Алька обнаружился сидящим на краю столешницы кухонного шкафчика, свесив ноги. Хотя сейчас скорее уж подходило «ножки», потому как размером он был чуть побольше кошки.

– Поспать бы тебе нормально, хозяйка, – жалостливо посмотрел он на меня. – Переезд – оно ведь дело непростое, устамши еще тяжелее. Шла бы ты в кровать. Я домовика этого на сегодня отвадил. Тумаков хороших отвесил да шкуру плешивую дураку повыдрал. Не вернется он нынче, спи иди спокойно. Я тебя стеречь стану, что тот пес верный, чесс слово. А завтра уже на свежую голову и вещички соберем да домой поедем.

– Какие вещички? Какой дом? Я тут живу!

– Ой пога‑а‑аный тут дом, пога‑а‑а‑а…

– Изыди! – ткнула я пальцем в маленького доставалу.

– Ну хозя‑я‑я‑яйка‑а‑а‑а…

– Умолкни! Брысь! Тебя нет, потому что быть не может!

– Ой беда‑горе‑печаль! Хозяйка на голову болезная досталась! – всплеснув ручонками, запричитал этот мозговой паразит. – Что же за судьбинушка мне горькая! Что за долюшка тяжкая‑я‑я‑а‑а‑а!

– Да заткнись ты! – махнула я рукой на приставалу, и он исчез за мгновение до того, как я его бы коснулась, чтобы, впрочем, тут же появиться на том же месте. – Чего пристал‑то? Почему ко мне‑то?

– Так а к кому? – неподдельно изумился мини‑Делон. – Ты же силу старой хозяйки моей забрала, а за силой этой и я, и дом со всем ее имуществом, и книга ведьмовская. Мы же все таперича твои, пока не помрешь сама или убьет тебя кто, силу себе отобрав, или передашь ее по своей воле кому. Только не слыхал я про то, чтобы родовые могли свою силу передать. Как же это сделаешь? Вы же не наученные и не невольные, а урожденные. Что ваше, то никому забрать нельзя, нет такой мочи ни у кого ныне. Только сами силу можете отпустить в воду текучую или зарыть в землю сырую.

– Цыц! У меня сейчас от твоего потока сознания мозги взорвутся! – схватилась я за голову, действительно чувствуя, что черепушка пухнет и раздувается. – Значит так! Если ты утверждаешь, что я могу пойти спокойно спать…

– Да‑да, не сомневайся, хозяйка! – часто‑часто закивал, как игрушка заведенная, этот… слуга. – Я на страже и глаз не сомкну. Сунется опять домовик один или с дружками своими соседями, я его мигом…

– Стоп! Я. Иду. Спать! – отчеканила решительно. – И если утром ты все еще будешь реальным, то я обещаю выслушать весь твой бред про ведьм, дом, силу и прочее.

– Хо…

– Молчать! Завтра! И ни минутой раньше! Все! Хоть пикнешь еще – и можешь выметаться, ибо в месте своего слуги, просто господи, я тебе откажу навсегда!

Очевидно, эта угроза оказалась весомой, потому как Алька захлопнул рот и исчез, как его и не было. Я же пошаркала замученно обратно к своему спальному месту, где Светка дрыхла со включенным светом, сдвинув все мое расшвырянное барахло к стеночке моей половины комнаты. Повалилась в подушку лицом и вырубилась мгновенно.

Глава 6

Проснулась я сама, вздрогнув от громкого хлопка дверью.

– Разбудили, вот же ироды криворукие! Ходют всякие, топочут, шумят‑громят. То ли дело в родимом‑то доме. Тишь‑благодать…– раздался откуда‑то с пола бубнеж Альки, и я протяжно вздохнула, ощутив себя обреченной. Не рассосался, к сожалению. А в следующую секунду подорвалась с кровати и уставилась в окно, за которым явно давно уже был белый день.

День! А я обычно на работу еще затемно стартовала!

– Твою же дивизию! – Я закрутилась на месте, разыскивая свой телефон. – Ну какого же черта?!

Краем сознания только отметила, что от ночного разгрома и следа не осталось. Вспомнила, что сумку свою с телефоном бросила при входе в прихожке на тумбе, чего за мной отродясь не водилось. И поэтому‑то установленный на гаджете будильник меня не разбудил. Ну ладно будильник, но почему я не услышала, как Светка собиралась? Она же шумная – ужас, вот вообще не умеет ничего тихо делать.

Рысью прямо в пижаме метнулась в прихожку. Выхватила из сумки телефон, ткнула в экран и снова выругалась. Сел, сволочь! Выудила, брезгливо кривясь, из изгвазданной в бурые брызги и мазки сумки зарядное, помчалась обратно в комнату.

– Хозяйка‑а‑а!.. – начал заунывно свою песню Алька, но я злобно зыркнула на него и гаркнула:

– А ну исчезни отсюда! Мне переодеться надо!

– Да чего я там не видел, – буркнул он, исчезая.

Так, стоп. Неправильно.

– Появись обратно, но встань лицом к стенке и не смей поворачиваться, пока не разрешу!

Алька выполнил, даже не пожаловавшись на мою бестолковость и противоречивые команды. Прям сама покорность, гляди.

– Хозяйка, так чего там насчет меня и переезда? – не оборачиваясь, спросил он.

– Вечером решу, – отмахнулась, торопливо облачаясь в офисный прикид. – Опаздываю на работу! Вот вернусь, и все решим!

– Э‑э‑эх! Опять мне, горемычному, пыль собой тут вытирай! А можно мне с тобой, хозяйка?

– Сдурел? Не вздумай! – Еще мне выноса мозга слугой этим не хватало. Мне за опоздание и так наверняка влетит будь здоров.

Прибежав из ванной, я запустила телефон, уже чуток подзарядившийся, и, само собой, посыпались оповещения о пропущенных звонках и сообщениях. Обуваясь и продирая волосы одновременно, я свободной рукой набрала Ерофееву.

– Надя, я…

– Надежда Николаевна! – оборвал мои оправдашки в зародыше ледяной голос директорской пассии. – Казанцева, ты что себе позволяешь вообще?! По‑твоему, у тебя свободный график посещения рабочего места?

– Надеж…

– Да ты в курсе, что на твое место претендентов полгорода этого? – не думала она меня слушать. – Ты кто такая себя так вести? Никто! И звать тебя никак! Я тебя пожалела, недоразумение провинциальное, и шанс дала, а ты выкобениваться решила.

Ну да, провинциальное, а ты прямо, смотри, столичная штучка. Типа все вокруг не в курсе, что ты сама из какого‑то сибирского кукуево. Ладно, может, все и не в курсе, но я‑то твое личное дело видела с паспортными данными.

– Ни в коем ра… – Я уже летела вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

– С какой стати я должна твою работу выполнять и выслушивать вот это вот все! У меня что, своих дел нет? – Свою так‑то по большей части работу, свою, звезда. И да, дел у тебя особо нет, все мне щедро перевалила. – В такую рань покоя нет! В документах черт ногу сломит, бардак на столе твоем, ничего не найдешь!

Я внутренне содрогнулась, представив, какой действительно бардак она там наверняка устроила, если шеф заставил ее найти ему что‑то из бумаг. Я же до ночи обратно все не соберу!

– Надежда Николаевна, виновата и каюсь! – затараторила я. – Будильник не сработал. Но я уже лечу и буду в ближай…

– Можешь уже не торопиться, ты уволена! – с явным торжеством в голосе рявкнула дрянь.

Пару секунд у меня было острое желание заорать: «Ну и пошла ты на хрен, овца тупорылая! Тебе же хуже, корова ленивая!» Но я с ним справилась, ведь трубку Надька не бросила, значит, ждет, что начну упрашивать. Знает ведь, гадина, что мне работа эта ой как нужна. Поэтому упрашивать я, конечно, стала. А она принялась ломаться, грозить и всяко по мне проходиться, явно кайфуя от роли строгой, но милостивой барыни. Наши переговоры длились большую часть моей дороги на работу, благо самый час пик миновал и на меня, увещевающую эту сучку, не косилась полная маршрутка народу. Угу, только половина. Охранник Андрей в холле, по которому я вихрем пронеслась, поднял издали обе сцепленные руки и потряс, похоже, таким образом демонстрируя жест поддержки, и я благодарно кивнула, влетая в лифт.

– Мало того, что опоздала, Казанцева, так еще и выглядишь расхристанной и взмыленной! – спустила на меня полкана уже лично долбаная Наденька. – Живо давай найди мне документы по арендаторам на Герцена, а потом кофе свари, как Володя любит, и мне латте. И в порядок себя приведи, еще не хватало в таком виде подавать его нам!

– Да, конечно! – чуть не козырнула я этой криворукой, еле сдержавшись, чтобы не добавить «будет исполнено, барыня». Вот же грабли растут не из того места, даже кофе сварить не в состоянии. Понятно, что сейчас это воспитательный момент, но так‑то она и обычно если и бралась, то выходила редкая бурда.

Ерофеева, окинув меня напоследок брезгливым взглядом и фыркнув, ушла, покачивая бедрами, в кабинет шефа, а я облегченно выдохнула. Пронесло на этот раз.

Исполнив ее высочайшие повеления, я вытащила зеркальце из стола и взялась за себя. Да уж, видок и правда тот еще. Волосы из скрученного по‑быстрому хвоста растрепались, без макияжа, да еще и блузка не на ту пуговицу застегнута. Благо что под пиджаком это сразу в глаза не бросалось, а то меня бы Наденька еще черт‑те в чем обвинила. Впрочем, присмотревшись, отметила, что цвет лица у меня вполне себе, никакой бледности нездоровой и темных мешков под глазами, что ожидаемо после вчерашнего. Совсем нет, даже губы решила не красить, только бесцветным бальзамом помазюкала. Дождавшись, пока шеф и его полезная исключительно в одной плоскости помощница свалят обедать в их любимый ресторан в соседнем с нашим здании, я помчалась в отдел, где Ирка работала. Пыталась ее набирать уже несколько раз, но бесполезно, и сообщения не проходили. И свезло мне, как назло, сразу нарваться на ее начальницу, Тамару Тимофеевну, что меня, как и почти все остальные сотрудники нашей конторы, терпеть не могла, опять знать бы – за что.

– Вы что‑то хотели, Казанцева? – холодно зыркнув на меня с высоты своего немалого роста плюс каблучищи, требовательно спросила она.

Была сия дама высокой и худющей, из тех, о ком принято говорить «без возраста», и блюла фигуру, видать, до фанатизма, как на мой взгляд.

– Добрый день, – поздоровалась, забив на ее невежливость. – Подскажите, Ира Михеева с вами на связь не выходила?

– Во‑первых, почему я должна вам сообщать эту информацию, – скривившись, пренебрежительно процедила начальственная особь. – Во‑вторых, с чего бы ей это делать.

– Ну мало ли, – не особенно смутилась я. Привыкла. – У нее несчастье в семье, знаете? С бабушкой. А она на больничном и, может, помощи просила.

– Казанцева, не то чтобы это ваше дело, но Михеева уволилась вчера без отработки, а не на больничном. А проблема бывших работников, в том числе и с их родней, никак не касаются действующих сотрудников.

– Уволилась? – захлопала я глазами ошарашенно. – То есть на связь не выходила?

– Нет. Еще что‑то?

– Не‑а.

– Тогда не смею задерживать. Идите на свое рабочее место и не отвлекайте моих подчиненных разговорами. Они здесь делом настоящим занимаются, а не исключительно угождением капризам некоторых, в надежде занять местечко потеплее.

И, поджав недовольно ярко накрашенные тонкие губы, она демонстративно захлопнула дверь перед моим носом и поцокала по коридору. Чего? Это она на что намекает? Нет, и раньше зыркали и она, и другие на меня свысока, и будто я им чем‑то подгадила, информации никакой не выпросишь, и отвечали на каждый вопрос через губу, но прямых высказываний себе никто не позволял. Да чтоб ты навернулась на своих ходулях и костей не собрала!

Я едва успела повернуться, как мой слух поразил истошный вопль. Глянув через плечо, увидела Тамару Тимофеевну, распластанную в какой‑то нелепой позе на полу. Метнулась к ней, отметив на подлете как‑то очень неестественно подвернутую правую ногу.

– Помогите! – заорала во всю глотку, опускаясь рядом с зарыдавшей женщиной на колени. – Скорую нужно!

Черт, я телефон на столе оставила. Вокруг захлопали двери, загомонили, пока я помогала пострадавшей сесть, прислонясь спиной к стене. Помимо ноги у нее, похоже, еще и всерьез пострадало запястье левой руки, по крайней мере, она чуть раскачивалась, придерживая его второй рукой и захлебываясь слезами.

– Отойди от меня, змея! – внезапно заорала она на меня с таким бешенством, что я отшатнулась, упав на задницу. – Не смей прикасаться!