Коренастый мужчина, которого назвали Романом, бросает на Лялю грозный взгляд, и та скрывается в доме.

– Переночевать – это можно, – Роман обменивается взглядами с Шандором. – Куда ж вас ночью гнать! Только взамен и я могу попросить.

– У нас есть деньги, – кивает Костя.

– Деньги мне твои не нужны. Для начала я попрошу рассказать о себе правду.

– Я Миша, а это моя сестра Таня…

– Уже врёшь, – Роман опирается на перила. – Ещё одна попытка.

– Мы из детдома сбежали, – признаюсь я. – Я – Лана, а он – Костя.

– Это другой разговор. Входите.

В просторной прихожей на двух вешалках полно одежды, и ещё на тумбе сложены разномастные куртки и плащи. Сколько же в доме человек? Посреди гостиной стоит круглый стол, накрытый красной бархатной скатертью. Вдоль стен вытянулись две длинные лавки. Как же за этим столом вся толпа помещается или они едят по очереди? Из гостиной лестница ведёт на второй этаж. На первом есть ещё четыре двери. За одной гремят раскаты мужского хохота и речь на незнакомом языке. Из другой выходит Ляля с подносом. На нём чайник, две синие чашки с золотым орнаментом и тарелка с бутербродами. Аромат докторской колбасы и сыра дурманит разум. Лишь бы в чай ничего не подсыпали.

– А где можно руки помыть? – набравшись смелости, спрашиваю я.

– Там! – кивает Ляля за спину. – И туалет там же сбоку, если надо.

Очень надо! Вместе с Костей приводим себя в порядок и возвращаемся в гостиную. Ляля раскладывает на столе пасьянс, Роман уселся в кресло-качалку и курит трубку, Шандор сидит на стуле-вертушке у фортепиано и снова пожирает меня глазами.

– Садитесь поешьте! – Роман недовольно смотрит в сторону комнаты, за которой снова взрывается смех. Указывает на неё Шандору: – Скажи, чтобы потише там.

Тот заглядывает в комнату и рявкает что-то непонятное.

Я впиваюсь зубами в бутерброд с колбасой. С голодухи это вкуснее, чем все яства в доме Сархана.

– Значит, восемнадцати ещё нет? – лицо Романа теряется за клубами дыма.

– У-у! – Костя с набитым ртом отрицательно мотает головой.

– Из Москвы прикатили!

Костя меняет интонацию на положительную:

– Угу!

– Полиция будет искать вас, – вздыхает Роман и выколачивает содержимое трубки в пепельницу. – А чего бежали-то? Любовь у вас случилась?

Ляля отрывается от пасьянса и словно сканирует меня чёрными как угли глазами.

– Она не брюхатая, – ставит Ляля диагноз.

– Девка? – наклоняется к ней Шандор.

Интересно, о чём это он. Я вроде на парня вообще не похожа.

– Сам не чуешь, что ли? – Ляля достаёт карту из колоды и выкладывает на стол.

– Вы о чём? – дрогнувший голос выдаёт моё волнение.

– О том, как спать вас класть. Вместе или раздельно, – Роман строго зыркает на Шандора.

– Вместе, – просит Костя. – Мы друзья, но…

– Будете спать на чердаке. Всё равно больше негде.

Душистый чай и бутерброды сделали своё дело. Мы валимся с ног от усталости и еле добираемся до чердака. Нам кинули на пол два матраса, два одеяла и два тюка с бельём вместо подушек. Раздевшись, вырубаемся моментально. Удивительно, что я ещё вижу какие-то сны. Шандор гладит меня, и что-то шепчет. Почему он, а не Костя или Сархан? Менее всего ожидала увидеть молодого цыгана во сне. Какой-то он слишком реалистичный. С моих губ срывается вздох, но я ещё слишком хочу спать. Проснусь и не вспомню.

Глава 12

Лана

Скрипят ступени. Почему они скрипят? Приоткрываю один глаз и натыкаюсь взглядом на огромного паука, засевшего в центре паутины между стеной и деревянной балкой. На чердаке пахнет травами. Они развешены здесь повсюду.

Приближаются шаги. Воскрешаю в памяти странный сон. Кровь опаляет даже кончики ушей, хочется спрятаться с головой под одеяло. Неужели снова пожаловал Шандор со своим опаляющим взглядом? Я так и не поняла, сколько мужчине лет. Он значительно младше Сархана, не такой раскачанный, и не такой… Волосатый. А это я с чего решила? Ведь я Шандора видела лишь во сне. Напрягаю память. Он был в брюках, но без рубахи, и помню я это не глазами, а руками.

Сил пока нет даже оторваться от подушки. Разум ясен, но нега и блаженство расплющили тело по постели.

– Вы тут живы? – раздаётся насмешливый голос Ляли, и я поворачиваю голову на звук. Из люка сначала показывается яркий платок, а потом и сама Ляля.

Костя подскакивает на постели, и снова падает на подушку. Ляля стоит над нами всё в той же цветастой юбке, только вместо красного свитера на цыганке белая блузка, обтягивающая пышную грудь. Ляля так и пышет здоровьем. По возрасту она примерно как моя мама.

Интересно, кто она Роману, дочь или жена? Шандор, например, вполне может сойти за сына хозяина дома. Роман убелён сединами, и по его лицу уже залегли глубокие морщины. Ляля срезает хозяйственными ножницами пару пучков травы с фиолетовыми ягодами.

– Ну вы и горазды спать. Пять часов вечера уже.

Костя потягивается и укладывается на бок, подперев голову рукой:

– Последний раз так крепко спал, наверное, год назад. Когда ещё дома жил. Птица, ты как?

– Я выспалась. Тоже, наверное, крепко спала. Но сны видела, – пристально смотрю на Лялю.

– Что за сны? – хмурится она.

Как-то стыдно признаваться, что мне снился Шандор.

– Так, пустяки.

– Вас уже ищут голубки, – Ляля поглядывает в чердачное окно. – Пойдёмте вниз.

Сердце убегает в пятки. Вчера ночью я бы, может, даже обрадовалась этому известию. А сейчас страхи улеглись, и обратно в детдом мне совсем не хочется. Чердак кажется мне вполне уютным.

– Откуда знаете? – в голосе Кости звучит недоверие.

– Роман вам сам расскажет. Поднимайтесь.

Вряд ли Ляля называла бы отца Романом.

Спускаемся по лестнице в гостиную. Оказывается, стол не такой уж и маленький после того, как его раздвинули. На нём явно только что отобедали: грязные стаканы, тарелки с куриными костями, корки хлеба и смятые салфетки.

Ляля приводит нас на кухню и достаёт со стеллажа полотенце.

– Вытирайтесь одним пока. На всех белья не напасёшься. Ты, Лана, поможешь мне прибраться, когда умоешься.

Выдыхаю с облегчением. Похоже, выдавать нас не собираются. Ляля оставляет нас одних.

– Видишь, Лана, никто нас тут не съел, – обнимает меня Костя.

Он по-джентльменски уступает мне душевую. Вода действует на меня животворно. Сил прибавляется, и я готова к трудовым подвигам. Перепутав двери, оказываюсь не на кухне, а в чулане с инструментами. Любопытство движет мною, и я, толкнув следующую дверь, оказываюсь в саду. За углом слышатся тихие голоса.

– Ты что, шастал вчера на чердак? – женский – похож на Лялин.

– А твоё какое дело? Ревнуешь, что ли?

– Кто я тебе, чтобы ревновать! – шипит Ляля. – Но учти! Положишь на неё глаз – тебе несдобровать.

– Она совсем девчонка ещё.

– Буду рада, если это тебя отрезвит.

Отступаю в дом, боясь, что скрипнет дверь. Детский смех во дворе помогает мне уйти незаметно. Да и двери в доме Романа смазаны хорошо. Всё здесь сделано добротно.

– Лана, ты где? – окликает меня Костя.

Выныриваю в кухне, стараясь успокоить разбушевавшееся сердце.

– Здесь, – обнимаю Костю за шею. – Сделай меня своей, пожалуйста.

– Прямо здесь? – смеётся он и, подхватив за талию, усаживает на разделочный стол. Вглядывается в моё лицо. – Тебя кто-то напугал?

Перехожу на шёпот:

– Шандор. Сначала мне показалось, что он мне приснился. А сейчас я слышала его разговор с Лялей. Он глаз на меня положил.

– Ты красивая. Так что тебе придётся привыкать к мужскому вниманию, – Костя вытирает слезу, сбежавшую по моей щеке. – А я буду защищать тебя. И это никак не зависит от того, спим мы вместе или нет.

– Спасибо!

Мы трёмся носами, и я спрыгиваю со стола, заслышав приближающиеся детские голоса и шаги. В кухню вбегает черноволосая девочка лет шести, в кольце её рук болтается большеглазый годовалый мальчонка. Следом за ними входит Ляля.

– Что без дела стоите? Ты, – Ляля указывает на меня, – унеси из гостиной и помой посуду.

Девочка отдаёт ребёнка Ляле:

– Мам, я пойду на качели?

– Иди, – Ляля усаживается с ребёнком на стул и, развязав шнурок на груди, вываливает грудь прямо в рот малышу.

Костя краснеет и порывается уйти следом за мной.

– Я помогу Лане…

– Ты иди за дом дрова колоть. Вчера целую машину привезли. Умеешь?

– Разберусь.

Ляля вздыхает:

– Тогда лучше попроси Шандора показать для начала. За душевой – чёрный ход, там выйди. Перед домом не светись и за забор не ходи.

Переглянувшись, расходимся с Костей по разным дверям. За пять ходок перетаскиваю грязную посуду на кухню. Ляля не разговаривает со мной, задумчиво баюкая ребёнка на коленях. Его смуглая рука покоится на материнской груди.

Нам с Костей во чтобы то ни стало надо подружиться с Лялей. Мне кажется, что её слово имеет в доме вес. Шепчу Ляле:

– Я не разбужу мальчика, если включу воду?

– Нет, – сердито отвечает она и поднимается со стула. – Ты навела порядок в гостиной?

– Пока только посуду унесла, – киваю на заставленный грязными тарелками стол возле раковины.

– Ладно! Мой плошки пока. Только как следует. – Ляля оставляет меня одну.

Хорошо, что здесь есть водопровод, и не надо, как у тёти Люды, посуду в тазу мыть. Намыливаю тарелку за тарелкой и думаю, раскладывая в голове всё по полочкам. Нас ищут, но цыгане по какой-то причине не хотят нас выдавать. Возможно, пока. Даже если нас здесь обнаружит полиция, в похищении цыган никто не обвинит. Скажут, что мы сами прибились, а легенду придумать не сложно. Да мы и сами на них жаловаться не будем.

В каком случае цыгане могут нас выдать? Если за дело возьмётся Сархан и объявит выкуп – раз. Если из-за меня поссорятся Ляля и Шандор – два. «Кто я тебе, чтобы ревновать?» – это слова Ляли. Так может сказать и сестра, но мне в голову отчего-то лезет мысль, что они любовники. Мама дорогая! Какие тут тогда кипят страсти, если Ляля жена Романа, а Шандор его сын. Вспоминаю милое личико Лялиного ребёнка, и воображение тут же приписывает отцовство Шандору.

За такими мыслями я легко расправляюсь с посудой и выключаю воду. Голодный желудок ноет, напоминая, что я ещё не ела. Но сама в холодильник не полезу. Гипнотизирую хлебницу. Может, взять два куска и добежать до Кости? Он тоже голодный. Останавливает лишь то, что там, скорее всего, и Шандор.

В кухню заглядывает Ляля:

– Управилась?

– Да.

– Вытри, где надрызгала, и приходи в гостиную.

Неохотно покидаю кухню. Ляля кивает на стол:

– Помоги сдвинуть.

В несколько движений превращаем стол в круглый, и Ляля накрывает его бархатной скатертью. Мой живот снова напоминает о себе болью. Ляля словно читает мысли:

– В холодильнике суп в кастрюле и немного курицы в фольге. Погрей и приятеля своего покорми, – Ляля достаёт из кармана фартука колоду и перетасовывает её.

– А вы можете мне погадать?

– Тебе? А ты что, сама своей судьбы не знаешь? – Ляля, запрокинув голову, заливисто смеётся.

– Нет. А какая моя судьба?

Ляля пристально смотрит, и меня словно холодом окутывает. Чёрные глаза цыганки сверкают как угли, ладони с растопыренными пальцами направлены в мою сторону.

– Тебя давно уже продали. И никуда ты не денешься. Пойдёшь и ляжешь под своего хозяина.

– Больше похоже на проклятье, чем на предсказание.

– Такова жизнь. Ты чего из детдома-то сбежала?

Сажусь на краешек стула и сминаю край скатерти.

– Потому что меня продали.

– А проклял тебя кто-то из близких. Это ты верно говоришь.

– Да у меня кроме тётки и нет никого.

– Так больше никого и не надо.

– А как проклятье снять?

– Попробуй помириться с тёткой.

– Так мы не ссорились.

– Тогда молись за неё.