживать управляемость государства, засела по своим вотчинам, часть пропала неизвестно куда.

Хотя, что тут неизвестного? Понятно без расследования, что одни пытаются присягнуть южанам, другие рванули к Раве, хоть там их никто привечать не собирается. Порядок здесь и в хорошие времена был так себе, а сейчас, лишившись множества чиновников высоких рангов (и заодно «самого главного босса»), государство пошло в разнос.

И это я лишь часть острых проблем озвучил.

Моё исчезновение тоже было одной из таких проблем, о чём мне первым делом и заявил в начале совета Кошшок.

Гибрид человека и крупного примата стукнул себя кулаком в грудь:

– Господин Гедар, я несколько дней пил за ваше здоровье без перерывов. Рад, что это сработало, вы снова с нами. И да, за это я тоже непременно выпью, как только закончится говорильня.

– Слава великому деснице! Слава деснице, спасающему полкового рэга от жажды! – прогнусавили из забросанной тряпьём клетки, что стояла у дальней стены.

Покрутив головой, я заметил:

– Как-то маловато нас осталось…

– Да, господин Гедар, мы многих потеряли, – признал Аммо Раллес. – Но зато остались лучшие, здесь рассчитывать можно на каждого.

Весьма и весьма сомнительное утверждение, ну да ладно.

– Господа, я не вижу среди вас первого советника Пробра. Он что, тоже нас покинул? Если так, жаль. Мне он казался весьма разумным человеком.

– Ну как вам сказать… – осторожно заметил первый интендант Мудавии. – Когда Первый Друг Народа почему-то решил, что против него плетут всеобщий заговор, он не сразу заперся во дворце. Вначале проявлял разную активность, к сожалению, не всегда здоровую. Мы пытались его успокоить, но не преуспели в этом, а некоторые из нас даже пострадали из-за своего рвения в этом вопросе. В том числе и советник Пробр. Насколько нам известно, ему без должной причины приказали направиться в тот самый печально известный коридор. Однако он не подчинился, и, можно сказать, с боем прорвался в город вместе со своими верными людьми. По слухам, Первый Друг Народа при этих событиях либо пострадал физически, либо испытал сильнейшее душевное потрясение. Именно после этого события он полностью закрыл дворец.

– Понятно. И где сейчас Пробр?

Интендант пожал плечами:

– Неизвестно. Кто говорит, что у него есть дружки среди южан, и он подался присягать Тхату; по другим сведеньям, вроде как скрывается в самом дальнем своём имении.

– И что, Тхат принимает таких, как он?

Снова пожатия плеч:

– Поговаривают, у него там какие-то связи есть. Со связями проще. Да и без них кого-то может и принимает, чтобы другим дурной пример подать. Но сильно сомневаюсь, что этим предателям там светит что-то хорошее. Должно быть, вы слышали, что на юге нас за людей не считают. Увы, это чистая правда. Что простых граждан, что граждан уровня Пробра гребут под одну гребёнку. Мы для них одинаковые, мы все никто. Государство простолюдинов, без аристократии. Кем бы ты ни был здесь, там уважения ждать не приходится. А если учитывать, что это вторжение главной целью ставит физическое уничтожение нашего народа, участь большинства ренегатов предсказуемо-печальна.

– Господа, простите мою несообразительность, но хотелось бы уточнить, – «проснулся» адмирал Иассен. – Мы собрались сейчас, чтобы обсудить нашу сдачу Тхату, или мы уже успели им сдаться?

– Вообще-то мы сейчас должны обсудить перспективы обороны столицы, – мягко поправил Аммо Раллес.

– Ах, вот оно как. Простите, получается, я не так вас понял. Ну ладно, продолжайте. И да, распорядитесь, чтобы мне принесли холодной воды. Совсем позабыл, что горло пересыхает в духоте шатров.

– И своё лекарство от маразма он тоже забыл, пусть его побольше принесут, – прогнусавили из клетки.

Кошшок швырнул в обитель говорливого уродца скомканной тряпкой, но при этом поощрительно хохотнул, что выглядело весьма неуважительно. Как-никак, пусть и номинально, но Иассен является командиром корпуса. То есть стоит над ним. И даже я до сих пор не понял, как это получилось, и почему этот ископаемый реликт сидит с нами, а не покрывается пылью в шкафу с нафталином.

Впрочем, адмирал, похоже, ничуть не обиделся на веселье формального подчинённого. Он, похоже, заснул мгновенно после того, как высказался.

Как обычно.

– Ну и что? Есть кому что сказать насчёт перспектив обороны столицы? – спросил я.

Немногочисленное собрание принялось переглядываться, и после затяжной паузы Аммо Раллес предложил:

– Господин Аюн сейчас, по сути, главнокомандующий всех сил Мудавии. Думаю, он лучше других может высказаться.

– Интендант стал главнокомандующим? – удивился я.

Глава миссии пожал плечами:

– Так-то глава другой, но дело в том, что он сейчас находится во Дворце Двух Коридоров и неизвестно, жив ли и что с ним вообще. По непроверенным слухам у него не всё ладно.

– А что, заместителей у него разве не было?

– Ну почему же не было, были. Один пропал, второй погиб при нападении неизвестных убийц. Глава городской стражи тоже мёртв, убит бунтовщиками при первых же стычках с ними. Ну и так далее. Никого, кто может сейчас оспорить роль господина Аюна, не осталось. Я, разумеется, имею ввиду лишь собравшихся здесь.

– Понятно, – кивнул я. – Ну тогда ваше слово, господин Аюн. Расскажите, каковы перспективы обороны города.

– Буду краток, – чётко ответил интендант. – Перспектив нет вообще. Никаких.

– А чуть подробнее можно? – попросил я. – По какой причине вы так считаете?

– Ну… Простите, господин десница, но я даже не знаю, что тут можно сказать… Тут куда ни посмотри, везде какие-то причины. Их не счесть, и все они работают против нашего дела. Начать с того, что если собрать все наши силы, этого недостаточно для организации полноценной обороны даже на половине городских укреплений. И учтите, что все собрать не получится. Связи с оборонительными линиями фактически нет, множество застав на них разгромлено, в оставшихся гарнизонах процветают приписки и дезертирство. Сколько там реально солдат даже в спокойные времена никто не знал. Верить тем цифрам, по которым начислялось довольствие, нельзя, их преувеличивали на всех уровнях: от низовых командиров до высшего командования. Лишнее довольствие, разумеется, разворовывалось. В итоге вместо сотни бойцов в гарнизоне по факту насчитывалось тридцать, а то и меньше. С началом войны ситуация ничуть не улучшилась, скорее наоборот. Боевые действия традиционно отключают многие моральные ограничения и заодно снижают уровень строгости контроля. Получается, желания начинают совпадать с возможностями, так что теперь и десяток вместо сотни может отказаться вполне неплохой цифрой. Причём даже такие немногочисленные силы собирать в столице бессмысленно. Южные склады пострадали при бунте, там большей частью всё сгорело, а что уцелело в огне, разграблено толпой. На северных складах пожаров не было, но уж лучше бы они были, потому что там разворовали даже то, что в огне не горит. Укрепления города в неудовлетворительном состоянии, некоторые башни лишь со стороны выглядят как башни, их внутренние перекрытия даже не сгнили, их попросту никогда не существовало. Разворовали всё ещё на стадии строительства, лишь внешний вид кое-как устроили. Довести проблемные участки до ума в короткие сроки никак не получится. Те немногочисленные укрепления, которые можно полноценно использовать, не в самом лучшем состоянии. Для них нет запасов стрел, камней и смолы, нет дров и котлов для кипятка, нет даже самых никчемных метательных машин. С машинами у нас полнейшая катастрофа, их нет даже у инженеров. Ещё недавно была одна катапульта, её на всех парадах выкатывали для вида, но и ту недавно умудрились украсть.

– Все воруют, но почему-то в клетке сидит лишь несчастная жертва обстоятельств, – грустно констатировали из кучи тряпья.

– Да, действительно как-то странно получается, – добавил я. – Вы ведь главный интендант. То есть именно вы ответственны за все направления материального снабжения, и при этом докладываете, что всё разворовано. Звучит, как явка с повинной.

– Да, моя вина, – не стал отпираться интендант. – Но это если не учитывать, что я на этой должности всего лишь неполный месяц. Мой предшественник очень плохо закончил. Его предшественник закончил лучше только потому, что успел сбежать от правосудия. Про тех, кто были до них, тоже ничего хорошего сказать не могу. Мне досталось настолько скверное наследство, что и года недостаточно для наведения хотя бы маломальского порядка.

– Я хорошо помню, что мы, традиционно повышая обороноспособность Мудавии, полгода назад выделяли вашей службе не только средства для пополнения парка оборонительных машин, а и сами машины, – заметил Аммо Раллес. – Ладно, я понимаю деньги, они… как бы это сказать… имеют свойство с лёгкостью куда-то улетучиться, но чтобы тяжёлые крепостные катапульты вдруг пропадали, это как-то совсем уж…

– Все эти вопиющие факты недостачи имели место до меня, – торопливо уточнил интендант. – Очень сожалею, что так получилось, но я здесь совершенно ни при чём. Сам не понимаю, как можно дойти до такой степени неуважения к имуществу государства, чтобы оставить стены столицы без метательных машин. И да, вынужден признаться, всё же я не полностью искренен, поэтому должен повиниться. Та самая катапульта, которую на парады и смотры вывозили, пропала уже при мне. И в этой сумятице у меня пока руки не дошли до тщательного расследования этого вопиющего случая. Тяжкое наследие от моих предшественников. Главных виновников уже не достать, но ведь воровали не только они, а и подчинённые. Сложно столько честных людей отыскать, вот и продолжаю работать всё с теми же ненадёжными кадрами. Но обещаю, я отыщу этих негодяев и узнаю, что они сотворили с нашей последней машиной. Она ведь особенная была, что-то вроде личного подарка от младшего принца вашей прекрасной страны. Точнее, их изначально четыре было, батарея полноценная. Но, насколько мне известно, три так и не собрали, они, возможно, до сих пор хранятся в разобранном виде где-то в арсенале Дворца двух коридоров. Где-то там же должен находиться запас алхимических снарядов, который к ним прилагался. Работа лучших имперских инженеров, дорогие артефакторные контуры и дефицитные материалы. Самый тяжёлый боеприпас такая машина способна метнуть чуть ли не до горизонта. Причём с поразительной меткостью, да с нашими неумёхами в расчёте. Произведение искусства, а не катапульта. Клянусь, я непременно найду тех, кто подняли на неё руки, и покараю их беспощадно.

Тема с пропавшей уникальной катапультой навела меня на неуместные мысли, и я решил её свернуть:

– Итак, подведём итоги: у нас нет ни армии, ни припасов. Так, по вашим словам получается. Однако я не вижу умирающих от голода солдат, как должно происходить без снабжения. И вообще, даже один живой и здоровый военнослужащий это уже армия, следовательно, о полном её отсутствии говорить тоже нельзя. То есть у нас есть какое-то войско, и в данный момент у нас есть чем это войско кормить. Мне хотелось бы подробнее узнать насколько именно скверны наши дела со снабжением, и на какие именно силы в данный момент мы можем рассчитывать.