Так что будьте готовы, что и вас используют по назначению. Для отладки более мелких процессов паранойялы наймут жестких и ответственных эпилептоидов, внедрения новых продуктов – нестандартных шизоидов, для внешних связей пригласят истероида, создания атмосферы внутри команды – гипертима, корпоративным психологом поставят, скажем, эмотива, ну а бумажки перебирать за них будет аккуратный тревожник. Своя роль у каждого будет и в семье паранойяла: на жене – домашние дела, дизайн интерьера, дети; единственный сын – университет с красным дипломом и продолжение дела отца; если будет еще и дочь – то для души, до восемнадцати лет, а после – выгодный брак с наследником партнера по бизнесу; теща – неприятная женщина, но тоже пригодится: удобно сдавать детей во время редких совместных выходов с женой, плюс человек, на которого в крайнем случае можно переписать все имущество…

Тревожный характер. Яркий представитель – моя помощница Анна Василюк. Чудесный, бесценный, максимально аккуратный и исполнительный специалист. Ей можно было поручить почти все и на сто процентов быть уверенным, что она исполнит все мои указания буквально. Что может быть лучше? С этой точки зрения, действительно, ничего. Однако… Если есть газ – гипертим, то должен быть и тормоз – и это как раз тревожник. Он всю жизнь… тревожится, старается не высовываться и опасается проявлять любую инициативу. Его аккуратность и исполнительность – следствие не правильного отношения к делу, а страха… ошибиться и получить нагоняй от начальства. Вдобавок, это главный природный консерватор, все новое для него – страшное и опасное. Доходит до смешного: если тревожника принудительно переместить из старого на новое место, куда он так не хотел перебираться… вскоре он будет отказываться покидать уже новое место, к которому успел прикипеть и настаивать, чтобы его не возвращали обратно. И если на работе авторитет начальства и более ярких коллег заставляет тревожных сотрудников мобилизоваться и держать переживания при себе – почти невозможно представить, чтобы представитель этого психотипа громко скандалил в офисе – дома картина будет совсем другой. Здесь тревожники отдыхают от работы, где вынуждены были прятаться по углам. Дома все скрытое выходит наружу, а природный скептик и нытик на любое ваше «да» будет говорить «нет». Будьте готовы! Вам будет непросто…

Всем перемыли косточки? Ах да… эмотивы. Если бедных эпилептоидов принято считать самыми злобными представителями рода людского, то эмотивы стоят на противоположном полюсе – соответственно, их считают самыми добрыми. Всмотритесь в лицо симпатяги Евгения Леонова. Глаза этого замечательного советского артиста буквально лучатся добротой, и всем становится очевидно, что их обладатель даже мухи не обидит! Чем еще прекрасен эмотив? Он обладает высокой чувствительностью. Но в отличие от тревожника, который ежедневно переживает все беды мира, эмотив не так пессимистичен и всю жизнь стремится к гармонии: помирить тех, кто в ссоре, поддержать того, кого незаслуженно обидели. Эмотив – жилетка для всех остальных типов, который легко может принести себя в жертву ради мужа-алкаша, детей, не помнящих родства, начальника-самодура и так далее и тому подобное.

Ну что? Вам тоже показалось, что это описание самого доброго, полезного и вообще лучшего человека на Земле? Вам показалось… И вот почему. Во-первых, добрые намерения, которыми, безусловно, руководствуется эмотив, не тождественны добру. Как я уже говорил, основное добро людям скорее несут ненавидящие вас всех эпилептоиды, а также те, над кем принято потешаться – делающие прорывные открытия в разных сферах странненькие шизоиды. Ну а эмотиву просто нельзя доверять в ситуациях, где нужно руководствоваться не чувствами, а принимать решения на холодную голову: как распределить те или иные блага, кого наказать, чтобы другие были в безопасности, какие принять законы… Потому что эмотивный депутат после встречи с одной бабкой в подъезде перераспределит все доходы в пользу пенсионеров, забыв об армии, образовании, промышленности… Эмотивный охранник поможет сбежать из тюрьмы опасному преступнику, если его станет жалко… Эмотивный родитель создаст для ребенка абсолютно тепличные условия, после чего тот не сможет стать нормальным взрослым, продолжая всю жизнь держаться за мамину юбку. Словом, доброта добру не тождественна…

Ну и совершенно особняком стоит такой подвид этого замечательного типа, как раненый эмотив – правда, ни в одном учебнике вы его не найдете, потому что это моя собственная формулировка, берите, пользуйтесь! И уже даже по звучанию можно предположить, что какие-то нехорошие люди с явно недобрыми намерениями атаковали несчастного эмотива, но не убили его, а лишь ранили. Так и есть. Грубо говоря, жил-был добрый хороший человек, готовый на все ради других, но однажды им грубо воспользовались. И горе тем, кто это сделал! Из-за обостренного чувства справедливости и под воздействием, к примеру, алкоголя такой эмотив и убить может! Короче говоря, при определенных обстоятельствах он становится даже более опасным, жестоким и беспощадным, чем самый злейший эпилептоид! Подтверждаю, как представитель последних. То же самое вам скажет и любой психолог, пусть и назовет раненого эмотива как-то иначе. Но как раз с такой клиенткой я и столкнулся в своей практике…

Глава 8. Раненый эмотив

– Сидишь… и всем своим видом как будто говоришь, что ты вся такая жертва, сама ничего не хотела, сама ни при чем… Но если он заговорит со мной, тем более, что сам вроде бы симпатичный и где-то даже эмпатичный…

– Не надо приписывать мне чужих мыслей, не думала я такого!

– Врешь! По глазам вижу, что думала. Просто стеснялась даже самой себе в этом признаться. Но влечет тебя именно к таким мужикам: сильным, напористым, грубым, где-то даже с садистскими наклонностями, которые сами придут, заберут, подчинят…

Как вы уже заметили, мы снова вернулись к началу. К самому первому мысленному диалогу, который происходил в вагоне московской подземки. Я читал окружающих меня людей, не отдавая отчета о последствиях. А одна чувствительная барышня восприняла мою многолетнюю профессиональную привычку слишком близко к сердцу. И как истинный эмотив… обиделась! Да и черт бы с ней. Попереживала бы, поплакала, вернувшись домой и забыла. Но я уже перешел на личности:

– …Как твой отец твою мать, капитан первого ранга нашего доблестного ВМФ или кто он там по званию?

– Откуда вы знаете?! Второго ранга… Не дожил до следующего повышения… А вы как будто специально меня выследили и все обо мне разузнали!

Внешне она продолжала молчать. Но внутри уже все бурлило:

– Вы все еще похожи на маньяка, который выслеживал меня, и, возможно даже, не один день!

– Маньяк… Ну, пусть будет маньяк… Нашла маньяка… Но дело твое… Тебе с этим жить, не мне… Я посмеюсь и выйду на следующей станции. А ты будешь вспоминать этот незначительный эпизод всю свою жалкую оставшуюся жизнь.

Аривидерчи!

– Идите к черту…

– Ух… Как мы заговорили… Но живи пока… С этим… С тем, что я сказал… А мне действительно пора на выход… Итак заболтался с тобой… Пусть ты того и не стоишь…

Мы протряслись в одном вагоне московской подземки от силы полчаса. И для меня это были рядовые тридцать минут – как половина стандартного приема в кабинете психолога. Но не для моей новой знакомой. Для нее это было еще одно важное звено в цепочке событий, которые, как ей казалось, происходили помимо ее воли, однако касались бедолагу самым непосредственным образом…

Поэтому когда я, уставший после очередного рабочего дня, издерганный личными проблемами и изнывающий от духоты в метро, вышел на станции и десять минут блевал мимо урны… Она тоже поднялась вслед за мной наверх. И наблюдала все это безобразие, прячась за углом соседнего здания и борясь с эмотивным желанием подойти и предложить мне какую-нибудь помощь.

Хотя что она могла мне предложить? Засунуть свои два пальца в мою глотку? Но эмотивы о таком не думают, они не практики. Просто чувствуют боль совершенно чуждых для них людей. Им просто кажется, что всем нужна их поддержка. А кто эти все – возможно даже последние негодяи, убийцы и насильники – эмотивов в такие моменты не волнует:

– Боже, как же ему плохо! – могла бы подумать она про меня. – Я должна немедленно что-то предпринять, как-то ему помочь!

Но уже в следующий момент включилась бы тревожность однажды уже покалеченного эмотива. Если ближайшие «родственники» эпилептоидов – паранойялы, то «кузены» эмотивов – именно тревожники:

– Ты что, дура?! А вдруг он – маньяк? Как все остальные мужики…

– Почему сразу маньяк? Внешне выглядит вполне благопристойно.

– Точно дура! Ты часом не влюбилась?

– Да с чего ты взяла? Я просто констатирую…

– Констатируй про себя! Но это маньяк! А у маньяков на лице не написано, что они маньяки. Поняла?!

– Да поняла я, поняла…

– Тогда почему ты все еще здесь?

– Ну, постою еще немного, а там видно будет… Хотя нет, лучше пойду…

Так бы, наверное, она и ушла. Но я в тот день действительно находился в серьезном раздрае. И настолько утомился держать марку и служить примером для клиентов, друзей и домашних, что впервые за много лет дал волю чувствам и неожиданно для самого себя зарыдал в голос.

– Что это с ним? – могла бы продолжить говорить сама с собой свидетельница моего позора.

– Не знаю!

– Давай уже пойдем отсюда, а?

– Но как же мы его бросим?

– А вдруг маньяк?

– Даже если и маньяк. Ты не видишь – ему плохо?!

– Вижу, ну, плохо…

– Тогда помолчи уже, хоть немного!

– Ладно-ладно, дождемся, что будет дальше…

А я рыдал и какое-то время даже не мог остановиться. Если бы меня спросили тогда, почему я плачу… Я бы… ничего не ответил. Только послал вас далеко и надолго! Или выместил на случайном собеседнике злость на весь мир, которая скопилась во мне за все предыдущие годы. А, может, и убил бы! В свои мысли в тот момент по-прежнему не стану никого посвящать. Пусть они когда-нибудь умрут вместе со мной…

– Кажется, прошло, – могла бы констатировать неизвестная.

– Угу, умолк.

– Может, возобновится еще?

– Может. Но нам лучше пойти!

– Да успеем еще…

– Куда ты успеешь?! Успеет она… Двигай, давай.

– Подожди.

– Чего ждать?

– Может, проследим его путь до дома?

– А это еще зачем?!

– Ну, чтобы узнать, где живет маньяк…

– Ты – совсем дура!

– Может быть… Но так мы обезопасим себя и других…

– Это каким же образом?

– Ну, если с нами что-то случится, мы наверняка будем знать, кто виноват и где он живет!

– Если что-то с нами случится, мы уже ничего знать не будем!

На подобных вероятных мыслях невидимой свидетельницы моего позора я, наконец, взял себя в руки. До дома было минут двадцать спокойного шага. Но я преодолел нужное расстояние вдвое быстрее. Свежий ветер основательно продул мне мозги и вернул поехавшую было крышу на место. Домой я входил уже при полном параде. Психолог не может позволить себе публично проявлять слабость…

Однако новая знакомая не оставила попыток проследить за мной и запомнила мой адрес: Москва, улица Академика Ильюшина, дом №…, квартира №… И все последующие дни, когда я буднично ходил на работу и возвращался вечером домой, эта милая эмотивная женщина вполне могла копать под меня…

– …Ильюшина, дом №…, квартира №… – могу представить, как она украдкой от всех вглядывалась в экран мобильного телефона.

– Ну и кто он? Убийца, насильник, извращенец?

– Ты дошутишься…

– Давай уже, не томи, ты там два десятка вкладок открыла!

– Погоди.

– Мне тебя каждый раз за язык тянуть?

– В общем, в слитой базе жителей этого дома в нужной нам квартире зарегистрированы Лаврухин И. В., Гущина А. А. и Лаврухин М. И.

– Такс… С кого начнем? Рискну предположить, что Гущина – либо жена, либо мать, но скорее, конечно, первое!

– А Лаврухин М. И. может приходиться сыном Лаврухину И. В.

– Молодец, купи себе шоколадку с мясом!

– Мне тоже нравится это выражение.

– А кому оно не нравится?.. Но что это нам дает?

– А то, что в соседней инженерно-технической школе в седьмом «А» классе учится Матвей Игоревич Лаврухин, зарегистрированный по уже известному нам адресу.

– И снова молодец! Стало быть, отец мальчика – Игорь?