Алиса Стрельцова: Звездный ворон

Ермолай: Так сам ты скажи, в чём состоит истинное счастие?

Григорий: Первее узнай всё то, в чём оно не состоит, а перешарив пустые закоулки, скорее доберёшься туда, где оно обитает.

Григорий Сковорода^[1]. Разговор пяти путников об истинном счастье в жизни (Разговор дружеский о душевном мире)

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения ООО «ИД «КомпасГид».

© Алиса Стрельцова, текст, 2025

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2025

Глава 1
Завертелось

Гришка битый час топтался на Ильинской возле приюта и тревожно поглядывал на другую сторону улицы… Колокола оттрезвонили, службу в Вознесенской церкви давным-давно отстояли, народ разошёлся по домам – обедать. А у него с самого утра во рту маковой росинки не было. Живот свело, ноги гудели. Не просохшая после дождя рубаха липла к озябшей спине.

Задаром токмо столярку прогулял! И всё из-за энтого баламошки кучерявого. Послал же Бог товарища! Всю ночь из-за него глаз не сомкнул… Сговорились же увидеться вечером на Покровке, дак нет же… Унесла его нелёгкая… Но вот куда? И в приют ночевать не явился… Не у гимназистки же заночевал? Не по Сеньке шапка – ейная мамзель ни за что бы не позволила… хм, разве что на конюшне…

Из-за поворота вышел Михалыч, принялся сноровисто размахивать метлой. Гришка снова глянул на калитку женской гимназии. Не приметив Гали, да и вообще ни одной живой души, поспешил к дворнику.

– Здорово, Гришаня! – пробасил тот издалека.

– Здорово! – отозвался Гришка и постарался не пялиться на грязные сапоги дворника.

Эх, короб с ваксой не додумался с собой прихватить. Прохожих тут не густо, не то что на Покровке… Но на чёрствый калач заработал бы. Да и не торчал бы у всех на виду, как распоследний бездельник…

– Матери дожидаешься? – прервал его размышления Михалыч и зацепился взглядом за радужный синяк под левым Гришкиным глазом.

– Она сегодня дома… – Гришка посторонился, чтобы тот не зацепил его метлой.

– А с лицом чаво? Неужто отец расписал?

Гришка вскипел похлеще растопленного самовара, но отвечать не стал…

– На то он и отец… – Неловко вздохнув, Михалыч сменил тему и, задорно подмигнув, кивнул в сторону Марии́нки^[2]. – Неужто девок выглядывашь? Приглянулась кака, али так… озорства ради?

– Обижаешь! Я сугубо по деловой надобности.

– По деловой? – Михалыч рассмеялся, повёл лукавым глазом. – Чаво так? Парень ты видный! Девки крепких да курносых любют…

Гришка кашлянул:

– Исключительно по деловой! Вот и тебя хотел расспросить. Ты вроде вчерась дежурил?

– Было дело! – Михалыч отставил метлу, вынул из кармана махорку, принялся крутить папироску.

– Приятеля моего не видал? Мы с ним давеча в приют наведывались…

– Кучерявый такой?

– Ага!

– Не-е… не видал, – помотал головой Михалыч.

– Пропал он… Думаю, не угодил бы в историю? Ты, энто… Может, слыхал чего?

– Ничегошеньки, – пожал плечами Михалыч, – чужих на улице не было. У нас на Ильинке народ порядошный, не балаганит… Угощайси!

– Не курю я!

– Чего так? – гоготнул Михалыч. – Башмачник же – не поповский сын.

– Вони не выношу! – отмахнулся Гришка и отошёл в сторонку.

Михалыч утонул в дымном облаке:

– Вона как… Ну, ежели товарищ запропал, на ярманке ищи-свищи… Там народишко тёмный, всяко бывает!

Выплюнув сжёванную до самого корешка соломину, Гришка раскланялся с дворником и вернулся к своему наблюдательному пункту.

Так-так! К губернатору Серёжа не наведывался, в приюте его тоже не было… Может, и вправду на ярманку занесло? Ночью? Господи, помилуй…

Гришка перекрестился.

…Случись чего, я бы знал. С утра сводка по тамошней части была, ежели чего – Петрович бы уже сказал. Значитца, точно у ней – больше ему деться некуда. Да вот токмо выйдет ли? Купеческая дочка… Поди ж, на полном пансионе? Даром что живёт через дорогу. Трескает сейчас в своей гимназии французские булки с ветчиной, молочком запивает. А я тут с голодухи сохну.

Порывшись в заплечном мешке, Гришка отыскал початый кулёчек семечек… Из-за свинцовой тучи вынырнуло солнце и резануло по глазам. Гришка развернулся к нему спиной, глянул на вытянувшуюся тень.

Часа два пополудни…

Две гимназистки выскользнули из-за калитки Мариинки, цокая каблуками и треща без умолку, пересекли Ильинку. Та, что повыше, взмахнула длинной косой, мельком посмотрела в Гришкину сторону.

Никак она? Наконец-то! А то уже все башмаки стоптал…

Гришка пошёл следом, но девиц обгонять не стал. Посмотрел, как они распрощались у Чесноковских хором, и Галя направилась к дому. Гришка присвистнул и прибавил шагу. Девчонка выпрямила спину и ускорилась.

Даже не взглянула, ей-Богу, барынька!

Гришка негромко окликнул:

– Галина Николавна!

Галя обернулась, моргнув болотными глазищами, пролепетала:

– Григорий!.. Зачем ты здесь?

– И вам не хворать! – усмехнулся Гришка.

Галя приложила палец к губам, спряталась за угол соседского дома. Гришка юркнул следом:

– Чего шушукать-то?

– Не дай Бог, маменька услышит или заметит кто… Не велено мне с тобой разговаривать! – Девчонка опустила глаза в землю.

– Да уж куды нам с суконным рылом да в калашный ряд? – Гришка покосился на проезжающую мимо телегу.

– Пóлно тебе, Григорий, не серчай! – Галя коснулась рукой его плеча. – Я не хотела тебя обидеть. Мне надобно тебе рассказать…

Гришка помедлил немного, чтобы не задавалась, прищурился, заглянул ей в лицо:

– Говори, коли нужно…

– Ты Серёжу видел?

В груди у Гришки ёкнуло:

– Нет! Мы с ним дáвеча вечером условились на Покровке встретиться. А он не пришёл. Случилось чего?

– Случилось. Только что? В толк не возьму. Вчера после обéдни мы тоже должны были музицировать. Я его ждала-ждала… Ох, и невоспитанный же он молодой человек, всегда опаздывает. Разве ж можно так с порядочными барышнями?..

– Ты сказывай скорее, не увлекайся!

– Ах да! Тут маменька нагрянула. Я ей про Серёжу всё и рассказала. Она осерчала, бранила меня, мол, кого попало в дом пускаю… Я расплакалась. А тут – он! – Галя попыталась справиться с нежданно накатившими слезами.

– Кто? – спросил Гришка сурово, стараясь не обращать внимания на эту сырость.

– Серёжа! Стоит на балконе и смотрит на меня сквозь стекло. Я выбежала к нему. Спросила, что он там делает. Маменька окликнула меня. Не успела я обернуться, а его уже и след простыл.

– С балкона, что ли, сиганул?

– В том-то и дело, что – нет! Я бы заметила. Просто взял и растворился…

– Растворился? А что потом?

– Ничего. Жаннет накапала нам с маменькой валерианы, мы успокоились и пошли раскладывать пасьянсы.

Вот бабы! Человек исчез, а они пасьянсы раскладывают.

Гришка почесал затылок…

Или соврала? Навряд ли… Хм, неужели Серёжа в своё время вернулся? Но как? И мне ничего не сказал… Тоже мне – товарищ!

Гришка чуть было не рванул в мастерскую, но вдруг вспомнил про Серёжину просьбу, снял с головы картуз, вынул из него вчетверо сложенный листок и протянул Гале:

– Чуть не запамятовал.

– Что это? – гимназистка смешно вскинула бровки.

– Письмо. Серёжа просил передать!

– Письмо? – Галино лицо просияло. – Мне? Спасибо тебе, Гриша!

Девчонка бросилась на Гришку с объятиями, у того от этой нелепости даже ноги к земле пристыли.

– К чему щенячьи нежности-то? Подумаешь, клочок бумаги с загогулинами.

Галя залилась румянцем, спрятала заветный листочек в карман.

– На досуге почитаю. Пора мне – маменька будет волноваться…

И упорхнула, словно синица. Гришка и глазом не успел моргнуть.

И чего токмо Серёга в ней нашёл? В голове – сплошные «лямуры», никакого соображения.

Обождав немного, Гришка дошёл до Рябининского особняка, приметил раздвоенную липу, притулившуюся к балкону. Оглянулся…

Никого! Пожалуй, лучше всё-таки самому проверить…

Подмигнув белогривым каменным львам, Гришка легко перемахнул через кованый забор. Пригнувшись, добрался до липы. Шустро вскарабкался по ней вверх и притаился в листве. На балкон не полез.

От греха подальше… Не то, чего доброго, растворюсь, как Серёжа, а мне училище окончить надобно!

Сквозь просветы в балконной решётке Гришка разглядел узорчатый стол и соломенное креслице. В креслице жмурилась от солнышка нелепого вида старушка в синей гороховой косынке.

Гришка затаился.

И чего она здесь прохлаждается? Нашла время!

Дальше случилось что-то и вовсе нелепое. Старушка бойко нырнула под стол, встала на четвереньки и прислушалась…

Балконная дверь распахнулась, на припёке перед столом возникла Галина Николавна, всё ещё в плаще и гимназической форме, с Серёжиным письмом в руках. Не отвлекаясь от чтения, девчонка уселась в опустевшее кресло, пробежалась глазами по листку. Вскинув бровки, прищурилась, перечитала ещё раз. И даже в лице изменилась.

Точно весеннее небо! Сперва озарялось солнечными лучами и вдруг враз заволоклось хмурыми тучами! И всё-таки в ней что-то есть… когда не манерничает.

Наконец, Галя прочла прощальные строки. Смахнула с бледной щеки огромную слезу.

Ну вот, опять! За водой ходить не надо, токмо вёдра подставляй! Ох, и любят эти девицы слезу пустить…

Старушка под столом заегозила. Скрючилась в три погибели, а потом что есть мочи чихнула. Вздрогнув всем телом, Галя выронила письмо и отскочила к двери.

Как ошпаренная кошка! – От беззвучного смеха Гришка чуть с липы не свалился.

Старушка прихватила нежно-розовый ридикюль, пятясь выползла из-под стола, подолом юбки нечаянно смахнула Серёжино послание с балкона.

– Здравствуй, милая, кипяточку не найдётся? – вынув из ридикюля расписной чайник, старушка протянула его Гале. – Согреться бы бабушке! Погода сырая. Того и гляди простуду подхватишь.

Галя прижалась спиной к двери и уставилась на гостью так, словно увидела привидение:

– Опять вы? Как вы сюда попали?

– Ты, дитятко, не пужайся! Я бабушка порядочная, не обижу. Хорошо тут у вас, вот и пригрелась на припёке. Чайку выпью да и отправлюсь по своим делам…

Галя дрожащими руками взяла у старушки чайник и, вконец ошарашенная, исчезла за дверью. Бабуся неспешно размяла поясницу, выкатила из-под стола котомку на колёсах, вынула оттуда потрёпанную клетчатую накидку и, завернувшись в неё, смачно хрустнула яблоком. Гришка почуял аромат антоновки и сглотнул слюну.

А что, если энто та самая бабуся, про которую Серёжа рассказывал? Как же я сразу не смекетил?

Старушка порылась в кармане, вытащила оттуда часы червонного золота, бормоча что-то себе под нос, принялась вертеться по кругу…

Точно факир из цирка Никитиных! – усмехнулся про себя Гришка.

Перед старушкой снова появилась Галя, без чайника.

– Отдай письмо, ведьма! – проверещала она и вцепилась в поросячий ридикюль старушки.

– Что ж ты делаешь, дурёха? – выкрикнул Гришка и, перескочив через решётку, ухватил девчонку за складчатую юбку. – Пропадёшь ведь…

Досказать он не успел – его крепко дёрнуло. Так, будто телега на ходу перевернулась! Всё завертелось, словно на карусели, и стало совсем темно…

——

Очухавшись, Гришка увидел, как из темноты вынырнула похожая на электрический вагон гудящая махина и ринулась на него! Он остолбенел…

Чьи-то руки ухватили Гришку за плечи и оттолкнули в сторону. Перед его глазами мелькнуло перекошенное лицо гимназистки.

– Чтоб тебе пусто было! – взревел он.