Мутные воды (страница 3)
Думая об этом, Клим как гнал мысли о плохом исходе, так и пытался отвлечься от внезапно навалившегося тяжелого, давящего ощущения тоски по отчему дому. По утрамбованной земляной дороге Клим шел мимо одно– и двухэтажных деревянных домиков, маленьких огородиков, мимо кудахчущих кур, ворчливых старых псов, ловил на себе подозрительные взгляды местных и едва не задыхался: все вокруг неожиданно остро напомнило о месте, где он родился и вырос. Трое мальчишек на велосипедах обогнали его и поехали дальше, при этом вывернув головы назад, чтобы рассмотреть, и Клим опомнился. Нет, он не дома. Вон повсюду пластиковые окна, спутниковые тарелки и столбы ЛЭП. Но, наверное, нужно проведать родителей. Давно не был… Да, он им «звонит», конечно, но ведь это не то. И нужно показать повзрослевшего Макса… Вспомнил вдруг, как матушка впервые взяла на руки его сына. «А его мать мы увидим?» – тихо спросил отец.
Наверное, что-то было в местном воздухе. А может, Клим просто слишком устал и переволновался из-за Жени, но воспоминания лезли одно за другим, и каждое отзывалось, теребило до этого молчащие в груди струны, и Клим впервые за день усомнился в своем решении прилететь сюда. Что он тут делает – почти на краю земли? Как их с Женькой сюда занесло? А вдруг в этом есть какая-то тайная суть?
Перед крыльцом больницы Клим остановился, продышался. Сейчас не было смысла в этих вопросах. Сейчас нужно было решать совсем другие проблемы. Поэтому он отбросил лишние мысли и уверенно шагнул внутрь.
Время было уже позднее, и его, разумеется, не ждали. Чистые, аккуратные коридоры были пусты. В поисках кого-нибудь Клим прошел по первому этажу. Потом остановился и воззвал к чутью. «Ищи», – приказал он. И позволил себя вести. Белели свежевыкрашенные стены. Под ногами поскрипывал линолеум. Пахло лекарствами и дезинфицирующими средствами. Клим не любил больницы, а Женька так их вообще терпеть не могла. У нее была едва ли не фобия в отношении всего, что касалось болезней и врачей. Клим еще помнил, какой забрал ее из роддома. И помнил, как она приехала домой, села у себя в комнате на кровать и уставилась в точку на стене. Она не переносила любые манипуляции со своим телом и любое ограничение свободы. А в роддоме было и то и другое. Впрочем, о своем пребывании там Женя так и не рассказала и постепенно успокоилась. Во всяком случае, внешне. Вслух про роды она никогда не вспоминала.
Чутье привело Клима на второй этаж, к третьей двери слева по коридору. Табличка на ней гласила: «Палата интенсивной терапии». Клим приоткрыл дверь. Палата оказалась трехместной, но Женя в ней лежала одна. Матрасы на пустующих кроватях – сложных металлических конструкциях с поручнями и аппаратурой в изголовьях, произведших на Клима самое неприятное впечатление, – были аккуратно застелены белоснежными отутюженными простынями. Стараясь не смотреть на них, он подошел к Жене.
Она выглядела как обычно. Совсем здоровой. Будто и правда просто спала. Клим бы в это поверил, если бы в изголовье не пищал монитор с кардиограммой и не жужжали какие-то другие приборы. И если бы рядом с бортом не стояла стойка для капельницы, а на сгибе Жениного локтя не был закреплен катетер. А еще Женя никогда не спала на спине. И вечно ей было то жарко, то холодно, и она либо сбрасывала с себя одеяло, либо укутывалась с головой. А сейчас была укрыта им ровно по грудь.