Дидье ван Ковеларт: Мальчик, который спас Землю

Дидье ван Ковеларт
Мальчик, который спас Землю

Didier Van Cauwelaert

L’enfant qui sauva la Terre

© Éditions Albin Michel – Paris 2024

Published by arrangement with

SAS Lester Literary Agency & Associates

© Клокова Е., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

АЗБУКА®

Оформление обложки Анастасии Ивановой

* * *

– Здравствуй, Тома, – сказала вошедшая в палату клоунесса. – У меня для тебя хорошая новость: врачи бессильны, но ты можешь поучаствовать в лечении Земли.

Я вежливо рассмеялся. Она присела на край кровати, между стойкой капельницы и тревожной кнопкой, сняла нос, сделанный из половинки шарика для пинг-понга, покрашенного в красный цвет, и продолжила:

– Моя задача – помочь тебе перенаправить энергию. Будешь бороться за сохранение жизни на планете – сделаешь собственное выздоровление насущной необходимостью.

У нее было набеленное лицо и алая улыбка от уха до уха, а голосок сексуальный, как у диктора GPS. Она сунула нос в карман плаща попугайной расцветки и заявила, что ее внешний вид – не более чем обертка, фантик, который помог ей миновать санитарный кордон.

– А клоунов что, не проверяют?

– Считают, раз они тут, значит так и надо. Сто десять волонтеров «Посмеяться-в-больнице» навещают восемьдесят тысяч детей в год, они ни за что не подвергнут их риску. Показать тебе мой QR-код?

Я пожимаю плечами. Когда меня привезли в больницу, главный администратор с гордостью заявил – хотел успокоить! – что отделение паллиативной медицины лучше других защищено от внешних возбудителей болезней. Я в ответ буркнул, что считаю все эти предосторожности маразмом, ведь мы и так умираем. Он опустил глаза на клавиатуру компьютера, пожелав мне «приятного пребывания» в заведении.

Морфий затуманивает мозги, но я собираюсь с силами и спрашиваю незваную гостью, загримированную под пиццу:

– Ну и кто вы такая?

– Это зависит от того, – она вздыхает и закидывает ногу на ногу, зазвенев бубенчиками мягких сапог, – кем ты желаешь меня считать: инопланетянкой, феей, Пресвятой Девой Марией?

Я смотрю на психованную незнакомку, поглядывающую на меня из-под ресниц, и думаю, что все мои ровесники – нормальные парни – среагировали бы на нее, несмотря на надувную бабочку и синюю шапочку-шарлотку (она делает тетку похожей на ватную палочку!).

Отвечаю прохладным тоном, что я слишком стар, чтобы верить в фей, инопланетян не существует, а религии только для того и нужны, чтобы колошматить друг друга по поводу и без.

– Ладно, тогда скажем, что я из будущего. Годится?

– Пойдет. Из какого года?

– Это неважно. Я пришла из никудышного будущего, которое попрошу тебя отменить, вычистив твое настоящее. Мы договорились?

Я киваю, решив не противоречить посетительнице. Отец всегда призывал меня быть осторожным с психами, особенно если они выглядят как нормальные люди.

– Я устал, мне нужно поспать.

– Нет, Тома, ты должен грезить. Наяву. Чтобы снова научиться концентрироваться.

Мои пальцы скрючиваются, я отвечаю:

– Не знаю, в курсе ли вы, госпожа клоунесса… У меня синдром Бофора.

– Отличный сыр.

Я брежу… Она либо новичок в своем деле и даже не поинтересовалась диагнозом пациента, прежде чем соваться в его палату, либо решила меня разыграть. Провокативная терапия. Сцепив зубы, я невероятным усилием воли распрямляюсь – сантиметров на десять.

– Обращаю ваше внимание: это очень тяжелая болезнь!

– Конечно, будь она неладна, иначе мы бы не встретились.

– Сами вы… неладны! У меня все болит, лекарств не существует! Эта болезнь – «сирота»!

– Ну так удочери ее.

Она лучезарно улыбается, и я без сил роняю голову на подушку.

– Я для того и пришла, – доверительным тоном добавляет она, придвинувшись ближе. – Приручи ее, очисти ее имя, надели привлекательными побочными эффектами… Какую власть имеет над тобой синдром Бофора? Он сделал тебя сильным и красивым^[1].

Я округляю губы в немом «О!» в знак восхищения ее остроумием. Клоунесса выглядит довольной. Вот и хорошо, пусть «клоунотерапия» приносит пользу хотя бы клоунам!

– Брось эту штуку, Тома!

Она хватает мою руку, тянущуюся к кнопке морфиновой помпы.

– У тебя есть другое средство, чтобы справиться с болью, герой. Закрой глаза и мысленно представь место, которое нравится тебе больше всего на свете. Знаешь, где оно? Хорошо.

Если есть порода людей, с которыми мне труднее общаться, чем с шутами гороховыми в форменном прикиде, то это гуру хорошего самочувствия. Заявляю: «Пляж!» – хоть это и не ее дело.

– Ложись на песок и дыши глубоко-глубоко. Потом задержи дыхание. Отыщи одну из болезненных точек и, как на экране компьютера, подтяни ее курсором к мусорной корзине и выброси сильным выдохом. Возвращайся на пляж, сделай вдох, замри – и выбери следующую точку. Делай так всю ночь и увидишь результат.

Я спрашиваю жеманным тоном:

– И что? Я поправлюсь?

– Сможешь не думать о боли. Страдание непродуктивно. Чтобы лечить Землю, нужно иметь ясный ум. До завтра, дружок.

Она надевает красный нос и идет к двери под аккомпанемент бубенчиков. Я провожаю ее взглядом. В те времена, когда я еще мог ходить, папа однажды повел меня в цирк. Комические репризы мне ужасно не нравились, я совсем не хотел изображать смех, чтобы «быть как все» дети вокруг. Сегодня вечером, глядя, как закрывается дверь за ненормальной мифоманкой, наверняка сбежавшей из психиатрического отделения и стащившей из служебного шкафчика клоунский прикид, я испытываю странное чувство. Не чувствовал ничего подобного с тех пор, как попал сюда и врачи взяли власть над моей жизнью, чтобы подготовить к смерти. Я хочу довериться. Уцепиться за надежду. Наполняю легкие воздухом, закрываю глаза и восстанавливаю в памяти пляж из моего детства, где я барахтался в волнах вместе с папой. Это было до разлива нефти и проблем с ногами.

– Не понимаю, – говорит врач, проверив уровень морфина в капельнице. – Тебе действительно не больно?

В его голосе звучит упрек. Я сухо прошу прощения. Он поджимает губы, отводит взгляд, велит сестре поддерживать дозировку и удаляется – почти бегом, крайне раздосадованный. Я его понимаю. Верить в чудеса противопоказано. Когда с человеком покончено – как со мной, – правильнее падать с минимальной высоты.

Я слегка преувеличиваю, играю в провокацию. Боль слабее, чем накануне, это правда, но совсем она не ушла. Приемчик с пляжем и мусорной корзиной для страданий работал добрую часть ночи, но, когда я уснул, мне снились черный прилив и сидящий в тюрьме отец. К пробуждению файлы страданий вернулись на рабочий стол. Пришлось начинать с нуля избавление от боли, совершать мысленный переброс с пляжа в корзину, а доктор Шрек нагрянул с утренним обходом, дав мне время избавить от заражения только ноги и правую руку.

– Не злись на него, когда он такой, – шепчет медсестра, перекладывая помпу на простыню, к моей ладони.

Ее зовут Фату, она уже пять лет старшая на нашем этаже. Родом она из Кот-д’Ивуара, а фигурой напоминает кетчера. Бархатная рука в резиновой перчатке. Фату дала прозвище главврачу отделения, и он действительно напоминает людоеда-невежу из мультиков студии Dream Works с кожей яблочно-зеленого цвета и ушами-трубами.

– Ты ему очень нравишься, только он не показывает этого. Он встревожен и опасается ложных надежд.

Я знаю. Читал в интернете. Когда человек с Бофором перестает чувствовать боль, значит, кроме мышц, затронуты нервы. Это начало конца. Я сразу решил не рассказывать им о «лекарстве» клоунессы. Надежда выглядит настоящей, и я приберегаю ее для себя – чтобы никто не разрушил.

– Папа тебе сегодня звонил? – участливо интересуется Фату.

– Да, все в порядке, спасибо.

Мой тон не позволяет ей продолжить расспросы, она чувствует, что вступила на территорию тайного сада. На самом деле я уже неделю не получаю известий от папы. Это нормально: он имеет право всего на три минуты телефонного разговора в день, и я по срочности на втором месте после адвоката.

– Через месяц Новый год, – напоминает она, как будто призывает продержаться до праздника. – Они наверняка разрешат ему пообщаться с сыном.

Меня бы это удивило, но я улыбаюсь и киваю. Не лишать же милую Фату иллюзий. Она уходит с глазами на мокром месте. В заведениях паллиативной медицины следует щадить персонал, особенно в педиатрии, где работы всегда выше крыши. На этаже много больных с онкологией в терминальной стадии, а они, несмотря на быструю ротацию, привязываются к пациентам. Я притворяюсь, что надеюсь на встречу с отцом, хотя он будет сидеть в тюрьме до суда и никто ему поблажек не сделает. Убийцу полицейского не пожалеют. Он во всем виноват. Он не спал ночами с тех пор, как я оказался в отделении, и уснул за рулем, когда ехал в больницу. Машина врезалась в дерево, оно сломалось, а в довершение всех бед на нем сидел капрал с биноклем, подкарауливавший водителей, говорящих по телефону. Легавый упал с ветки, приземлился на голову и умер на месте. Я – единственная папина надежда, его смягчающее обстоятельство. Хоть на это сгожусь…

Я почти доверху заполнил корзину страданий, когда в палату без стука вошла давешняя клоунесса.

– Тебе сегодня лучше.

Это не вопрос и не утверждение. Скорее приказ.

– За работу! – велит она и начинает сеанс общения. Ослабив бабочку, снимает фальшь-нос и кладет в центр тумбочки, а потом садится на кровать и берет мои руки в свои.

– Первым делом, Тома, хочу сказать, что ты не одинок.

– Знаю, нас во Франции тридцать пять человек. Точнее, тридцать четыре с половиной: одна больная с четверга в коме.

Она объясняет, что говорит не о «бофортистах», а о восьми тысячах.

– Кого?

– Лекарей Земли. Больных детей вроде тебя, которых я призываю под знамена и размещаю по всей планете. Моя цель – объединить ваши мысли и направить на конкретную цель в одно и то же мгновение, чтобы вы могли изменять реальность.

– Что за бредятина?

– Вопрос неверный. Ты должен был спросить: «Почему я?»

– Почему вы?

– Почему ты… Меня привлекла твоя энергия. Которую ты создаешь, когда пишешь книгу.

Я становлюсь красным, как ее фальшивый нос. Откуда она узнала? Я начал роман, когда отказали ноги, и работаю над текстом тайно, насколько хватает сил и слушаются пальцы. Все остальное время ноутбук лежит под подушкой.

– Я просто читаю твои мысли, – успокаивает меня клоунесса. – Ты прав, фантастика – лучший способ отвлечься. Начало получилось отличное, хоть и проецирует твои страхи, злость и черный юмор на будущее, отчего оно выглядит еще более мрачным. Тебе придется его почистить.

Я пытаюсь понять по глазам, что именно ей известно. Моя история рассказывает о режиме санитарной диктатуры, где каждый существует с чипом в голове, и об организованной пандемии, вызванной лабораторным вирусом, чтобы запугать людей и помешать им думать. Наш мир и правда стал похож на тот, что придумал я, но моей вины в том нет.

– Любой роман-предостережение должен иметь счастливый финал, иначе ответственность ляжет на тебя.

Я начинаю привыкать к тому, что она отвечает на реплики, которые я не произношу вслух. Премьера номера. Клоунесса-менталистка.

Я пожимаю плечами и ухмыляюсь.

– Так и есть, я засрал будущее с помощью слов.

– У наших мыслей есть такая власть. Они или загрязняют, или восстанавливают, лечат, спасают. Не только с помощью вымысла. Я поручу тебе работу с реальной реальностью.

– С чего бы мне соглашаться?

– Чтобы спасти мир.

Она качает головой и улыбается.

– Твои слова – следствие гнева. Ты ведь так не думаешь, иначе не хотел бы выздороветь и не сумел бы побороть боль.