Китти приветствует нас, разумеется, до сих пор не одетая, но на этот раз из камина не вырываются опасные языки пламени, угрожающие спалить комнату. Однако повсюду пепел, в нем испачкано и маленькое тельце Ричарда (свернувшегося калачиком на руке своей хозяйки), и раскрасневшиеся щеки девушки.

– Давай, Китти! Вытри лицо, и начнем сборы. – Леди Реммингтон, не теряя ни минуты, отправляется к гардеробу. – Решено: ты наденешь атласное платье. Белое, с блестящими нитями, вышитыми волчицами из Стоунхенджа…

– Но, мама, разве ты не хотела, чтобы я надела розовое с рюшами?

– Я? Никогда! Все дебютантки будут стараться понравиться королеве, нарядившись в ее любимый цвет, и ты останешься незамеченной! Так что то розовое платье наденет Лавиния. И прежде, чем ты начнешь протестовать, скажу, что она сама это предложила, – объясняет леди Реммингтон, не оборачиваясь. – Я говорила тебе, что взять ее с собой в Лондон было хорошей идеей. Она не такая пустоголовая, как кажется на первый взгляд!

Лицо Китти озаряется, когда она поворачивается ко мне. Подбежав, она хватает меня за руки, и я чувствую ожог на ее большом пальце, как и в прошлый раз.

– О, моя Лала, слава богу, что ты здесь! Ты мой счастливый талисман, у меня даже живот больше не крутит! Ты будешь направлять меня и держать за руку, чтобы я не споткнулась, правда?

Мне требуется пара секунд, чтобы кивнуть в ответ.

– Конечно, – говорю я вместо слов «отличная идея!», которые эхом раздаются в моей голове.

Я чувствую, как что-то еще трется о руку, и, опустив взгляд, замечаю тонкий хвост Ричарда, обвитый вокруг моего запястья. Я не знаю, что означает этот жест, но чувствую, что от него кожу покалывает.

Чертовски скучно проживать один и тот же день в третий раз, но я стараюсь следовать советам своих подруг (которые ежедневно настойчиво напоминают мне, что я порчу все веселье) и получать удовольствие.

Я присматриваюсь к окружающим нас дебютанткам (уставшим от советов своих матерей, как и в реальной жизни), к сопровождающим их гномикам (их костюмы из листьев завораживают меня, а один зеленоволосый малыш даже подмигивает мне) и к роскоши старинного дворца (которая просто впечатляет).

Золотая лепнина колонн сверкает в свете свечей. Облака золотистой пыльцы, созданной феями, парят в воздухе; я вижу, как она блестит, словно танцующие пылинки. Осыпаясь на головные уборы девушек, она заставляет каждое перышко и отполированную драгоценность сверкать, словно те сделаны из звезд.

Ладно, я больше не собираюсь ловить взгляд Джорджа Китинга. Он не улыбнется мне так очаровательно и не потанцует со мной вновь, но, по крайней мере, я проживаю нечто… волшебное.

Да, точно. Буду утешать себя этим.

В любом случае расклад дел таков. Теперь у меня новая миссия. И в глубине души это раззадоривает. Мне нужно поймать убийцу, так что… да начнется игра.

Словно зритель, наблюдающий за достоверным воспроизведением моего любимого романа, я смотрю, как Китти замирает перед королевой и делает изящный поклон. Меркурий II лает и спрыгивает с колен хозяйки, чтобы добраться до девушки.

Китти, конечно же, одаряет его лаской, радуясь, что хоть кто-то ее не осуждает в этом переполненном зале. Она звучит совершенно искренне, когда восклицает:

– Этот прием – большая честь для меня, ваше величество! Я обожаю собак. Признаюсь, зачастую больше, чем людей.

– Вы также предпочитаете своего огненного дракона остальному миру?

– О боже мой! – Китти резко распрямляется. – От-откуда вы знаете?

– Ваше платье ослепительно-белого цвета, мисс Реммингтон, тем заметнее на нем пепел.

Королева тепло улыбается, и Китти, стряхнув сажу как ни в чем не бывало, отвечает с той же неприкрытой жизнерадостностью:

– Я прошу прощения, ваше величество, хотя это послужит мне хорошим уроком. Безупречность или совершенство, увы, недостижимы, и я, конечно же, не являюсь ни тем ни другим.

Шарлотта склоняет голову в ответ. Она не выпускает Китти из виду, даже когда та уходит и настает мой черед.

В этот раз я просто делаю реверанс и, как только королева машет рукой, удаляюсь, чтобы встать в углу со своей подопечной.

– Я сделала что-то не так, Лала? – тихо спрашивает она меня. – Я должна была молчать, не так ли? Как говорила бабушка…

– Ты все сделала безупречно, – заверяю я и, взяв ее под локоть, тяну в большой зал. Пока Китти болтает о еде (и сразу же направляется за ней), я внимательно рассматриваю всех джентльменов и леди вокруг нас.

Здесь уже собрались не просто наивные, застенчивые дебютантки, ослепленные, как и мы, великолепием дворца, а умудренные опытом графы, герцогини с острым язычком и виконтессы с расчетливыми взглядами, которые прячут сплетни за веерами.

Чем старше они, тем больше фальши я улавливаю в их движениях. От некоторых жестов (презрительных, высокомерных, нескромных) у меня стынет кровь.

Очевидно, что Китти – самая красивая дебютантка, а после ее представления королеве – главная соперница для всех, кто стремится к тому, чтобы их дочерей назвали бриллиантом сезона.

Неужели чья-то амбициозная мать хочет убить Китти?

– О, Лала, смотри! Пирожные с кремом.

– Одно из маленьких сохрани в ладошке, – советую я ей, не оборачиваясь, устремив свой взгляд в глубину комнаты. – На всякий случай.

– Какая отличная идея!

Джордж Китинг на месте. Вокруг него, как мотыльки у пламени свечи, вьются девушки. Они красивы, да, но не так, как Китти. Герцог говорит что-то, и все смеются. Кроме Сэмюэля Хаскелла, который снова закатывает глаза.

Отлично. Все происходит так, как и должно быть.

И продолжается в том же духе. Через несколько секунд появляется Джон Китинг. Он что-то шепчет на ухо брату и… вот оно. Джордж оборачивается на нас.

Его голубые глаза устремлены на девушку рядом со мной.

– Китти, стряхни с себя сахар.

– Что?

– С носа. – Я касаюсь кончика своего носа, и она, не задумываясь, повторяет. – Отлично. А теперь приготовься.

– К чему?

– К танцам.

– Простите меня за беспокойство, дамы, но вы… мисс Реммингтон?

И как обычно: бла-бла-бла, желаете ли вы потанцевать, о, вы очень добры, милорд, но вы не из сахара сделаны. Удивление на лице Джорджа, и – бац, он съедает пирожное прямо из ее рук.

Уф-ф, опять этот заторможенный взгляд – неужели он так быстро влюбился в нее в книге?

Когда они с Китти отходят от нас (наконец-то), чтобы занять место в центре комнаты и начать танец, я вздыхаю.

– Вы в порядке, мисс Лабби?

О нет. Я на секунду забылась. Я – тень Китти. Сэмюэль Хаскелл – тень герцога. А это значит, что мне придется терпеть его не один вечер в этом сезоне.

И я не забыла, как он назвал меня перед смертью. Как и то, что он – один из моих главных подозреваемых.

Но я не могу допустить, чтобы он заподозрил меня или догадался об истинных намерениях. Возможно, Сэмюэль не читатель и не злодей. А если все же да, то я ничего не выиграю, сразу раскрыв перед ним свои карты.

– Да, я в порядке, – тихо отвечаю я. – Просто немного устала.

– Я понимаю вас.

Затем, по возможности незаметно, я оглядываю комнату. Минуты идут, никто из нас ничего не говорит, и я ощущаю повисшее напряжение. Не знаю, у кого из нас больше гордости, но если он рассчитывает, что я первой открою рот, то пусть ждет дальше.

Пока пары кружат под звуки финальных тактов, я задаюсь вопросом, что делала Лавиния Лабби, пока Гарден была сосредоточена на главной героине. Скорее всего, ничего. Рассматривала все вокруг.

Черт, меня ждут часы вечной скуки в роли телохранителя.

– Желаете потанцевать под следующее произведение?

Я поворачиваюсь к Сэмюэлю Хаскеллу. Его физиономия все такая же кислая, но на этот раз он соизволил пошевелиться. Точнее, он махнул рукой. Причем в мою сторону.

Я смотрю на его руку. Потом на него самого. Наконец он, кажется, решает, что я оглохла, и снова повторяет вопрос уже громче:

– Я спросил, не хотите ли вы потанцевать.

– С вами?

– Не думал, что вы настолько глупы, – тихо говорит он, раздражаясь. – Да, со мной. Если не хотите, можете так и сказать. Я предпочту правду, чем если вы будете выкручиваться, оправдывая отказ.

Что это за тон, к чему он? В прошлый раз именно он отказался танцевать с Китти.

– Прекрасно, тогда скажу прямо: нет, я не хочу танцевать, – отвечаю я безапелляционно. – Не обижайтесь, но я не ищу танцев ни с вами, ни с кем-то еще.

Он строит гримасу то ли разочарования, то ли насмешки – мне неясно.

– Спасибо, для меня большая честь, что вы оскорбили не лично меня, а весь мужской пол.

– Не за что. – Затем я поворачиваю голову к танцующим. – Хотя мне непонятно, почему вы должны чувствовать себя оскорбленным. Разве вы не должны испытывать благодарность вместо обиды? Ведь мое нежелание танцевать не основано на неприязни лично к вам.

– И на чем же оно основано?

– Я просто предпочитаю оставаться здесь.

– Наблюдать за другими?

– Да. – А наблюдая, я как раз пользуюсь возможностью поискать родинки на коже гостей. – И если честно, меня удивил ваш вопрос, заданный ранее. Я думала, что вы такой же, как и я.

– Что вы имеете в виду?

– Я думала, что вы, возможно, один из тех, кто, как и я, держит свечу, сам оставаясь в тени.

Я мельком замечаю, как Сэмюэль хмурится.

– Если вы держите свечу, разве она не будет освещать и вас?

Я киваю, не отрывая взгляда от танцующих.

– Это фигура речи.

– Ну, это чепуха. – Затем он переключает свое внимание на пары, как и я. – В любом случае это должно быть утомительно.

– Что именно?

– Бесконечно жалеть себя и свою судьбу.

Я поворачиваю к нему голову, нахмурив брови. Я многое готова вытерпеть, но он начинает действовать мне на нервы.

– О, вы обо мне говорите? Похоже, теперь моя очередь оскорбляться.

Сэмюэль пожимает плечами.

– Это просто фигура речи.

Я сужаю глаза.

– Не держите меня за дуру, лорд Хаскелл, – бормочу я, сдерживая порыв назвать его идиотом, точно так же, как он, когда я умирала. – И я не жалею себя. Но факт остается фактом: я тут не для того, чтобы танцевать или принимать чьи-то приглашения из жалости. Мне следует сопровождать и оберегать мисс Реммингтон. Вот почему я… – Пауза. – Вот почему леди Реммингтон привезла меня в Лондон.

Подражая мне, Сэмюэль прищуривает свои голубые глаза.

– И вы собираетесь весь сезон провести, словно часовой на посту?

– Не ту же ли роль занимаете вы по отношению к герцогу Олбани?

Лорд Хаскелл изображает какую-то пародию на улыбку. Как и мне, ему, похоже, трудно дается искренность. Тем не менее в его глазах мелькает веселый блеск.

– Вы думаете, что знаете меня настолько хорошо, чтобы это утверждать?

– Это было не утверждение, – парирую я, – а вопрос. – Краем глаза я замечаю, что к нам приближаются леди Реммингтон и ее мать, а также Джон Китинг. Перед их появлением Сэмюэль бормочет:

– Если так, то я не буду отвечать. Я не держу вас за дуру, поэтому предоставлю вам разбираться во всем самой.

Снова это высокомерное лицо умника. И снова я испытываю желание врезать ему кулаком по носу.

Конечно, мне приходится затолкать это желание поглубже. Если бы я позволила инстинктам взять верх, роман Гарден пошел бы не по сюжету и я бы проснулась (снова) в той же кровати, терпя того же призрака (и все остальное).

Нет, я должна сдерживать себя. Однако после нашего разговора мои подозрения в отношении Сэмюэля Хаскелла лишь усилились. Возможно, он хочет защитить герцога и считает Китти неподходящей для него парой. Но было бы нелепо убивать ее лишь за это? Или же он может быть читателем, который, как и я, терпеть ее не может, только выбрал гораздо более коварный путь, чем мой (который основан на молчаливом презрении в ее адрес).