– Здравствуйте, Роберт, – меня встретил дворецкий в ливрее. Мне захотелось снять обувь или как минимум надеть бахилы, настолько все сверкало. Но это не принято у «старых денег».

– Прошу, – распахнул дверь. – Агата Владиславовна ждет вас в салоне для чаепития.

Я шла за прямой спиной пожилого Роберта и пыталась предположить, зачем я понадобилась свекрови. Неужели уже знает? Сомневаюсь, что Мир первым делом к мамке под юбку побежал. Скорее уж под другую юбку заглянул.

– Здравствуй, Яна, – свекровь осмотрела меня критическим взглядом. Я приехала после работы, а там я придерживалась исключительно делового стиля. – Ну, рассказывай, почему ты бросила моего сына.

У меня глаза на лоб полезли. О чем она?!

– Я не совсем понимаю, Агата Владиславовна, – даже не присела, потому что свекровь не предложила. Чувствовала себя, как школьница, которую отчитывал строгий директор. Но мне не настолько было это важно, чтобы плюнуть на этикет и развалиться в кресле. Если честно, мать Мирослава вызывала у меня жалость, как бы это ни казалось парадоксальным. Она очень богата, могла позволить себе практически все с самого рождения, даже ее муж, отец Мира, взял фамилию жены, потому что Нагорные в этом городе – главная сила. Но… Агата Владиславовна одинока, и не факт, что счастлива. Я чувствовала, что внуков она любила, но по-своему, поэтому и они к ней не особо тянулись. Мой Рома уж точно бабушку Лену обожал, а к бабе Агате ездил только ради собак. Ну вот так… Я только разводила руками: заставить любить невозможно.

– Присаживайся, в ногах правды нет, – и повернулась к горничной, дежурившей тут же. – Чай и пирожные подай, – и снова перевела острый взгляд на меня. – Почему ты не сопровождала моего сына на вечере у Святослава? Ты была больна? Или Роман? Может, при смерти? Больше причин, оправдывающих твое безрассудство, не вижу.

– Нет, я здорова. Рома тоже. А не пошла потому, что не захотела.

Агата Владиславовна нарочито громко ахнула.

– Ты хоть понимаешь, что своими руками преподнесла моего сына этой актрисульке?!

Я взяла чай и взглянула на свекровь, пытаясь понять, зачем мы ведем этот разговор.

– Агата Владиславовна, давайте наконец поговорим откровенно: вы ведь никогда не любили меня, а наш брак с Мирославом считали мезальянсом. Что изменилось?

– Так я и Полянскую не любила! – воскликнула она. – Я вообще женщин моего сына никогда не жаловала, и что?!

Я рассмеялась. Вот это откровенность! Чего-то подобного я ожидала. Повезло еще, что Мир не маменькин сынок, иначе худо было бы нам всем с первого взгляда.

– Агата Владиславовна, мы с Миром расстались. Да, я взяла сына и ушла из дома.

– Неужели не будешь бороться за мужа? – сощурила глаза, такие же серые, как у единственного сына.

– За что? – не сдержала горечи. – Мирослав любит ее. У вашего сына появился шанс быть абсолютно счастливым с по-настоящему любимой женщиной. И это не я…

– Какой бред! – фыркнула свекровь. – Думай о себе, девочка, и о своем счастье. Ты не борешься, ты отходишь в сторону!

– Я думаю, Агата Владиславовна, и больше не хочу быть пластырем. Я хочу быть единственной!

Именно об этом я думала глубоким вечером, сидя на низком широком подоконнике. Рому уже уложила, налила бокал красного полусухого и смотрела на реку. Дождь мелко накрапывал, машины с бешеной скоростью улетали вдаль, на противоположном берегу темнели здания старой мануфактуры из красного кирпича.

Сегодня не обычный день, но потерявший торжество и сакральность. Наша с Мирославом годовщина. Девять лет назад мы поженились. Я не ждала звонка с поздравлением, но не ожидала, что муж вообще пропадет. Мы не связывались, не говорили и не виделись с того вечера, когда он разбил зеркало в гардеробной. Ладно я, но Ромка чем заслужил такой игнор? Он постоянно спрашивал про папу, а я больше ни в чем не была уверена, даже в нужности моего сына вроде как хорошему отцу.

Надеюсь, что причина все же была. Мне не хотелось разочаровываться в Мирославе еще и как в отце. Нет, он не был плохим мужем, но раз мы пришли к разводу, значит, и хорошим не стал. Как и я. Плохой муж, помноженный на плохую жену, равно развод.

Я пригубила уже второй бокал и закусила крупной виноградиной, когда в дверь постучали. Я поднялась, оставляя плед на окне, и босиком прошла через гостиную в коридор. Кто-то знал, что у меня ребенок, и не звонил, а тихо скребся. Посмотрела в глазок – муж пожаловал. Я открыла.

– Привет, – у него в руках был большой букет малиновых роз, стебли которых перетянуты лентой в тон. – С годовщиной, – подарил их мне. – Можно войти?

– Не поздно? – двоякая фраза, но я имела в виду исключительно время.

– Надеюсь, что нет, – не знала точно, о чем говорил Мир.

Я оставила дверь открытой и пошла в гостиную: мне понадобилась большая напольная ваза для цветов. Хорошо, что дизайнер использовала их в интерьере, а так только в ведро.

– Что ты хотел, Мир? – он присел за столик во французском стиле и крутил в руках бархатную коробочку.

– Это я купил, чтобы помириться перед вечеринкой у Свята, – оставил футляр на столе. – Но не подарил…

Да, мы крупно поругались, а потом я ушла.

– А это на годовщину, – достал какие-то документы. – Посмотри.

Я дрожащими руками развернула бумаги. Здесь было много всего, но главное – в договоре с английским аукционным домом. Боже мой…

– Я не могу, – замотала головой. – Это слишком дорого.

Я увлекалась живописью, любила ходить по галереям, выискивать новых художников, свежий взгляд, интересные композиции. Поэтому дружила с сестрой Святослава Нагорного, она художница.

Все это исключительно для себя. Мир, естественно, знал. В доме осталось много картин, которые я покупала… Сегодня он презентовал мне холст кисти Марка Шагала «Влюбленные». Художник запечатлел на нем себя и жену. Символично и дорого. Очень, очень дорого. Миллионы долларов.

– Это инвестиция, Яна. Если ты решишь ее когда-нибудь продать, то станешь очень богатой женщиной.

– Я не мо…

– Ты примешь, потому что мне она нафиг не нужна! – криво усмехнулся. – Завтра картину доставят. И приедет мастер, установить сигнализацию. На всякий случай.

Даже если это был подкуп или откуп, то приятно, в каком виде это сделано. Мир помнил о моих вкусах и предпочтениях. Последний знак внимания.

– Спасибо, – присела рядом.

– Мы можем поговорить?

Я только кивнула. Нам было что обсудить. В частности, общение с сыном.

– Прости за сцену дома. Я напугал тебя?

– Немного, – ответила правду. Да, я никогда не видела Мира в такой яростной растерянности. Он не понимал и не принимал наш с сыном уход. Но смог взять под контроль эмоции и не удерживал силой.

– Поэтому я не пришел раньше, – коснулся шеи, затекавшей после работы. Я это знала. Я вообще хорошо его знала. Наверное, поэтому не могла ненавидеть. – Хотел, чтобы мы оба остыли и придержали эмоции, – неожиданно взял мои руки в свои, большие и теплые. – Яна, не произошло ничего настолько ужасного. Мы еще можем подумать, понимаешь? Мы уверены, что расстаться – это правильное решение? Ломать – не строить…

– Если бы оставался шанс, что мы сможем, то я не ушла бы. Мир, нельзя иметь сразу двух жен. Нам обеим это больно. Ты год разрывался между долгом и желанием. Я устала. Понимать, принимать, уговаривать себя, что в этом нет ничего такого. Что вас связывает только дочь. Я хочу быть первой, понимаешь? Единственной для мужчины.

– Яна, я…

– Не надо, – приложила палец к его губам. – Тут уже ничего не скажешь.

Мирослав поцеловал мои руки и посмотрел прямо в глаза:

– Ты должна знать, что я очень люблю тебя и Ромку. Никогда не жалел, что встретил тебя и женился. Я во многом виноват. Ты права. Я мудак, который не знает, чего хочет. Зажрался, – крепче сжал мои ладони. – Прости и знай, что всегда буду рядом. Мы никогда не будем чужими, Яна… Мудрёна моя… – я как-то не успела опомниться, как оказалась у него на коленях. Что Мир умел делать виртуозно – это обвораживать женщину: не нахрапом брать, а природной харизмой и энергетикой. От него исходила сила, но не грубая и опасная, а надежная. Ему хочется довериться.

– Что ты делаешь? – уперлась ладонями в широкие плечи.

– Хочу запомнить тебя… – носом прошелся по моей шее, заканчивая путь в ложбинке груди. – Красивая штучка, я такой не помню… – раздвинул полы кружевной накидки. Я гостей не ждала и на белое боди накинула короткую тунику на завязках полностью из кружева. Вещь не новая, и Мир точно видел ее, просто не запоминал такие мелочи.

Я обняла ладонями его лицо, укололась о темную щетину, погладила широкие брови и поцеловала пока еще мужа. Я тоже хотела оставить в памяти приятное о нашей последней близости: это не про секс, это про пару – мужчину и женщину, которые много лет были семьей. Это про прощание…

Долгий, наполненный мучительной терпкой горечью поцелуй. Сейчас Мирослав думал обо мне, и внушительная шишка упиралась в мое бедро. Но… Поздно. Я отпускала его. А он никогда не держал меня. Любил, но не настолько, что невозможно дышать. А я… Мне еще придется научиться жить без него… Я любила его, вероятно, сильнее, чем требовалось. Один любил, второй позволял – народная мудрость.

– Уходи, Мир… – разорвала нашу связь. Продолжать слишком опасно.

– Точно хочешь, чтобы я ушел? – гладил мое бедро, особенно внутреннюю сторону, подбираясь к трусикам. – Ну давай, Ян… – сдвинул полоску и коснулся меня внизу, а сам потерся подбородком о мою грудь, пытаясь зубами через ткань прихватить напряженный сосок, и смотрел туманными глазами. Сейчас Мир точно думал исключительно обо мне. – Ты же хочешь, Мудрёна… Я тоже хочу, – положил мою руку на бугор в паху, – очень хочу…

Я фыркнула, но признала:

– Хочу, но не буду, – и убрала руку.

Как странно: если отбросить события последних месяцев, то между нами сейчас именно та гармония, которую мы потеряли.

– Неужели это все, Ян? – хриплым шепотом.

– Не самые плохие девять лет… – я поднялась с его колен. – Ты только Ромку не забывай, он скучает… – подошла к окну, смоченному крупными каплями, словно горькими слезами. Небо тоже плакало, когда ломалось то, что должно быть несокрушимым.

– Я заберу его завтра из сада, и мы останемся на ночь дома. Не хочу, чтобы отвыкал от меня, – Мир встал сзади.

Так и вышло: он забрал сына, а я тем временем подала на развод…

Глава 8

Мирослав

Сегодня я взял обоих своих детей и устроил субботнюю развлекуху: сначала аквапарк, потом поехали в ресторан, полностью заточенный под юных гостей, а закончили день просмотром нового мультфильма.

Я хотел, чтобы Ники и Рома не забывали, что они родные брат и сестра, и отношения с их матерями не наложило отпечаток на них самих. Сын еще маленький, и ему с одной стороны странно, что мы больше не живем в одном доме, но он быстро ассимилировал к переменам и принял наши объяснения как единственно верные. С Николь было сложнее: она не понимала, почему после ухода Яны к нам в дом не переехала Лика. Почему-то дочь была уверена, что одно вытекает из другого. Конечно, это было не так.

Уже неделю как мне пришло уведомление о подаче женой заявления на развод. Было ощущение какого-то сна: мне слабо верилось в происходящее, хотя я вроде бы как принял ее решение. Не мог назвать его нашим, даже после прощания с Яной. Нет. Ее прощания со мной. Сам я даже мысленно не отпустил ее. Она непросто была мне женой: Яна это уже родной человек, а родные должны быть рядом. Надеюсь, что хотя бы общаться мы не перестанем. У нас же сын и многолетнее стопроцентное взаимопонимание.

Подготовкой документов занимался лично: алименты, опека, содержание жены. Поскольку бизнес у нас семейный, то разделу там ничего не подлежало, но я своих женщин никогда не обижал, а Яна была прекрасной женой и матерью, нуждаться никогда не будет.