Не надо боли (страница 10)
– Эмилия-я-я, с денюхой, – тянет Сема, по-хозяйски приобнимая меня за талию. – А музыку можно врубать? Давид Андреевич нас не задержит?..
– Тебя, Черепанов? – смеюсь, отстраняясь. – Вряд ли. Можешь врубать свою музыку!..
Отвернувшись от гостей, рассматриваю отца, который задумчиво курит в кресле на террасе, прилегающей к дому. Мой личный праздник навсегда граничит с самым большим горем папы.
В этот день умерла моя мама.
Когда до террасы доносится громкий бит, отец смотрит на меня не очень довольно и тушит сигарету. Я лишь развожу руками и тянусь к бокалу с легким, игристым вином. Запиваю ком в горле.
Мы веселимся.
Ребята поздравляют, отпускают не очень уместные шуточки, много говорят про секс, о котором думаю половина еще не знает. По крайней мере, не так, как они об этом мечтают.
Я чувствую себя немного нелепо.
Мой наряд, профессиональный макияж и высокий, гладкий хвост – все это для одного конкретного человека, который, кажется, не приедет.
С тех пор как Ренат покинул нашу квартиру в тот самый вечер, мы больше не встречались.
Вещи мне вернул их с отцом коллега, и он же рассказал, что за свое геройство при освобождении заложников Аскеров получил выговор. Руководство Управления планировали штурм, но в последний момент Ренат решил начать переговоры.
Это могло стоить человеческих жизней.
Это было со всех сторон глупо… и странно, потому что подполковник точно неглуп.
– Потанцуем, Эмми, – Сема снова приобнимает сзади.
– Черепанов, убери свои черенки, – скидываю наглую руки с живота. – Ты одурел сегодня? Где твоя девушка?
– А мы расстались.
– Вот как?
– Ага.
– Из-за чего?
– А я люблю другую, – снова меня обнимает.
– Идиот, – смеюсь заливисто. – Ты когда успел так напиться?
– Да не пьяный я, – психует.
Со стороны забора слышится звук подъезжающего автомобиля, и я, неуклюже передвигаясь на каблуках по газону, направляюсь к калитке. Тороплюсь.
– Ого, – чувствую, как кровь приливает к лицу, а в груди что-то рвется. – Сам Ренат Булатович пожаловал.
Прислонившись плечом к металлическому столбу, наблюдаю за тем, как Аскеров выходит из машины и снимает серый пиджак. Небрежно отбрасывает его на заднее сидение и идет прямо на меня.
– Привет. С днем рождения, – спокойно произносит, не проявляя никакого интереса ни к моему наряду, ни к оголенному животу, ни к ногам.
Я изображаю наигранную веселость и щурюсь от вечернего летнего солнца, бьющего по глазам.
– А где подарок? – дуюсь.
Он закидывает руки в карманы брюк и смотрит куда-то за меня, а я считаю пуговицы на его черной рубашке. Их оказывается восемь.
– Ты сказала, что я могу прийти без подарка, – Ренат переводит вкрадчивый взгляд на меня и, прищуриваясь, спокойно напоминает.
– Так все говорят, когда приглашают. Это дежурная фраза. Не более…
– Ааа… Ренат, – перебивает меня отец и небрежно сдвигает с места. – Привет, друг. Спасибо, что приехал.
– Привет, Давид.
Мужчины обмениваются крепким рукопожатием.
Я не знаю, как себя вести и где спрятаться, потому что разочарование вот-вот меня убьет. Насмерть. Развернувшись на каблуках, бегу к дому. Там скидываю туфли и зажигаю свет в ванной комнате.
Долго привожу себя в чувство с помощью холодной воды, а затем, окончательно успокоившись, обхожу дом с обратной стороны и, едва услышав мужские голоса на террасе, останавливаюсь.
– Прости, что пригласил в такой день, друг. У нас тут утренник, но я ведь вернулся только на сутки. Дочь поздравить. И… Марину мою помянуть. Выпьешь со мной?..
– Я сегодня пас. Жду важного звонка. Поздравляю, Давид, – довольно сухо произносит Аскеров. – Долгих лет жизни Эмилии.
Я безвольно прижимаюсь к прохладной стене и борюсь с хлынувшими в кровь чувствами.
Он так холодно произнес мое имя.
Так… отстраненно.
Ренат действительно не собирался приезжать на праздник и искать со мной каких-либо встреч. Во рту горчит, но я продолжаю изводить себя и подслушивать. Судя по тому, как посуда бьется о стеклянный стол, понимаю, что отец выпивает.
Следом слышится его голос:
– Да… Девятнадцать лет. Вся жизнь впереди… Марине было столько же, когда она…
– Эмилия на нее похожа? – спрашивает Аскеров настолько безжизненным тоном, что сомнений нет – это просто вежливость. Не более.
– Одно лицо. Такая же красавица. Только характеры разные. Они как день и ночь. Марина была женственной, мягкой, каждого шороха боялась. Эмилька же бесстрашная. Да и пацанка она, полный дом парней. Сам видишь.
– Ну, это как раз вполне очевидно, – тихо замечает Ренат. – Женщине нужна женщина. Или влюбленный в нее мужчина, а Эмилия еще молода. И вообще, может, зря ты больше не женился?
– Может, и зря… Вот только, кроме Марины видеть в своем доме никого не хотел. Тошно было. Все какие-то недоделанные: руки не те, губы, сиськи… Да что я тебе рассказываю. Ты ведь и сам понимаешь…
– Нет. Ты меня с собой не сравнивай, – усмехается Аскеров.
– У тебя ведь…
– Не знаю, о чем ты, – чуть резче отвечает. – Лучше расскажи, что там у тебя в Сибири? Долго еще?
– Ты ведь знаешь наши порядки, Ренат. Сейчас сказали до осени, но разработчики жалуются – Минобороны не могут обеспечить их всем необходимым. По химсоставу нового оружия мы уже приблизились к корейцам, но аппарату управления и этого мало. Они хотят поиметь весь мир, поэтому думаю, что все затянется минимум до весны.
– Понял. И как там?.. Жить можно?
– Служба есть служба. Работа ведется в старых, советских бункерах, построенных еще в тридцатых годах. Связи с миром там нет. В пересменку попроще. Городок небольшой, есть чем заняться. Да и сибирячки красивые, заразы.
Я закатываю глаза, не собираясь это слушать. Ничего омерзительнее, чем занимающийся сексом с сибирячками отец, и придумать нельзя.
Напялив туфли до конца, ровной походкой проплываю мимо террасы.
– За гостями своими следи, – грубовато кричит отец.
Останавливаюсь.
– Чтобы никаких инцидентов.
– Ла-адно, – тяну, кружась на месте и замечая на себе тяжелый взгляд серых глаз.
Аскеров прищуривается и поигрывает челюстью. На расстоянии делает так, что мое тело будто кипятком обдает. В груди тесно, и дело не в узком топе…
Я никогда не общалась со взрослыми мужчинами, но чисто инстинктивно быстро принимаю решение.
Оказавшись в беседке, хватаю свой бокал и жадно пью шампанское, а потом упрямо тяну за руку Семена.
– Эмми, ты че творишь?.. – ржет он, поднимаясь с мягкого дивана.
– Черепанов. Заткнись и потанцуй со мной…
Глава 16. Ренат
20.55. Дача Литвиновых, Подмосковье.
«Знание – сила». Эта выдержка из «Левиафана» Гоббса, опубликованного еще в середине семнадцатого века, прекрасно объясняет, почему наша работа Управления имеет особый, сакральный смысл и приоритетный статус.
По своей сути, разведка – всего лишь средство обладания информацией. Если быть точнее, информацией секретной, той, который большие мира сего скрывают от посторонних ушей и глаз.
И коли уж, с одной стороны, хорошему чекисту требуется великолепная память, то с другой – ему просто необходимо обладать навыком стирания той самой информации. Даже из головы. Ведь от этого зависят в прямом смысле человеческие жизни. И коллег, и всех сопричастных.
Увы, знание – порой такая сила, которая убивает.
Давиду Литвинову после ряда внештатных ситуаций я искренне доверяю, но уверен, так же как и он, стараюсь фильтровать свою речь, чтобы не навредить ненужной информацией.
– Сигару? – предлагает он.
– Нет, спасибо, – качаю головой, наконец-то расслабляясь в кресле.
Свежий, подмосковный воздух разжижает кровь, делает ее горячее.
Виски снова с самого утра страшно выкручивает, а мир опять был безнадежно серым и это… пиздец.
Пиздец, никогда меня не покидающий.
– Не закурил?
– И даже не планирую. – усмехаюсь.
– Здоровье бережешь?
– Нет. Не вижу никакого смысла его беречь…
– Это почему вдруг? – Давид тянется за пепельницей.
С интересом на меня посматривает.
Сибирь будто бы оживила его до блеска в глазах. А может всему виной алкоголь?..
– Почему офицер советской разведки не собирается следить за своим здоровьем? – иронизирует.
– Здесь все просто. Потому что моя жизнь – служба, а служба – моя жизнь. Если эти нитки оборвутся, то вместе. Неразрывная конструкция. Думаю, вряд ли я умру от рака легких, скорее всего, это будет вражеская пуля или минное поле. В худшем случае, плен. Но ты наши инструкции знаешь…
– Не в первый раз от тебя это слышу. Мне жаль, Ренат, – становится задумчивым.
– Не выношу запаха табака, но тебя уважаю, Давид. Поэтому терплю, но ворчу, как старая, сварливая жена! – отшучиваюсь и тяну руку другу.
Литвинов отвечает на рукопожатие и, откинувшись на спинку кресла, молча курит.
Я, почесывая подбородок, пялюсь прямо перед собой. Постройки на участке расположены так, что с высокой террасы предоставляется отличный вид на беседку, где резвится молодежь.
Как на ладони.
Полуголая Литвинова в безвкусном, легкомысленном костюмчике танцует с четвертым кавалером. Судя по тому, как тесно к нему прижимается, девчонка уже нетрезва.
– Весело у них.
– Пусть отдыхают. Я всех проверил. Все чистые.
– И поляков пробил?
– А ты в курсе про поляков? – искренне удивляется.
Я отстраненно киваю.
– Был повод познакомиться.
– Это обычные студенты. Я проверил.
– Вот и отлично.
Откашливаюсь, потому что если родного отца все устраивает, то это совершенно не мое дело.
– А что с «Магнолией»?.. – вдруг вспоминает. – Ты собрал команду?
– Можно сказать и так.
– Кого ангажировал Василий Георгиевич?..
– Следственный комитет выделил две боевые единицы, – без особого энтузиазма сообщаю. – Правда, один патрон холостой и бесполезный. Майор Майя Синицына…
Взгляд Давида становится цепким. Приблизившись, тараторит:
– Будь осторожен, Ренат. Старый хрыч не очень чистоплотен, и его сотрудники могут представлять его личные интересы. Особенно баба…
– Странно. А он тебе привет передавал, – усмехаюсь.
– Пошел он на хуй, – ни с того, ни с сего злится Литвинов, снова закуривая. – Мне его привет, что в Сибири кабриолет.
– Ай-ай-ай. Значит, не любишь генерал-майора?..
– Я в своей жизни, Ренат, люблю только Родину и дочь. Вторую люблю осторожно, вполголоса, чтобы не испортить. Молодежь сейчас такая пошла, один бред на уме. Наркота, бабки и полное отсутствие каких-либо классовых ориентиров. Для них «Родина» – это хоккейный клуб в молодежке.