Мужчина остался стоять. Его глаза не отрывались от того места, куда она ушла. Женщина пыталась что-то объяснить – о съёмках, о расписании, о паре оставшихся образов. Но он её не слушал. Он уже мысленно раздевал Виолетту. Артём это видел. Он чувствовал.

И от этой мысли его затрясло.

Он сам начал нервно подёргиваться, будто в нём копилась буря. Виолетта не выходила. Будто знала – и дразнила. Играла с их терпением. Его нетерпением.

– Виола, сколько можно? – рявкнул фотограф. – Выходи, осталось немного!

И она вышла.

Воздух в комнате застыл. Виолетта словно материализовалась из фантазий: почти голая, в полупрозрачном бежевом купальнике, который сливался с кожей. Всё на ней было как на ладони. Чёрные волны узора прикрывали самое сокровенное и одновременно подчёркивали каждую линию тела. Все замерли. Даже дыхание в комнате сбилось.

Фотограф работал быстро, выверенно. Он умел делать из женщины мечту. Виолетта казалась феей, призраком желания. Артём не мог оторвать от неё взгляд. Он хотел прикоснуться. Забрать её. Закрыть от всех.

Но он оставался в тени, сжав кулаки до боли, сгорая от эмоций. Когда она исчезла за ширмой, он перевёл взгляд на пузатого типа. У того на лице всё было написано: пошлое удовлетворение, скабрезные мысли, желание.

– Это все, Саш. Заберите пакет с купальниками, – послышался из-за ширмы голос Виолетты.

Женщина сразу пошла за вещами, а мужик подошел к фотографу и спросил:

– Когда будут готовы снимки?

Саша мельком посмотрел в сторону, где находилась Виолетта, а после произнес:

– Через пару дней. Надо обработать их, свет поправить, ретушь, в общем, поработать еще надо. Сейчас поеду на следующую фотосессию, и так до позднего вечера. Так что пару дней точно.

– А раньше никак нельзя? – тише обычного спросил мужик.

«Тварь…» – пронеслось в голове Артёма. Уж он-то понимал, для чего ему нужны эти фотографии. Артём больше не мог это терпеть. Он не сдержался. Подошёл, встал напротив. Мужик отпрянул. Понял всё сразу.

– Твоя?

Артём усмехнулся, холодно, зло, соглашаясь, будто владелец. Потом увидел, что женщина выходит с пакетом купальников, и быстро направился к раздевалке.

Он не думал. Просто шёл.

Виолетта сидела в раздевалке, сгорбившись. Руки вцепились в волосы, голова опущена. Она молчала, будто пыталась раствориться в воздухе. На ней – только нижнее бельё, почти детское, простое, белое, не для съёмки. Разительный контраст с тем, что было на ней минуту назад.

Она не заметила его. Слишком глубоко утонула в собственных мыслях. В боли.

Когда подняла глаза, перед ней стоял Артём. Лицо – жёсткое. Взгляд – колючий, пронзающий. Она вздрогнула.

– Ты… ты что здесь делаешь? – испуганно прошептала она, прикрывая себя руками.

Он молчал. Глаза скользнули по её телу. Но не с вожделением. С яростью.

– Ты обещала делать всё, что я скажу, – его голос был твёрд и бесцветен.

– Д-да, – тихо ответила она ему.

– Встань и повернись ко мне спиной.

Она медленно встала, не совсем понимая, что происходит. Она стояла перед ним почти нагая и хотела прикрыться, но как это сделать, не знала. Ее свитер-платье висел за Артёмом на вешалке, и штаны там же. Ощущение уязвимости стало пугающе явным. Она была почти обнажённой, беззащитной и… растерянной.

– Теперь упрись руками в стену и замри, поняла?

Перед внутренним взором Виолетты вспыхнули образы избитого Димы. Она не знала, где проходит граница между игрой и угрозой. Не знала, стоит ли сопротивляться, или нужно подчиниться, чтобы не разжечь бурю.

Но страх – тот самый, животный, настоящий – был рядом. Он сдавливал грудь, замораживал движение.

– Наклонись.

Виолетта поняла, что он хочет сделать, и ужас пробил ее тело и душу. Неужели опять?! За что?!

– Артём… – едва слышно вырвалось из её губ. – Пожалуйста… не надо.

Он не подошёл ближе, но напряжение между ними повисло тяжёлой завесой.

– Я просто хочу убедиться. Я не причиню боли, – проговорил он вдруг. В голосе – боль. Внутренний разрыв.

Она понимала, что он задумал. Но сделала, как сказал. Внутри всё стонало от унижения, страха. Перед глазами – тот, прошлый. Который не слышал слова «нет».

Она опустила голову, взгляд вперился в пол. «Почему снова?.. Почему я опять должна через это проходить?» – вопрос без ответа сдавливал грудь.

– Ты обещала выполнить все, что я скажу, – твердо произнес парень, осознавая, что Виолетта в любой момент может просто его послать, – иначе ты знаешь, что будет, – угрожал он ей, хотя разумом понимал, что уже ничего не сделает ее брату и его нынешний поступок ужасен, но он не мог остановиться, он должен был выяснить.

Виолетта отчаянно желала, чтобы это все уже закончилось. Она, как на заклании, послушно кивнула и наклонилась к стене, упершись в нее руками.

– Раздвинь ноги.

Виолетта запаниковала, услышав предложенное. И страх, и стыд одолевали девушку. Она отчаянно не понимала, чего хочет от нее Артём, и это заставляло нервничать еще больше.

Стиснув зубы, она расставила ноги, ощущая, как каждое движение отзывается дрожью в теле. И чтобы не сойти с ума, начала про себя считать. «Сколько в этот раз это продлится? На счет «десять» это закончится?» Она старалась думать о чем угодно, но только не о том, что происходит с ней сейчас. Об этом она подумает позже, когда запрется в ванной, нальет горячей воды и будет стирать с себя все его прикосновения мочалкой, тщетно натирая кожу.

– Я просто посмотрю… – пробормотал он.

Он дрожал. Он ненавидел себя. Но не мог остановиться.

Когда он аккуратно коснулся края ткани, Виолетта вся сжалась, как будто её ударили. Она не понимала, что он задумал. Но делала, как сказал. Внутри всё стонало от унижения, страха. Но она не кричала.

Он замер. Его пальцы застыли на ткани белья. Сердце билось в ушах. Артём осторожно отодвинул ткань трусиков в сторону.

Она не издала ни звука. Но её тишина была громче любых криков.

Он тронул ее там, где никому не разрешено было трогать, а она продолжала молчать. А когда его подозрения подтвердились, Артём отступил, резко, как обожжённый.

– Повернись! – голос Артёма изменился. В нём больше не было холода – теперь в нём слышалась боль, разочарование и странное, острое беспокойство. Как будто что-то в нём надломилось.

Он сделал шаг назад, провёл рукой по лицу, будто пытаясь стереть собственные мысли, и вдруг – взорвался. Злость прорвалась наружу, обнажённая и пульсирующая.

– У тебя уже кто-то был?! – в его голосе звучало почти обвинение, как удар. – Я думал… я был уверен, что ты другая. Чистая. Смущённая девчонка из глуши, которой страшно в городе. А ты что? – он тяжело выдохнул, словно сам удивился тому, что говорил. – Ты вон как уверенно позируешь, чуть ли не в нижнем белье при троих мужиках. Ни капли стеснения. А в университете ходишь – вся закутанная, тихая, будто монашка…

Он метался по комнате, не зная, куда деть руки, не зная, на что выплеснуть бурю внутри.

– Я думал, ты… моя. Только моя. – Последние слова сорвались почти шёпотом, но в них было куда больше чувства, чем в крике.

Всё это было не про девственность. Не про прошлое. Это было про его болезненное желание владеть, контролировать. Про то, что она зацепила в нём что-то слишком важное, слишком глубоко. И теперь всё, что не соответствовало его фантазии, жгло его изнутри, как предательство.

Он посмотрел на Виолетту. И в этом взгляде смешались страх, гнев, отчаяние, обида. Как гроза на пороге разрядки.

– Кто это был?! – рявкнул он. – Кто тебя трогал?! Деревенщина на сеновале? Кто это был, я спрашиваю? – не выдержав, парень сделал шаг и, прижав девушку за талию к себе, дернул за копну ее светлых волос, заставив запрокинуть лицо вверх и посмотреть на него, и в тот же миг, когда это произошло, Артём пожалел об этом.

То, что он увидел, убило его.

– Такой же урод, как и ты, – прошипела она сквозь зубы. – Который не слышал слова «нет».

Он замер.

Эти слова были как нож. Как яд. Как пощёчина.

Он отпустил её. Руки дрожали.

Виолетта, воспользовавшись возможностью, резко схватила свои вещи с вешалки и выбежала из раздевалки, не оглядываясь.

Он остался. В этой пустой, душной комнате, среди теней и зеркал. Среди своей злости. Один.

И тогда он понял.

Она – не слабая. Она – сломанная.

Он – не герой. Он – ещё один, кто ломает.

И это знание оказалось невыносимым.

Глава 12

Виолетта хотела только одного – скрыться. Сбежать, смыть с себя всю грязь, в которую её втоптали, стереть с себя всё: прикосновения, взгляд, слова. Забыть. Начать заново. Попробовать снова стать собой – той, что верила, что может жить нормально.

Она быстро оделась в соседней комнате, а после помчалась вниз по лестнице, почти не касаясь ступеней. Внутри всё горело, будто по венам разлили синий огонь. Но лицо её оставалось каменным – ни единой слезинки. Она не плакала.

Она уже проходила через боль. Прошла – и выжила. Выстоит и теперь. Всё, что ей нужно, – это её кровать, тёплое одеяло, под которым можно спрятаться, свернуться клубочком, затихнуть. Где её никто не найдёт. Там боль стихнет. Обязательно стихнет.

Должна.

Иначе как жить дальше?

Она поклялась себе: ни одной слезы ради Артёма Дементьева. Ни одной.

Но улица встретила её холодом и мокрой темнотой. Резкий ветер хлестнул по лицу. В небе раздался гром – и тут же хлынул дождь. Громкий, леденящий, как будто сам Бог пытался смыть с неё весь этот кошмар.

И тогда защита рухнула.

Словно удар молнии расколол изнутри. Виолетта всхлипнула, потом ещё – и сорвалась в рыдания. Слёзы хлынули, горячие, беспощадные. Она шла по улицам города – хрупкая, босая в душе, промокшая до нитки, растирая по щекам горькие слёзы и не в силах остановиться.

Она шла – и рыдала.

Потому что это было слишком.

Потому что она устала быть сильной.

Потому что ей снова сделали больно – и снова безнаказанно.

Всё повторяется. Опять. Её, невинную, заклеймили, обвинили во всех смертных грехах и… наказали. Без права на защиту. Без объяснений.

Но даже сквозь этот плач, сквозь этот шторм внутри, в ней что-то крепло. Маленькая искра, глубоко в груди. Та самая, что помогает идти дальше. Та, что не даёт сдаться. Та, что делает её живой.

«Надо не сбиваться с пути. Нужно идти к цели», – прошептала она себе почти беззвучно. Как мантру. Как спасение. Она повторяла это, чтобы не развалиться. Чтобы не умереть от собственной слабости.

Домой она вернулась ближе к десяти. Замёрзшая, мокрая, голодная, измотанная. В голове, как всегда после бури, наступила хрупкая тишина. Она снова запечатала в подсознании всё, что хотела забыть. Заблокировала. Задвинула глубже, как сделала это однажды.

Перед дверью остановилась, вытерла слёзы тыльной стороной руки и тихонько повернула ключ. Каждый щелчок отдавался эхом в груди. Главное – не разбудить бабушку.

Но в квартире было светло.

И тихий, глухой голос из кухни сразу насторожил. Она замерла, как загнанный зверёк, услышав своё имя:

– Ба, а Виолетта… – пауза. – Как думаешь? Стоит ей сказать, чтобы не откровенничала ни с кем в универе? Иначе потом такие слухи о ней будут ходить… К тому же по таким фактам они могут определить, откуда она приехала и кто её родители, и всю её историю раскопать.

Слова Димы резанули сердце, как нож. Он знает. Всё знает. И.… стыдится.

Удар.

Бабушка молчала. Долго. Пожалуй, слишком долго.

– Ничего не говори ей, Дим. Девочка и так как в скорлупе: без подруг, без радости, всё держит внутри. Если ещё и ты подольёшь масла в огонь, она вообще перестанет с кем-либо разговаривать. А мы не имеем права ей что-то запрещать. Понимаешь? Не хочешь, чтобы тебя с ней ассоциировали, – просто не говори никому, что живёте под одной крышей.