– Ну да, с тобой не сравнить. Как там твои приготовления к свадьбе, кстати?

– Лучше не спрашивай, – тут же пропадает все настроение. – Ром, это же звездец какой-то. Вот скажи, что мне делать, а?

– Смириться и получать кайф от жизни?

– Да ну, нахрен! С кем? С Лясовой? Она ж лошадь надувная. Я даже прикасаться к ней не хочу. Не то, чтобы спать в одной кровати. Думаю перед загсом сожрать свой паспорт. Или застрелиться.

– Остынь, Дань, – угорает, болезный.

Ему-то хорошо, он по своей воле втюхался, никто ему не навязывает, с кем спать и на ком жениться, в отличии от меня. Родаки все за меня решили. Вернее сказать, деньги все решают. Выгодные браки и бизнес, вот что главное в понимании моей семьи. Поэтому о том, хочу ли я жениться, меня даже никто не спрашивал, подобрали породистую кобылу и просто поставили перед фактом.

– Не, Ромыч, я хочу свободы. И драть красивых телочек. А ты знаешь, каких я люблю. Лясова вообще не мой вариант.

На секунду Рома отвлекается от разговора, вперившись куда-то, а потом увидев кого-то в толпе, подзывает к нам.

– Красавчик, я тебе темненькую нашел, как ты любишь, – радостно заявляет. – Это… как тебя там…

Оборачиваюсь и смотрю, кто к нам топает. Мордаха конечно симпатичная. Фигурка тоже зачетная, вроде все, как я люблю. Правда, ростом мелкая. Ей восемнадцать-то хоть есть? А! Так это же подружка его святой Есении. Тогда вообще отпад, в их компашке все не от мира сего. Так даже интереснее. А то вешалки надоели уже.

– Вероника, – рычит она, скрестив руки на груди.

– Вот, правильно, я так и сказал. Вероника. О, Чудова, кажись ведь? – паясничает наш Ромео. Угораю с него. Молодец, ему на все похрен. Он даже имен не запоминает. Хотя, со Светловой косяк вышел.

Встаю и оцениваю претендентку для моего досуга. Прикольная, я бы даже сказал, зачетная. Но все впечатление резко портится, стоит мне заметить в ее волосах яркую прядь. Вот зачем себя так уродовать? Нет, я не то, чтобы прям против украшений во внешности, но сейчас конкретно так триггернуло.

– Ну, такое себе. Не фонтан, – бесит меня эта прядь цвета вырви глаз. – Стрем, короче. Как говоришь, Чудова? От слова чудовище?

Жду соответствующей реакции. Такие ведь не просто так пытаются выделиться? Еще и одеваются в какие-то непонятные бесформенные мешки. Выпендреж показывают, одним словом. Ну давай, полторашка, жги, я в предвкушении. Покажи свой характер. Хотя тут и показывать, уверен, нечего. Так, очередная нитакуся, которая предсказуемо уже через десять минут будет отсасывать мне на заднем сиденье.

Но та какого-то хрена срывается с места и бежит к выходу. Мне показалось, или типа заплакала? Писец. И что это?

– Даник, тебе не угодишь, – усмехается Ромео.

– Олень ты, Даник, – вдруг подрывается Городок и топает на выход. Торможу его, дернув за плечо. Но тому пофиг, лишь отбрыкивается. – Она соседка моя вообще-то. У нее проблемы в семье и с бабками, еще и ты со своими шутками.

– Осади, Арс, я сам все разрулю, ок? Можешь не переживать за свою соседку, – все же торможу Арса.

Выхожу на улицу и догоняю Чудову. Та еще и сопротивляется.

– Угомонись, Чудовище, у меня к тебе предложение. Денежное. Бабок отвалю, шаришь?

Уже возник в моей голове охренительный план, как поставить раком всех и сразу. И родаков, и Лясовых, и всех остальных, кто думает, что может управлять моей жизнью.

– Замуж за меня выйдешь?

– Чего? Совсем дурак? Или обкурился? – таращит на меня… ого, какие у нее глаза зеленые! Секунду торможу. Дергаю головой, чтобы очухаться. Словно занырнул, чесслово.

– Ну так что, по рукам? – протягиваю руку. Мне никто не отказывает. А от такого предложения и вовсе как бы в обморок не упала.

Уже представляю физиономии родаков, когда я вместо породистой кобылы, что они мне выбрали, приведу вот такое вот недоразумение с розовыми прядями и в бомжатской одежде. Улет!

– Отвали, Красавин, – с ненавистью выплевывает она. А мне смешно смотреть сверху на эту чихуахуа, которая огрызаться пытается. Так еще и ошейник имеется! Страшно, очень страшно. Аж в голос продирает заржать. – Ты мне противен.

В смысле?

Ну ни хрена себе, поворот! Да за такое предложение любая сейчас, только свистни, запищит и описается от радости, а эта еще и посылает? Кем она себя возомнила?

Глава 3

(Вероника)

– Я вообще-то серьезно, – хватает меня за руку, не позволяя уйти. – Мне просто галочка нужна, понимаешь? Тупо отметка в паспорте, чтобы предки отвалили.

– Родителей решил позлить? Это не ко мне.

– Да любая согласится, тем более за бабки, чего выпендриваешься? – кривит свою смазливую рожу.

– Ну, если любая согласится, так и найди себе любую. А от меня отвали! Понял?

– Мне любая не подходит. Мне ты подходишь. Эффект будет круче, когда они увидят такое.

– Какое? – вздергиваю подбородком, стараясь снова не разрыдаться.

– Да вот такое, как ты – чудовище, – усмехается он. Вот козел!

Держусь из последних сил, чтобы не расплакаться. Спасает Городецкий, который выходит вслед за нами из клуба.

– Даник, я домой сваливаю, закинуть?

– Нет, я не домой, – отказывается Красавин.

– Арсений, возьми меня с собой, я тоже домой, – смотрю на соседа умоляющим взглядом.

– Прыгай, мелкая, подброшу.

Хоть что-то хорошее сегодня случилось.

Сажусь в машину Городецкого и пристегиваю ремень. Знаю, что он гоняет так, что вперед смотреть страшно.

– А ты разве не пил? – остерегаюсь я.

– Не трусь, мелкая, я сегодня, как стеклышко. Завтра обещал твоей маме остатки вещей перевезти.

– Спасибо, Сень. Думала, этот кретин не отцепится от меня. Больной на всю голову.

– Не обращай внимания, мы все не ангелы, – усмехается и выруливает с парковки клуба.

Только Арсению я разрешаю называть себя мелкой. Все потому, что мы как родные брат и сестра. Мы росли в одном дворе, катались на одном велике, ели булку с маком напополам. Он видел меня и сопливую, и с ободранными коленями. Арсений, бывает, и вступается за меня.

– Ты как, норм? Какого лешего в клуб одна приперлась? – бросает на меня укоризненный взгляд через зеркало.

– Я не тусить. Хотела официанткой попробовать.

– И как?

– Не взяли, – вздыхаю и отворачиваюсь к окну.

– Ну и хорошо. Нечего тебе там делать. Лучше нянечкой какой-нибудь, или хотя бы в пиццерию.

– Ага, все везде забито. Меня нигде не ждут.

– Ник, я предупредить хотел. Я через пару месяцев в армейку сваливаю. Поэтому не теряйте.

– Серьезно? – нахмурив брови, снова чувствую, как по моим щекам стекают слезы. Ну вот, единственный, кто мне хоть как-то, пусть и изредка, но помогал, и того не будет рядом целый год.

– Да ладно тебе, все будет пучком. Теть Оля сейчас приспособится на новом месте и все будет ок. Да и ты вон сама уже взрослая. И без дяди Сережи справитесь, пусть лесом идет этот контрацептив штопаный.

– Спасибо, хоть кто-то меня иногда поддерживает, – вымученно улыбаюсь.

Возвращаюсь домой и застаю маму в кухне. Она сидит над остатками посуды и складывает уцелевшую в коробку. Осколки же отправляются в мусорное ведро.

– Помочь? – поджимаю губы.

– Нет, поздно уже, – тихо отвечает, хоть в квартире больше никого нет. – Иди ложись спать, тебе на учебу завтра.

– Мам, не переживай, мы и без него справимся, вот увидишь.

Так и не дождавшись ответа, иду к себе в комнату. Ну, как к себе, уже нет. Нас попросили освободить квартиру. Ладно хоть у мамы знакомая в риэлторском агентстве работает, смогла быстро подыскать нам недорогую квартирку. Туда-то мы и переезжаем.

Уткнувшись в подушку, даю себе проявить слабость и расплакаться. Ну почему все так? Почему он нас бросил? Вот так, вышвырнул из своей жизни. Да, бывает, что взрослые разводятся. Но причем тут дети? Разве они тоже перестают быть друг другу родными людьми? Почему папа так просто отмахнулся от меня? Может, думает, что я недостойна быть его дочерью? Неказистая, мелкая. Как он сам и говорил, ни кожи, ни рожи. Просто я раньше думала, что родительская любовь безусловна. Но, как показывает практика, даже это не так. И от понимания внутри меня распространяется горечь и разрушает. Доводит до отчаяния. Я ничтожество. Да меня даже в официантки не взяли. А кое-кто даже чудовищем назвал. Наверное, так оно и есть, просто я раньше пыталась это не замечать, питалась оптимизмом.

Утром просыпаюсь с трудом. В зеркале и впрямь чудовище: глаза опухшие, волосы торчат, пижама, как из задницы, видимо, ночью я сильно ворочалась.

– Никусь, держи, это адрес квартиры. После занятий приедешь сразу туда, хорошо?

– Да, мне Арсений вчера сказал, что отвезет наши вещи.

– Только не задерживайся, поможешь мне разобрать, – все таким же безжизненным голосом говорит мама.

Киваю в ответ и хватаю свой рюкзак.

До колледжа добираюсь быстро. Жду Есю возле ворот. Та идет по тротуару тоже без настроения.

– Привет, ты чего? Из-за Ромы расстроилась? – подхватываю ее под руку и мы вместе идем ко входу.

– Он вчера приезжал.

– Куда? – округляю глаза. – К вам?

– Угу, пришлось как Лида, тихо сбегать из дома.

– И что?

– Поговорили. Сказал, что уезжает на соревнования с Гранкиным. Я обещала встретить.

– Ох, Есь, – вздыхаю. – Ты б не верила ему, сама знаешь, какой он. И друзья у него те еще козлы.

– Знаю, Никусь, но поделать ничего не могу, сама знаешь, сердцу не прикажешь ведь. А ты как? Что с работой?

– Да не переживай, выкручусь, как-нибудь. У меня хотя бы мама на моей стороне, – без задней мысли выдаю я, но потом поняв, что ляпнула лишнего, быстро прикусываю язык.

На парах мы с ней сидим обе тише воды, ниже травы, обе без настроения, каждая по своей причине. Все, что говорит преподаватель, я записываю, но в голове ничего не откладывается. Все мысли, где бы найти работу, которая позволила бы мне еще и учиться, и стоит ли еще раз попытаться поговорить с отцом?

После пар выходим из колледжа. Еся собирается провожать своего Бессонова, а я вбиваю в поисковик свой новый адрес. А когда поднимаю глаза, вижу на парковке знакомую тачку. Пальцы сами по себе сжимаются в кулак. Что этот придурок тут опять забыл?

Красавин стоит рядом с машиной, а его самого уже облепили девчонки. Там же уже и наша Рита Павлова. Ну, не удивительно, что мухи летят на такое г, как Красавин.

– Все, рассосались, – отмахивается Красавин от девиц. – Давай быстрее топай, я так-то тебя жду, – возмущается он, смотря в мою сторону.

Кому это он? Оглядываюсь и понимаю, что позади меня никого.

– Чудова, мять тебя, шевели булками, – нетерпеливо подгоняет меня.

Какого черта он так ведет себя со мной? Я вообще-то ему ничего не обещала. И не должна ему ничего. И не его девушка.

– Да пошел ты, – фыркнув, шагаю в сторону автобусной остановки. Но даже лопатками ощущаю, что на меня смотрят несколько пар удивленных девичьих глаз.

– И Красавин туда же? – слышу возглас одногруппницы.

– Ага, я чет тоже не пойму, у нас что, пошла мода на некондицию? – болтают Павлова со своей подружкой.

Это она меня некондицией назвала? Совсем все оборзели?

На этот раз я не сдерживаюсь. Нервы окончательно покидают чат. Останавливаюсь и резко разворачиваюсь. Пру на Павлову и ее подружку Диану. Некондиция, значит?

Наверное, на моем лице слишком явно читается ярость, потому что Павлова начинает пятиться. И правильно делает, видимо, мозг еще борется за осознанность и полезность в ее голове. Потому что с меня хватит!

– Лучше не приближайся, ущербная, – предупредительно выставляет палец.

Еще и ущербная? Сейчас я покажу и ущербную, и некондицию, и никчемную! В общем, все накопилось, а теперь несется, как снежный ком с горы. А я на Риту.