В голосе мамули звенит ужас. Представляю, что сейчас творится в ее голове! Черт! И кто тянул меня за язык? Теперь она не отвяжется.

– Прости, у меня родительское собрание идет. Больше разговаривать не могу.

Я отключаюсь: расспросы могут продолжаться весь вечер: у мамы есть только одна забота – ее несносная дочь. Лучше завтра перезвоню. Или нет…

Вдох‑выдох! Вдох‑выдох! Открываю глаза и всматриваюсь в зеркало: покер‑фейс на месте, вроде бы прихожу в себя.

Подъезжаю к отелю. От былого шика этого заведения уже ничего не осталось, но кухня здесь отличная, и персонал вышколенный. Шеф‑повар – человек, преданный своему делу, не опустил профессиональную марку. Я бы присвоила заведению звезду Мишлен, хотя, увы, уважаемая во всем мире экспертная комиссия игнорирует российские рестораны.

Глушу мотор у подъезда отеля и получаю новую волну раздражения. Парковщик, вместо того чтобы броситься к машине, глазеет по сторонам. Бездельник! И кто таких на работе держит!

Окликаю его, швыряю ключи и взрагиваю от своей дерзости: обычно я себя так не веду. Но что получилось, то получилось, видимо, плохое настроение прибавило силы в руку.

Парень смотрит на меня синими глазами из‑под густых бровей, и я ловлю в его взгляде недоумение. Но мне сейчас не до чужих эмоций. Быстро проскальзываю в распахнувшиеся двери и тороплюсь к ресторану.

Девчонки замечают меня, и их лица расплываются в радостных улыбках. Красные щеки, блестящие глаза, возбуждение во взгляде – точно, уже успели выпить.

Плюхаюсь на стул. Сумочка, соскользнув со спинки, с громким стуком падает на пол. Подлетевший официант поднимает ее и аккуратно вешает обратно.

– Пожалуйста, меню.

– Не надо! – встряхиваю головой и ловлю испуганное выражение на лице официанта: я ему чуть не съездила по глазам хвостом. – Несите то же, что взяли они.

– Гинка, ты чего такая? – хором спрашивают подружки.

– Какая?

– Агрессивная. Хорошо, что у парня отменная реакция, отскочить успел.

– Ладно вам.

Теперь чувствую себя неловко. Я всегда веду себя скромно, а в голове звенит мамино наставление: «Регина, воспитанная девушка спинку держит ровно, разговаривает вежливо и всегда улыбается уголками губ».

Провожу пальцами по лицу, глубоко вздыхаю и растягиваю рот в улыбке.

– Кто тебе наступил на больную мозоль? Признавайся!

– Никто! И хватит звать меня этим детским прозвищем!

– Т‑а‑а‑а‑к, – тянет Лелька, – приехали! Маш, налей‑ка‑ка ей штрафную!

Я делаю несколько глотков и чувствую, как вино тёплом бежит по пищеводу, поступает в кровь и расширяет сосуды. Процесс пошёл.

– Закуси! – Маша протягивает мне крохотную тарталетку. – Нельзя на пустой желудок.

Подружки молчат, ждут, пока я не начну рассказывать сама. Я люблю этих девчонок. И хотя дороги после университета разошлись, мы не забываем нашу тёплую дружбу.

– Ну, рассказывай, пока музыка ещё тихо играет, что у тебя случилось?

– Даже не знаю, с чего начать, – вздыхаю я.

Сейчас проблемы мне кажутся надуманными и пустяковыми. Может, и правда, я накрутила себя?

– Мать очередного жениха подсовывает? – догадывается Лелька.

При слове «жених» я вздрагиваю. Только не это!

– О Боже! Регина, не молчи! Лелька угадала?

– Не совсем. В лицее проблема, мои пятиклассники устроили травлю однокласснице.

– О Боже! Из‑за чего? Не томи! Выкладывай!

Глава 3

Противную зазнайку со сладким запахом я наказываю очень просто: паркую ее Мазду в гараже на месте для инвалидов и звоню в дорожную инспекцию. Эвакуатор прибывает через полчаса. Сидя на байке, я усмешкой наблюдаю, как грузят машину и увозят ее на штрафстоянку.

– Владислав Борисович, а что мне делать, если хозяйка придет? – спрашивает испуганный парковщик, студент‑первокурсник на почасовой подработке.

Мы нанимаем только таких: им не надо много платить, за остатки еды из ресторана служат добросовестно и исправно.

С блестящими глазами парень крутится рядом, но не смеет остановить меня.

– Ничего. Разве эта стерва тебе ключи бросала?

– Н‑нет.

– Вот и дыши спокойно.

– Но ведь любой мог перепутать, – не сдается парковщик.

– Не понял…

Оглядываю себя. Черт! И правда, совсем забыл, что перед выходом на улицу накинул на плечи дождевик, на котором красуется эмблема отеля. Еще и капюшон нацепил.

– Слушай, как там тебя?

– Александр…

– Так вот, Санек, не парься! Дело сделано. Если дама будет скандалить, отправь ее ко мне, я разберусь. А это тебе за молчание.

Протягиваю ему пятитысячную купюру и наблюдаю, как радостно вспыхивают глаза студента: деньги любят все. Немного цинично, но верно.

Тут же представляю, как надменная девица входит в мой кабинет и теряется, понимая, кого приняла за нищего парковщика.

Настроение еще вырастает на несколько градусов. Нет, плевать на дачу, еду к Ксюхе. Мы недавно поссорились, и сегодня она позвонила первой. Кажется, меня ждет жаркая ночь и ужин при свечах.

Вернее, наоборот. Сначала ужин, потом ночь…

А, какая разница!

Ксюха встречает меня в шелковом халатике, накинутом на обнаженное тело. Мой дружок всегда готов к любым развлечениям: и спереди, и сзади, и на столе, и под столом, даже в туалете, если партнерша согласится. А она любит это дело, готова на все эксперименты.

Без лишних разговоров я хватаю подружку в охапку и тащу ее в кровать.

– Влад, ты торопишься, давай поговорим, – вяло сопротивляется Ксюха.

– Хочешь, чтобы мое хозяйство отвалилось? Недели воздержания мало?

– Ты противный, малыш…, – голоском кокотки тянет она.

– И что дальше? Я такой тебе и нравлюсь.

Закрываю ее рот поцелуем. Она не сопротивляется, лишь ложится так, чтобы мне было удобно. А я все больше возбуждаюсь. Вбираю мягкие, по‑детски припухшие губы и терзаю их, словно хочу съесть. Так и стоит перед глазами стройная фигурка в красном, а вместо лица – губы, губы, губы…

– У‑у‑у, – вырывается из глотки. – Стерва…

Набираю полную грудь воздуха и снова припадаю к сладким губам.

Удар по спине не чувствую, только какая‑то неведомая сила сбрасывает меня на ковер, и я больно приземляюсь задом и затылком. Даже искры из глаз летят, на мгновение слепну.

– Ты что? Спятила?

– А ты?

Открываю глаза надо мной нависает голая Ксюха. Она стоит, уперев руки в бока, а сочные полушария с вишенками в центре, как дула двустволки смотрят прямо мне в лоб.

– Что я?

– Ты, козел, кого сейчас целовал?

– Тебя…

– Уверен?

– У меня с головой все в порядке, а вот что ты творишь, не понимаю.

Встаю и потираю ушибленные места. Дружок огорченно поник.

– Тогда о ком ты говорил: «Ох, стерва, какие у тебя сладкие губы!»

– Говорил? Я говорил?

От удивления у меня отвисает челюсть. И правда, в беспамятстве находился, что ли, раз так глупо прокололся? Ксюху стервой назвал, ее губы искусал в кровь. Теперь привкус во рту железа, смешанный с карамельной сладостью.

– Ты.

– Прости, Ксюх, иди ко мне. Это ты виновата. Нельзя здорового мужика долго в черном теле держать.

Делаю шаг к подруге, она шарахается от меня. я к ней – она от меня. Останавливаюсь. Со стороны, наверное, выглядим комично: голые любовники в догонялки играют.

– Не подходи!

Ксюха скалит зубы и вскрикивает. Капля крови показывается из трещинки на губах. У меня в душе невольно просыпается жалось. Точно спятил! А все та ведьма виновата, которая приняла меня за парковщика.

– Не капризничай, золотко. Неужели из‑за такого пустяка опять поссоримся?

– Пустяк? – Ксюха хватает халатик и запахивает полы по горло. – Заниматься любовью с одной бабой, а вспоминать другую, это для тебя пустяк?

– Нет у меня другой бабы! У кого угодно спроси! – выкрикиваю я, постепенно закипая.

– Убирайся Задворный! И видеть тебя не хочу!

И тут я взрываюсь, как яйцо в микроволновке, разбрызгивая повсюду остатки отношений. Или два яйца, если быть точным…

– Да, пошла ты!

Я натягиваю джинсы и в два прыжка оказываюсь у двери, вне себя от злости.

Все! С меня хватит! Достала! Финита ля комедия! Больше в этот дом ни ногой!

Наши ссоры с Ксюхой с каждым разом становились все длиннее, горячее и яростнее. И если раньше я хватал ее в охапку и насильно поцелуем ломал истерику, то теперь этот проверенный способ перестал действовать.

Вот и сегодня Ксюха завела меня умелыми ласками, а теперь обиделась на пустяк и выгоняет.  Я для нее кто? Собачка? Позвала – бегу, выгнала – убегаю, виляя хвостиком.

– Вали, козел! – кричит мне вслед разъярённая Ксюха и замахивается.

А вот это уже лишнее! С Ксюхой шутки плохи. Один раз она разбила о мою спину сахарницу. Долго потом вымывал сахарный песок из волос, а они все равно были липкими и сладкими.

Я мгновенно выскакиваю за дверь, и все же не успеваю увернуться и чем‑то тяжелым получаю по затылку. Рефлекторно приседаю. Мгновенно оцениваю обстановку, падаю на пол, переворачиваюсь и ныряю за угол, благо лестничная клетка имеет поворот.

– У тебя что? Опухоль вместо мозга? – ору во всю глотку.

– И своё барахлишко забери!

Дверь снова открывается, и на плитку пола летят мои шмотки: большие и маленькие.

– Ах, ты стерва рыжая! За козла ответишь! – шиплю сквозь стиснутые зубы.

Выскакиваю из укрытия и несусь, спотыкаясь о вещи, к квартире, но Ксюша успевает захлопнуть ее прямо перед моим носом.

– Открой, зараза! – от мощного толчка железная обивка вибрирует, и даже появляется вмятина.

«Ничего себе – отмечаю про себя. – Вот довела, сучка!»  Кошусь на свои бицепсы, буграми натянувшие футболку. Да, силушка в моих руках скопилась хорошая, не зря трачу столько времени на тренировки, но с бабами не воюю, принципы!

– Иди к своей шмаре! – в голосе подруги, думаю, теперь бывшей, дрожат слёзы. – Видеть тебя не хочу, гад!

– К кому? Да, пошла ты в… задницу! – ещё раз рявкаю я и начинаю собирать вещи.

Так, брюки, футболки, джинсы, кроссовки, несколько пар белья – словом, все, что лежало на полках в моей половине шкафа. Выпрямляюсь, оглядываюсь и с трудом подавляю плевок: эта мегера выбросила вещи без сумки. Хотя бы драный продуктовый пакет следом кинула!

– Эй! Держи!

Оборачиваюсь на голос: на нижней ступеньке пролета стоит женщина в двубортном пальто, перетянутом на талии кожаным ремнём. Ее голова прячется в тени. В глаза бросается что‑то красное снизу и сверху. Присматриваюсь. Ба, да это щеки! Они пылают красными пятнами, как у Марфушеньки‑Душеньки из сказки «Морозко».

«Хотя бы макияж научилась делать правильно, кикимора! – неприязненно думаю о девице.

Она кидает мне электрическую зубную щетку. Я не успеваю поймать, а незнакомка ехидно улыбается уголками пухлых губ. Или мне это кажется?

Во мне вдруг взрывается долго сдерживаемая злость.

– Женщина, вас мама не научила вежливости? – поднимаю щетку. Ещё одна змея попалась на дороге. – Что это за «эй»?

– Ну, не лучше вашего «женщина». Ещё бы теткой назвал. Какая я тебе женщина?

– А ты кто? Переодетый гомик? – огрызаюсь я.

Что за день такой сегодня? Приглядываюсь: неужели ошибся? Нет, даже при слабом освещении подъезда видно, что передо мной особа явно женского пола, и даже молодая. Точно Медуза‑Горгона в юности!

Девушка фыркает, взлетает по ступенькам, отталкивает меня плечом так, что я припечатываются к стене, и, как ни в чем ни бывало, мчится дальше. Лишь вдыхаю лёгкий аромат незнакомых сладких духов да слышу стук каблуков по ступеням.

Открываю рот и захлопываю: нечего сказать. Важный директор отеля, крепкий накачанный мужик, байкер со стажем дважды за вечер атакован бабами.

– Твою ж мать! Да, пошли вы все в… болото!

Проглатываю рвущиеся изо рта маты и тут вспоминаю об охапке вещей в руках.