Король посмотрел на нас через крышу «Фэрлейна». Он находился на довольно приличном расстоянии от нас, и я не мог определить по выражению его лица, узнал ли он нас. Сомневаюсь. По крайней мере, это ничего бы не значило.

– Придите, – раздался тот сладкий и одновременно кислый голос, – присоединитесь к нам, братья. Ешьте.

– Не сейчас, – сказал Боб. – Может, позже.

Мы повернулись и быстро двинулись прочь. Вернувшись к грузовику, Боб достал из ящика с инструментами кусачки, отрезал колонку от стойки, и отбросил ее подальше от нас.

4

Именно тогда я и принял решение присоединиться к «церкви».

Если мне было суждено пасть жертвой зла или просто умереть от голода, я хотел убедиться, что буду принят в объятья нашего Спасителя, Господа Иисуса Христа.

Странно, что я не узнал эту очевидную истину раньше. Странно, что она всегда была у меня перед носом, и я отрицал ее. Но теперь все стало предельно ясно, будто призрачный свет пробился сквозь черноту над нами, свет, который не был похож на синие молнии, а был мягким, желтым и теплым, который коснулся моей макушки, проник в череп и наполнил меня внезапным осознанием.

Вскоре после этого, поскольку усталость наступала быстро, мы забрались в кузов грузовика, чтобы поспать. И когда я услышал, что дыхание Боба стало ровным, я осторожно выбрался из кузова и направился к тому автобусу.

Когда я был уже рядом, задняя дверь открылась, и содержимое импровизированного ночного судна выплеснулось на улицу. Я был рад, что не оказался еще чуть ближе, когда это произошло. В противном случае моя первая встреча с этими людьми могла стать не очень-то благополучной.

Глядя себе по ноги (ибо та процедура с ночным судном продолжалась еще какое-то время), я подошел к автобусу, и когда дверь уже начала закрываться, окликнул обитателей.

В полузакрытую дверь высунула голову женщина и посмотрела на меня так, как все христиане смотрели на меня. Тем холодным взглядом, говорившим, что я – аутсайдер. Волосы у нее были убраны назад, и некоторые свешивались на лицо, словно паучьи лапки. На ней был уродливый халат и розовые домашние туфли, которых я раньше не видел. Спереди на них было написано «МЕХИКО».

– Я хочу воссоединиться с Господом, – сказал я.

Она просто продолжала таращиться на меня.

– Я не христианин, но вижу, что вы – да, и мне это нравится. Я хочу быть одним из вас. Хочу быть спасенным и…

– Погоди минутку, – оборвала меня женщина, и, повернувшись лицом к салону, крикнула: – Сэм!

Вскоре дверь отрылась шире, и в проходе появился тощий мужчина. За ним было темно, но света от грозы хватало, чтобы я смог разглядеть протянувшиеся вдоль стен автобуса полки. Они были чем-то заполнены, только я не мог понять, чем именно.

Я обратил внимание, что галстук на шее у мужчины был не настоящим. Он был нарисован. Мужчина долго разглядывал меня.

– Что тебе надо, грешник?

– Я хочу быть христианином.

– Разве? Хочешь креститься и все такое?

– Если нужно, то да.

– Нужно.

– Тогда покрестите меня.

– Вот это другое дело. Пройди к передней двери, я впущу тебя.

– Сэм? – позвала женщина.

– Не волнуйся, – сказал мужчина. – Это хороший мальчик. К тому же он хочет стать христианином. Верно, сынок?

– Да, это так, – ответил я.

– Вот видишь? – сказал он женщине. Затем, обращаясь ко мне: – Пройди вперед.

Они закрыли заднюю дверь, я подошел к той, что была в передней части автобуса, и Сэм открыл ее. Войдя внутрь, я увидел, что за водительским сиденьем висит занавеска из одеяла, закрывающая остальную часть салона. Женщина по-прежнему находилась где-то там.

Рядом с сиденьем, расположенным за рулем, было прикручено к полу еще одно. С зеркала заднего вида свисал пластмассовый Иисус, который светился в темноте – подобные продаются на границе с Хуаресом. Никогда не хотел себе такого. И наконец, на приборной доске была наклейка с устремленной вверх радугой и надписью: «БОГ – ЭТО ЛЮБОВЬ».

– Садись, мальчик. – Мужчина похлопал по сиденью рядом с собой, и я сел. – Значит, – сказал он, поджав губы, – ты хочешь стать христианином, верно?

– Я наблюдал за вами… за вашими собраниями… Ну, и мне понравилось.

– Я не виню тебя… Я был сантехником, понимаешь?

– Простите?

– И маляром. Чинил трубы и красил стены. И того и другого помаленьку. В основном занимался сантехникой, потому что я тощий, как видишь. Ползаю под домами, как змея и чиню трубы. Некоторые сантехники так и называли меня – Змей. Они спрашивали: «Змей, ты уверен, что сможешь забираться под дома?», и я отвечал: «Конечно, смогу». Потому что я мог.

– Понимаю, – сказал я.

– А вот покраска стен… это другое. Я занимался ей, но мне не нравилось. Меня тошнит от запаха краски, причем сильно тошнит. Я нанимался красить дом, и все время, пока красил, меня тошнило. Ни минуты покоя, сплошная тошнота и головная боль. Даже вечером, помывшись после работы, я продолжал чувствовать запах краски у себя под ногтями. Он обволакивал меня, как облако. Я больше предпочитаю заниматься сантехникой. Запах канализации – это ничто по сравнению с запахом краски. Это хороший, честный запах. Человеческий запах. Но краска… краска – это всего лишь краска, понимаешь, о чем я?

Я начал чувствовать в его словах некую притчу.

– Ну… Думаю, да.

Одеяло шевельнулось, и из-за него появилась женщина. Она надела другой халат, который был ничуть не лучше первого. На ногах были все те же домашние туфли. Я обратил внимание на стоптанные пятки.

– Когда он красил дома, было просто ужасно, – сказала женщина, вклиниваясь в разговор. – Он был совсем невеселый. Ворчал все время, как отравленный пес. Привет. Меня зовут Мейбл.

– Приятно познакомиться, – произнес я. – Кажется, это ваше сиденье.

– О нет, – сказала Мейбл. – Сиди. Я постою. Все в порядке. Раньше я говорила Сэму о том, как он ведет себя, когда красит дома. Говорила, будешь себя так вести, пойдешь спать во двор. Было такое, дорогуша?

– Да, заинька. Она так и сказала, и она не шутила. «Будешь так себя вести, – сказала она, – пойдешь спать во двор. Бери подушку и вон из дома». Это сразу меня отрезвляло. Я не выдержал бы без моей заиньки.

Я начинал уже подозревать, что это не притча.

Женщина приблизилась к мужчине, и он обнял ее за талию. Она похлопала его по голове. Я подумал, что сейчас она даст ему собачью вкусняшку.

– Именно покраска домов сподвигла меня проповедовать, – сказал Сэм. – Раньше говорили: «Стань баптистским проповедником, и тебе не придется работать», и меня это устраивало. Поэтому я начал учиться проповедовать, чтобы можно было перестать красить дома, и знаешь что, сынок?

Я ответил отрицательно.

– На меня снизошел зов. Я читал Библию, пытался разобраться в ней, пытался научиться различать все эти имена. И однажды вечером я просто бросил это. Ранее я целый день красил дом, и задремал, слушая радио. Одну из тех станций, транслирующих кантри и вестерн-музыку. И Господь Всемогущий пришел ко мне через радио и сказал мне то, чего не говорил никому из других проповедников. Помог мне понять Его пути.

– Аллилуйя, сладкий, – сказала женщина.

– Да славится имя Его. Итак, Бог пришел ко мне через радио, и я помню, это было прямо посреди одной старой доброй песенки. И он молвил: «Сэм, я взываю к тебе, и хочу, чтобы ты распространял мое Слово» Вот так. Он не дал никаких деталей, ничего. Лишь сухие факты. Затем я собрал вещи и сделал из этого автобуса дом на колесах.

– Наш прежний дом у нас отобрали, потому что мы не могли за него платить, – добавила Мейбл.

– Да, это так, заинька. Я починил этот автобус, и мы стали путешествовать по стране. Перебивались мелким ремонтом, в основном по части сантехники, мелкой покраской, когда я не мог отказаться, и нам нужны были деньги. И я много проповедовал.

– Это оплачивалось лучше, чем починка сантехники или покраска домов, – сказала женщина. – Удивительно было видеть полным блюдо для подношений после вечерней проповеди Сэма. Люди любили его.

– Но деньги – это не главное. Дело в том, что я пытался донести до людей Слово Божье, принимал подношения, чтобы поддерживать автобус в рабочем состоянии, кормить себя и продолжать служить Господу.

– Сэм обратил в веру огромное количество людей, – сказала Мейбл.

– Да, это так. И однажды вечером, когда мы проезжали мимо этого места и увидели все эти машины, стоящие в очереди, я подумал, разве это не прекрасная возможность?

– Именно так, сладенький, – сказала Мейбл. – Ты повернулся ко мне и сказал: «Разве это не прекрасная возможность?»

– Я подумал, что во время перерывов я мог бы включать свой динамик и проповедовать. Попытался бы привести несколько душ к Богу. Но потом случилась эта дьявольщина. Дьявол постоянно так делает, сынок. Когда у тебя есть добрые намерения, старина Дьявол приходит к тебе и пытается все испортить. Даже Орал Робертс^[3] – а ты знаешь, как близок он был к Богу – имел проблемы с Дьяволом. Однажды старый говнюк пришел к Оралу в спальню и попытался его задушить, пытался лишить его жизни.

– Но его жена прогнала Дьявола и спасла его, – сказала Мейбл. – Пришла и прогнала его. – Женщина похлопала Сэма по голове. – Я бы тоже сделала это ради тебя, верно, сладенький?

– Да, конечно, сделала бы, заинька. Но сейчас у нас тут есть мальчик, который хочет присоединиться к нашей пастве. Я прав, мальчик?

– Да, это так, – ответил я.

– Хорошо, хорошо… У тебя при себе случайно нет еды?

– Нет, – ответил я. Я подумал о вяленке в грузовике, но она принадлежала Бобу, и я не мог предлагать ее без его разрешения. К тому же я боялся, что он меня пристрелит.

– Что ж, давайте уже проведем это крещение. – С этими словами Сэм плюнул на пальцы и провел ими по моей макушке. – Я крещу тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. Окей.

– И все? – спросил я.

– А ты ожидал купание в купели?

– Нет… То есть все в порядке.

– Вот и я о том же. Ты чувствуешь себя иначе?

Я задумался.

– Нет, ничего такого.

– Может, легкое покалывание или типа того?

– Не-а.

Сэм выглядел расстроенным.

– Что ж, иногда требуется некоторое время, поэтому подожди немного. Я хотел бы, чтобы чуть позже ты пришел к нам на службу. Придешь, и я вручу тебе Господа на серебряном блюдечке, сынок. Мейбл, заинька, ты не принесешь песочек?

Мейбл скрылась за занавеской из одеяла и вернулась с большими песочными часами. Песка в верхней половине почти не осталось.

– Эта штука здесь пригодилась. Однажды она попала нам в руки, и мы никогда ей не пользовались. Но с тех пор, как мы находимся здесь, в кинотеатре под открытым небом, она нас уже не раз выручала. Это – восьмичасовые песочные часы. Мы проводим службу каждые шестнадцать часов. Если только не забудем их перевернуть, или не проспим, но такое бывает нечасто.

Мы посидели еще немного, и он поведал мне пару историй про приключения сантехника. Затем сказал, что ему нужно готовиться, и ушел за занавеску, а меня оставил с Мейбл, которая заняла его место за рулем. Какое-то время она смотрела на наклейку на приборной доске, с радугой и надписью «БОГ – ЭТО ЛЮБОВЬ», затем перевела взгляд на Иисуса, висящего на зеркале заднего вида, и, наконец, посмотрела на боковое зеркало, будто ожидала увидеть в нем откровение. Как бы то ни было, я не мог придумать, о чем поговорить; погоду обсуждать не было смысла, поскольку она всегда была одинаковой. Я начинал ощущать себя круглым дураком.