Дом был старенький, квартира – просторной, ремонт не то чтобы фешенебельный, но вполне аккуратный. Климу понравился вид из окон: они смотрели на детскую площадку. В песочнице под бдительными взорами мам возились малыши, чуть поодаль носились мальчишки и с ними девочка самого боевого вида. Они кричали и визжали, ловили друг друга и убегали друг от друга, карабкались на старенькие лесенки и горку, играя в игру с только им известными правилами. Их задор и энергия заставили Клима улыбнуться. Дети ему нравились. Они его вдохновляли. Достаточно отдохнув от братьев и сестер, Клим давно уже ловил себя на мысли, что скучает по ним. А так станет наблюдать по вечерам. В качестве балкона здесь была выступающая плита, огороженная кованой решеткой, и для стула места вполне хватало. Осень выдалась теплая, будет хорошо. А количество деревьев во дворе намекало, что по весне здесь очень даже зелено.

– У меня еще одни жильцы наметились, – сухо заметила хозяйка, видимо, решив, что Клим простоял у окна достаточно, чтобы разрушить его надежды с особой жестокостью. – Сегодня вечером как раз позвонить должны и сказать решение. Долго вы с женой думали…

– Это мы зря, да, – отозвался Клим, бросил последний взгляд на двор, повернулся к хозяйке и широко улыбнулся. – Каюсь. У вас замечательная квартира. Сразу чувствуется, что она принадлежит хорошим людям. А мы гарантируем чистоту, тишину и своевременную оплату.

– Там тоже хорошая пара, – отозвалась хозяйка, которой, тем не менее, слова Клима явно пришлись по душе. – Будущие врачи, между прочим.

– Я в Академии полиции учусь, а Женя – аспирант истфака.

В подтверждение Женя кивнула. Она явно тушевалась и не хотела влезать. Клим решил, что так даже лучше, все равно ему проще находить общий язык с людьми.

– Женя просто без меня принимать решение не хотела, а я никак не мог вырваться посмотреть, – продолжил Клим. – Так что это я во всем виноват. А Жене у вас очень понравилось. Три дня только о вашей квартире и говорила. А она их штук двадцать пересмотрела.

Женя вытаращила глаза, но справилась с изумлением до того, как это заметила хозяйка. Клим безбожно врал. Он понятия не имел, сколько квартир посмотрела Женя, но знал, что она хочет эту. И что он сам хочет по вечерам, выходя покурить на этот балкончик, наблюдать за детьми. Так почему нет?

– Ваша – лучшая в районе. Ну пожалуйста, Тамара Сергеевна, не злитесь на меня…

Тамара Сергеевна от такого пассажа тоже опешила. Она явно не собиралась злиться на Клима и вообще на кого-либо и меньше всего хотела, чтобы кто-то о ней такое предположил. И еще, судя по всему, Клим был первым, кто обратился к ней по имени и отчеству.

– Там тоже хорошая пара… – повторила она уже не так уверенно.

– Ни капли в этом не сомневаюсь, – вздохнул Клим. – И, конечно, я вас понимаю. Мы действительно очень долго решались. Сами виноваты…

И он принял крайне расстроенный и покаянный вид. Женя за спиной хозяйки зашлась в беззвучном смехе и уползла по стенке в коридор. Зато через полчаса у них на руках уже были и договор, и ключи.

Переезд занял сутки.

– Ух ты, – пробормотала Женя, когда они перетащили последнюю партию вещей. – Класс. Наконец-то высплюсь.

И рухнула на диван. Клим ничего не ответил. Руки, ноги и спина болели так, будто его сутки таскали по полигону. Он промычал нечто невразумительное, но Женя поняла. Она заворочалась, отодвигаясь к стене, устало зевнула и предложила сонно:

– Ложись рядом, как-нибудь уместимся. Не на полу же тебе спать. Ты же не храпишь?

Клим помычал с отрицательной интонацией.

– Ну вот и ладненько.

Второй диван они раздобыли только через неделю, и Клим был этому бесконечно рад: Женька страшно пихалась во сне, но сжалиться над ним и отпустить его на пол ей не позволяло чувство справедливости.

Глава 2

Клим спал, и ему снилась Женя. Во сне они сидели на кухне в их первой квартире, и Женя кормила его супом. Кухня была именно такой, как он помнил: небольшой, но светлой, чистой и очень уютной. Женька вообще умела создать уют из ничего. Наверное, научилась, пока ездила с отцом и раз за разом на новом месте с нуля обустраивала их быт. Суп, кстати, тоже был наивкуснейшим, впрочем, как и всегда. Клим ел и, прекрасно осознавая, что все это не по-настоящему, все равно сам себе завидовал. В реальности Жени не было уже три недели, и они с Максом перебивались тем, что она им обычно есть строжайше запрещала. Как и всегда, первые несколько дней было вкусно и волнительно от ощущения вседозволенности, а потом надоело. Сам Клим, конечно, готовить умел – шашлыки и уха на костре у него выходили отменные! – но в условиях работа-дом-работа разгуляться не получалось, и нынче они с Максом чередовали пельмени с лапшой, а сосиски с магазинными котлетами. До возвращения Жени было еще долго, и изменений в их рационе не предвиделось.

Во сне Женя сидела напротив, подперев ладонью щеку, и смотрела на него. И улыбалась. Она всегда улыбалась, когда наблюдала, как он ест приготовленное ею. И Клим ощутил, что наконец отдыхает. Сейчас закончит и пойдет спать.

– Нравится? – спросила Женя. Взгляд у нее при этом был нежным-нежным, но, как показалось Климу, немного печальным.

– Когда это мне твоя стряпня не нравилась? – пробурчал он, не прекращая жевать.

Женя вздохнула. Теперь в ее улыбке Клим точно различил грусть.

– Клим, – позвала она, – а ты не мог бы передать Максу: я счастлива, что он есть.

– Ты и сама можешь ему это сказать, – пожал плечами он.

– А если я не смогу?

– Не говори глупости, – поморщился Клим.

– Я не уверена, что мне следует возвращаться…

Клим перестал жевать. Удивленно воззрился на нее.

Что за…

Женя перед его глазами расплывалась, как дымка, на которую кто-то подул. Клим откинул ложку и резко встал. Дернулся к ней. Но стол между ними удлинился, будто кусок мягкого пластилина потянули в разные стороны. Женя отдалилась, и он понял: не дотянется.

– Скажи ему, ладно? – попросила Женя. – Я сначала хотела сама, но теперь начинаю думать, что так правда будет лучше.

Клим хотел ответить, но тут его тряхнуло, и он проснулся, потому что это произошло не во сне, а наяву. Шасси самолета коснулись посадочной полосы. Ан–24 ехал вперед по гравийной дороге, постепенно замедляясь. Вокруг все дребезжало, гремели двигатели. Пытаясь прийти в себя и понять, где он, Клим сосредоточился на белой салфеточке, накинутой на сиденье перед ним. Под салфеточкой сиденье было обтянуто бордовой тканью с мелким узором молочного цвета, кое-где потертым. Клим проследил взглядом пересекающиеся линии, выравнивая дыхание.

Он прилетел из Якутска в Оленёк. К Жене. Он уснул, и ему что-то приснилось. Что-то сначала приятное, а потом не очень.

Решил, что вспоминать не будет. И без того проблем хватает.

Самолет проехал последние метры и замер. Клим глянул за плечо своего соседа в иллюминатор, но ничего толкового не увидел. Пилот объявил о приземлении. Стюардесса разрешила покинуть салон. Клим снял с полки легкий рюкзак, набросил одну лямку на плечо и стал продвигаться к выходу.

Ему не верилось, что он долетел до Оленька, да еще и в этот же день. Это было даже не удачей, а настоящим чудом. Четыре часа до Якутска. Ожидание в аэропорту всего час – дикое везение, потому что вылет самолета задержали из-за погодных условий и не иначе как божественным провидением в нем оказалось свободное место, а ведь у Клима не было ни шанса на него попасть. Перелет в Оленёк – еще три часа. Страшно хотелось есть. А еще упасть где-нибудь, растянуться и проспать часов двенадцать, потому что выспаться так и не вышло. Получалось только дремать: сумбурно, поверхностно, то и дело проваливаясь в мутные, неясные сны. Но больше всего хотелось добраться до Жени. Клим глянул на часы. Они показывали домашнее время: восемь часов двадцать семь минут. Здесь было пол-одиннадцатого. Но ночь не торопилась в эти края, а солнце не спешило покинуть небосклон. Оно зависло над горизонтом, словно задумалось и забыло за него закатиться. В Оленьке царил полярный день.

Здание аэропорта представляло собой длинное синее одноэтажное строение с железной красной крышей. С правой стороны на нем надстроили мезонин, с левой – пристроили трехэтажный корпус.

Несмотря на незашедшее солнце, на улице было прохладно, но пускать прилетевших внутрь стюардесса, проводившая их от самолета, не спешила. Тихо шурша гравием, к ним неспешно шел мужчина в рабочем комбинезоне. В руке у него болталась связка ключей на шнурке.

Клим выключил на телефоне режим полета, и на него лавиной обрушился поток пропущенных входящих. Работа, работа, работа… Яков интересуется, долетел ли он и видел ли Женю. Макс тоже…

Клим подождал еще, но от самой Жени ничего не было. Что ж, этого стоило ожидать. От Романа Владимировича тоже ничего – и вот это уже хорошо.

Мужчина наконец дошаркал до них и принялся открывать дверь в здание. Клим дождался разрешения передвигаться самостоятельно и, отделившись от общей группы, набрал номер Максима. Трубку сын соизволил взять после пятого гудка второго прозвона.

«Выдеру», – в миллионный раз за последние шестнадцать лет пообещал себе Клим, точно зная, что никогда этой угрозы не исполнит.

– Прости, пап, – попросил сын почему-то запыхавшимся голосом. – Музыку слушал, не услышал. Ты долетел?

– Да.

– Маму видел?

– Еще нет.

– Я звонил ей, но телефон недоступен…

Клим прикрыл глаза. Он уже решил, что пока ничего Максу не скажет. Незачем ему это там в одиночку тащить. Да и нечего пока рассказывать. Для начала нужно самому все разузнать.

– Ее в больницу без телефона увезли.

– В больницу? – выпалил Максим. – Ты про больницу не говорил!

– Сам не знал.

– Пап, что с ней?

– Как выясню, сразу скажу.

– А поговорить-то с ней можно? Телефон ей отвези! Или свой дай!

– Я постараюсь. Но ты можешь мне сказать, я передам.

– Я извиниться хочу, – почему-то шепотом сказал Макс. – Я не должен был так говорить.

Клим вздохнул.

– Тогда это ты потом сам. Хотя я все равно передам. У тебя все хорошо?

– Ага.

– Весь день за компьютером? Ты Петьку покормил?

Пауза перед Максовым «конечно» была чуть дольше, чем нужно, и Клим все понял. К счастью, перед отъездом он насыпал коту достаточно корма, так что умереть голодной смертью и тем самым спастись из их сумасшедшего дома этому несчастному животному вряд ли было суждено.

– И когда будешь кормить, лоток сразу почисти, – напомнил он.

Подумал, что, наверное, следовало в свое время все-таки поддаться на уговоры сына и завести собаку. Тогда была бы вероятность, что Макс хоть на пять минут выйдет из дома на свежий воздух. Да и вообще…

– В духоте не сиди, форточку открой…

На заднем фоне послышался сдавленный девичий смех. Ясно. Музыку он слушал… Что ж, это лучше, чем и правда весь день перед компом, да еще и одному. Одному вариться в чувстве вины – плохая затея.

– Ладно, я сейчас попробую пробиться к маме, а ты, если что, звони.

– Угу.

– Я люблю тебя. Береги себя.

– И ты.

– Полине привет.

– И тебе от нее.

– Ну все, сын, пока.

– Пока.

Оленёк был маленьким и с той стороны, с которой Клим в него вошел, донельзя деревенским. Женя, конечно, присылала фотографии, но она также говорила, что это административный центр одноименного улуса, и Клим отчего-то думал, что поселок больше и мощнее. Путь от аэропорта до больницы занял пятнадцать минут, из которых пять Клим потратил на изучение карты. По дороге он прошел мимо главной местной достопримечательности – Оленёкского историко-этнографического музея народов Севера. Пообещал себе: когда все закончится, обязательно попросит Женю провести для него экскурсию. Она знала всех сотрудников музея, кое с кем даже была дружна, и можно было надеяться на прогулку не только по восьми залам, доступным любому желающему, но и по запаснику.