– Того? Да никто мне не того! Серьезно!

– Нет? Тогда ты кого‑то реально, что ли, завалила? – насупился Володька. – Не Вадика хоть своего? Поймала с кем?

– Ты сдурел? Я похожа на человека, способного на кого‑то напасть?

– Ну… когда пришла, была очень даже похожа. Ты не бойся, если менты придут, мы тебя прикроем. Скажем, что дома вовремя была. А шмотки вон Светка мигом оттащит на помойку.

– С ума сошли? Вы в курсе, что это преступление было бы?

– Да пофиг! Как будто ты бы хорошего человека замочить могла, – беспечно отмахнулся Макс. – Если завалила – значит заслужил.

– Охренеть у вас логика.

– Ты ешь и рассказывай! – приказала мне Ольга свыше. В смысле сидела она выше всех.

– Ладно. – Я зачерпнула ложку искусственно пряного горячего бульона, проглотила, открыла рот… и вдруг поняла, что не могу сказать ни слова.

– Ну же! – заерзала Наташка напротив.

Я попробовала еще раз, и снова ничего. Слова как вязли на языке.

– Не могу, – изумленно пробормотала, откладывая ложку.

– В смысле?

– В прямом. Не могу.

И скрываясь от дальнейшего допроса, я сбежала в комнату, где забралась под одеяло, накрываясь с головой. Вот сейчас я усну, буду спать‑спать‑спать, а завтра все раз! – и пройдет. Должно пройти!

– Худая хатенка эта, хозяйка, – раздалось где‑то над моей головой. – Тесная. Угол мышиный поганый. И приткнуться мне негде. Домой бы нам!

Глава 5

Я дернулась в испуге под одеялом, узнавая голос звезды французского кино минувших лет, но только зажмурилась посильнее. Вдруг если игнорировать, как тот шепот‑журчание в душе, то он сам собой рассосется. Но как бы не так!

– Хозя‑я‑яйка, плохое тут место, говорю‑ю‑ю‑ю! – заканючил пришелец.

Заканючил! Тем самым голосом Делона, что я помню из маминых любимых киношек. Ясное дело, что это не оригинал, а всего лишь голос актера дубляжа, но звучало… ну, причудливо как минимум. – Пыльно‑о‑о‑о, тесно‑о‑о, жрать нечего‑о‑о! Шастают всякие туда‑сюда‑а‑а!

Я таки не выдержала и, раскрывшись, села на постели. Икона мужской сексуальности прошлого века обнаружился в углу за моей кроватью верхом на тумбочке. Как и положено иконе, очевидно. И как он только туда протиснулся и тумбу эту, видавшую виды и черт‑те сколько жильцов‑пользователей до меня, не развалил. Я ее лишний раз и тронуть боялась, так она начинала каждым стыком и шурупом содрогаться, ну чисто холодец из фанеры.

– Вы кто такой и как тут оказались? – отказываясь сдавать без боя свое здравомыслие на поживу всякой мистическо‑глючной херне, вопросила я.

– Мы? – нервно как‑то огляделся псевдоактер. – Так один я. Слуга твой верный. Алькой кликают.

– Слуга? – скрывая изумление, строго нахмурилась я, и красавец‑брюнет заерзал на своем насесте и замерцал. Серьезно! Раза три, как помехи какие‑то будто на экране. Раз – нет его, раз – опять сидит.

Но я упорно пялилась, даже не моргая. Врешь, меня этим не проймешь! Я нормальная!

– Буду, буду слугой, коли примешь меня, новая хозяйка, – заметно смутившись, еще сильнее заерзал на тумбе пришелец и вдруг шмыгнул носом и жалобно заныл: – Прими, а? Ну куда мне горемычному податься? Как мне без хозяйки‑то? Только погибай сирым и убоги‑и‑и‑и‑им, бесприютным да бесхозны‑ы‑ы‑ы‑ым!

– Обалдеть, – мотнула я головой и шикнула: – Да тише ты!

– Я ем мало, чесс слово. А послушный какой – чудо! Другого такого исполнительного тебе не сыскать во всем городе! Ночами глаз не сомкну, – затараторил он, не давая мне больше сказать, – и постираю, и уберусь, после меня ни пылинки, ни пятнышка нигде не отыщешь! И есть сготовлю яств любых. Хошь крусаньев этих заморских к завтраку напеку, а хошь макаронов с этой… бешамелью или зеленью басурманской… как бишь ее… пестой, вот! Я все могу, честно! Меня старая хозяйка всему выучиться заставила!

– Стоп! – выставила я перед собой руку решительно. – По‑твоему, я похожа на человека, который может себе позволить слугу? И зачем он мне? Алло, у меня полмесяца каждого из заморских яств только доширак!

– Так я и раков могу! – закивал Делон с готовностью. – Хошь в рассоле пряном, а хошь в пиве. А могу и вовсе по‑царс…

– Да какие, блин, раки?! – взорвалась я.

– А хоть мелкие, хоть здоровые. Всяких могу. И этих даже… как же их… омарьев морских тоже! А еще эту гадость всякую, что в ракушках, и гадов разных ползучих, прости господи, под соусами. Я полезный, хозяйка, клянусь тебе!

– Господи! – я закатила глаза, сдаваясь под напором нахлынувшего безумия. – Да не нужен мне слуга! Ни с раками, ни с гадами, ни с ракушками, ни с фуагрой! Ну куда?

– Так тут ясное дело, что никуда, – вроде как и приободрился Алька. – Негде мне, бедолаге, приткнуться. Так ты в дом свой новый переходи, а там уж и место мне, и тебе приволье. Нет этих соседей твоих дурных и домового местного злющего. У нас там свой домовой, Никифор. Он понимающий, уважительный. А местный тебе все равно жизни теперь не даст, сам мне сказал, полено темное. Мол, гнать ее стану, придушивать во сне, пакостничать и всяко гадить. Не надо мне ведьмы в жильцах – и все тут. Опять же, где тут в этих закутках и тесноте зелья варить и наговоры спокойно творить? А ну как попадет по кому не надь, и потом как избавл…

– А ну цыц! – приказала я. – Какая еще, к чертям, ведьма, зелья и наговоры?

Вот тут визитер, очевидно, растерялся и затих, вытянувшись и блымая на меня широко раскрытыми глазами, что та сонная сова.

– Стало быть, урожденные ведьмы зельев не варят и без наговоров ворожбу свою творят? – наконец предположил он осторожно. – Не знал я. Не было у меня прежде в хозяйках родовых. Но все усвою, выучу – не сомневайся! И что же, и трав никаких вам не надо?

– Какая, блин, ведьма? – процедила я, уже закипая.

– Вот тут я не знаю, не ведаю, не мое это дело, какая стезя тебе Луной определена, хозяйка. Но хоть какая, а польза тебе от меня все равно. Все умею, а чего не умею…

– Люськ, ты с кем тут говоришь? – Дверь в комнату распахнулась, вошла соседка Светка, а вот мой визитер исчез, как и не было.

Я пару раз перевела взгляд с вошедшей на угол, где только что восседал мой глюк‑типа‑слуга, и обратно, сравнивая реалистичность картинки и собственное восприятие. Блин, дело, похоже, плохо. Алька в своей белой, слегка замызганной рубашке выглядел только что таким же реальным, как и Светка в домашнем спортивном костюме и пушистых голубых тапках‑песелях.

– Лю‑ю‑юсь? Может, все же скорую? – Соседка подошла и аккуратно потрогала мой лоб. Так моим видом впечатлилась? Так‑то ее чувствительной барышней не назовешь.

– Не надо, – мотнула я головой. – Я сама с собой тут… вспоминала, что завтра надо сделать. Давай спать, а? Завтра на работу.

– Ну, как скажешь, – пожала девушка плечами.

– Спокойной ночи, – пожелала ей я и мигом нырнула обратно под одеяло с головой.

Пережившая не один десяток жильцов икеевская кровать поскрипела под Светкой, свет погас, и наступила тишина. Соседка еще с полчаса ковырялась в телефоне, пока я только и делала, что напряженно прислушивалась к звукам в комнате. Долго было тихо, но потом что‑то зашуршало в районе все той же моей вихлястой тумбы.

– Зараза, походу, мышь пробралась, – под нос себе пробормотала сонно соседка. – Надо этой грымзе позвонить, пусть выводит. Зря, что ли, столько с нас дерет каждый месяц.

Шуршание стихло. Светка вскоре равномерно засопела, а следом как‑то внезапно отключило и меня. И, кажется, практически сразу и подкинуло на кровати. Я сипела и хваталась за горло, борясь с удушьем, а перед глазами так и стояло окровавленное перекошенное лицо старухи, что навалилась мне на грудь и не давала вздохнуть.

– А‑а‑а‑а‑а‑а! – вопила рядом в темноте Светка, но ее крик перекрывали звуки, больше всего похожие на вопли двух сцепившихся кошаков.

В панике я вскочила, метнулась к стене, споткнувшись обо что‑то и чуть не навернувшись по дороге, и шарахнула по выключателю. Свет резанул по глазам, несколько секунд ушло на проморгаться, но когда смогла видеть в маленькой комнате уже воцарилась тишина. Только Светка тяжело дышала, сидя с выпученными от страха глазами на своей кровати.

– Что это на фиг было?! – отдышавшись, просипела она через полминуты обозревания комнаты.

А посмотреть было на что. Все мои вещи: одежда, книги, косметика, обувь были разбросаны по полу в живописном беспорядке.

– Что это вообще? – повторила соседка, встречаясь со мной взглядом.

– Девки, у вас все нормально? – стукнул в дверь Макс. – Что за визги?

Светка вихрем слетела с кровати и распахнула дверь.

– Ни хрена у нас не в порядке! – возопила она. – Признавайтесь, гады, кто притащил в квартиру кошака бешеного?!

– Кошака? – заспанный Макс осмотрел нашу комнату и почесал растрепанные лохмы на макушке. – Это кошак натворил? Херасе он разбушевался.

Из комнат стали выползать и остальные мои сожители и по очереди любовались разгромом, недоумевая и божась, что никто подлую животину и в мыслях не имел притаскивать, тем более что по договору найма жилья за это сразу секир‑башка, в смысле выселение моментальное без возврата залога. Потом все дружно искали все же диверсанта, решив, что он мог пробраться как‑то сам и затаиться. Заглянули в каждый угол и щель. Суетились все, кроме меня. Я, ощущая себя в конец рехнувшейся и, судя по всему, обреченной на скорый неминуемый переезд в дом с мягкими стенами, пошла на кухню и заболтала себе пюрешку со вкусом грибов, слопала ее мрачно, взирая в окно на ночной двор и щупая свою шею. Выходит, глюки обрели силу, и Алька этот призрачный говорил правду. Домовой, в существование которого я верить отказалась бы еще вчера, действительно душил меня во сне, предварительно совершенно бесшумно учинив погром. И если это правда, а подтверждения сему так и валяются по всей комнате, то дальше может стать только хуже? И что мне с этим делать? Я же лечь обратно черта с два смогу, вдруг усну, а этот гад опять душить придет. Меня передернуло от страха, но тут же и гнев пришел. Да что за хрень безумная творится‑то? Я должна признать реальность этого? Не хочу я и не собираюсь!

Но, с другой стороны, выходило тогда, что я действительно повредилась мозгами, причем точнехонько перед тем, как столкнулась с той бешеной бабкой, с которой все и началось. А это уже вообще ни в какие ворота не лезло.

– Нет, ну вы посмотрите на Люську! – возмутилась Наташка, вваливаясь растрепанная и злая на кухню. – Мы тут всю хату перевернули, разыскивая виновного, а она сидит и жрет!

– Я так‑то с вечера голодная осталась, – безразлично пожала я плечами.

– Слушайте, а может, это хорек или еще какая похабень экзотическая? – вошел за ней следом Макс. – Приперлась, нашкодила и обратно в вентиляцию свалила.

И он многозначительно ткнул пальцем в зарешеченное отверстие под потолком.

– Ты чё, совсем? – фыркнула Светка. – Ты посмотри, эту срань, походу, с момента постройки ни разу не открывали, вот на винты закручено и сто раз сверху покрашено.

– Ну я не знаю тогда, – сдался парень. – И вообще, давайте уже завтра разберемся. Спать хочется – пипец.

– Идите спите, – широким щедрым движением отпустила всех с кухни я. – Я тут посторожу.

Ага, возвращаться‑то в постель ссыкотно. Ребята еще потусили‑потолкались в тесной для всех кухне да и расползлись, оставляя меня сидеть на табурете. Я на него взобралась еще и с ногами, на всякий пожарный, как только в квартире все стихло. Да так и сидела, вслушиваясь и с подозрением всматриваясь в каждую щель в мебели и трещину на древнем линолеуме.

– Хозя‑я‑яйка! – протянули у меня над самым ухом, и я взвилась и чуть не навернулась, осознавая, что, наверное, умудрилась задремать даже в этом дико неудобном положении.

– Что, блин? – рыкнула, разворачиваясь к источнику звука прямо в полете. Не знала, что так могу.