Вивьен не то чтобы верила во все, что болтают. Насочинять она и сама умела. Взять эту жуткую сказку про некроманта, который водился на темной-темной кафедре и носил на плече черную-пречерную птицу. Если бы такой существовал, то Вивьен столкнулась бы с ним в первый же подготовительный год, когда первокурсники еще не были распределены по факультетам. И тогда на его кафедре добавилось бы всех цветов радуги.

Но студенты любили напустить таинственности и важным голосом между делом сообщить: «Вот когда я поднимал графа из фамильного склепа» или «та жуткая ведьма преследовала меня еще целых три метра после того, как я ее упокоил». Вивьен знала, что все это чушь. Что так мальчишки красовались перед тем, как подкатить к сокурсницам. Но все равно ее накрывал неприятный липкий страх. Рано потеряв самого близкого человека, она не выносила любые темы, связанные со смертью, с ее зловонным дыханием.

Почему же неведомые охотники не испугались поставить хижину так близко к академии? Об этом она задумалась лишь сейчас, разглядывая, как растворяются на косых бревенчатых стенах кляксы фиолетового тумана. Наверное, перспектива продавать дичь сразу и тут же получать вознаграждение пересилила страх.

Внутрь она попала так же легко, как в первый раз. С замком справился бы даже ребенок, при условии, что имел привычку играть с отмычкой.      Впрочем,      она      применила      простейшее      заклинание, подчиняющее      железо. Снова      дверную ручку      кто-то      обмотал

тончайшей черной резиночкой. И не жаль же переводить такие редкие материалы ради малопонятных символов.

В домике чисто. В свой единственный визит она заглянула только на кухню. Выпила чаю, сделала себе тост с ежевичным вареньем. Откуда у этих людей средства, чтобы приобрести столь дорогой сундук, в котором поддерживался полнейший вакуум и не выживали бактерии… Загадка. Сейчас она нашла там еще и малиновый джем. Бекон, яйца, кровяную колбасу и почему-то рыбные крекеры – ммм, намечался целый пир.

Неторопливо соорудила себе обед. Туман за окном не собирался рассеиваться. Значит, путь в академию пока заказан. Почитать нечего, сумку с учебниками она оставила на кровати. Не тащить же их на спине в такую даль.

Да и потом, она должна остаться инкогнито, вдруг ей попадутся люди. Веки постепенно тяжелели. Перед зачетом, – Бездна, поглоти всех руноплетов до единого, – она не смыкала глаз.

Двойник вышел похожим на нее до последней родинки, до каждого белобрысого завитка над высоким лбом, но никак не хотел шевелиться. Они с Лючией чего только ни перепробовали. Подруга зачем-то притащила учебник по некромантии для девятого курса, как Вивьен ни доказывала, что им всего лишь требовался хороший артефакт. Двойник – это мастерски сотворенная эфирная копия. Без души и толком без тела, но ведь не мертвая же.

Спасла положение книга, которую Вивьен заприметила в хранилище артефакторов, когда училась с ними два года назад. Но и с ее помощью на оживление ушла целая ночь… Сейчас девушка пришла в себя над миской с супом, – и когда хоть успела разогреть? – нос почти задевал кубики жира на поверхности бульона. Пальцы чертили на салфетке пятиконечную звезду, а в ней еще одну, и еще…

Эта пентаграмма ей смутно знакома. Что-то связанной с мамой, наверное. Свое ранее детство Вивьен помнила смутно, но плохо различимые образы преследовали ее во снах.

Ну и здорово. Раз она спит, сидя на высоком стуле, – его сколачивали явно для великана – то пора отправляться в кровать. Осмотр хижины выявил другую странность: комнат здесь оказалось больше, чем дом мог вместить в себя в принципе. Из кухни она вышла

в маленькую и почти уютную гостиную с камином и медвежьей шкурой на полу.

Потом нашла уборную, потом – очевидно, женскую спальню. Высокая кровать с балдахином и свисающими с него темно-розовыми кистями. Каждая шириной с голову Вивьен. А подушек на постели столько, что хватило бы на всю жилую зону силовиков. Еще шкаф, зеркало на ножках, зеркала на столиках… В этой комнате неуютно. Девушка вышла.

Все это наводило на мысли. Во-первых, свидетельствовало о магическом происхождении хижины. Возможно, охотниками здесь никогда и не пахло. Во-вторых, это место облюбовал кто-то из академии, чтобы предаваться здесь… Плотские утехи, вот как это называется!

Все эти постыдные шелковые простыни и наволочки, куски драпировки, зеркала… Здесь явно не обращали внимания на силу чувства, на огромную любовь, которая сметает преграды между континентами и мирами. Не исключено, что в комоде свалены в кучу чулки и подвязки. Или что похуже. Вивьен поежилась.

Не то что у нее не было отношений. Она моментально сходилась с парнями, иногда влюблялась – и так же стремительно остывала. И секса она не боялась, еще чего! Она же демоница, а, значит, может вскружить голову кому угодно. И физический контакт здесь не при чем. Просто у каждого кавалера находились свои изъяны. Она их не искала специально. Однако читать любовный роман в мягкой обложке куда приятнее, чем терпеть на лице дыхание восьмикурсника, который переел мясной похлебки.

Вивьен нашла вторую спальню… Совсем другое дело. Кровать широкая, но без излишеств. Деревянное изголовье из мореного дуба, черные простыни, всего две подушки. Тумбочка со светильником. Вон, даже книги есть на полке. По истории Веренеи – так назывался мир, в котором построили их академию, – по мореходству, несколько томиков сказок на родном для Вивьен языке центральных земель Ада.

Так, взяла вот эту и вот эту. Рухнула в кровать прямо в одежде. Несмотря на то, что защиту на входе поставила, Вивьен запечатала и спальню. Спокойный сон – это сон в одиночестве. Кажется, она заснула      до      того,      как      головой      удобно      устроилась      на подушке.

Глава 3. Профессор-мизантроп

Рид Чедвик, который всерьез подумывает уволиться

Возможно, в ворчании Захария имелся резон, и академия – это не то место, где можно с комфортом укрыться от надоедливых родственников.      Предоставленные      бытовые      условия      вызывали вопросы. Рид с вороном ютился в трех комнатах (кабинет, гостиная и спальня), обходясь без столовой. Из-за этого профессору часто приходилось принимать пищу вместе со всеми.

Происшествия и несчастливые инциденты случались в учебном заведении все пять лет, что он здесь находился, с лютой регулярностью. Первые годы Рид подозревал своих. Если бы кто-то из семейства прознал, где он, то такой способ выжить его из этих стен напрашивался сам собой. Больше всего он не выносил суету, шум и неорганизованность.

Именно по этой причине в качестве профессии для этого мира была выбрана некромантия. Вряд ли бы от него потребовали оживить армию мертвых, – те времена давно канули в лету, – а вот проводить для оболтусов показательные пробуждения раз-два в месяц, чем не работа мечты. Все остальное время его никто не беспокоил. Более того, старались лишний раз не подходить. Тишина и полный упокой.

Рид быстро сообразил, что большая часть бед вызвана вполне конкретным студентом. В академии учился некто с переизбытком фиолетового в личном энергетическом спектре. Несмотря на все суеверия, веру в сглаз и прочие ведьминские фокусы, такое сочетание у людей почти не встречалось.

Более вероятно, что несколько индивидуумов, сталкиваясь в этих стенах,      производили      ошеломительный      эффект:      одна      аура накладывалась на другую и вместе они меняли цвет. Однако он не раз замечал, что внешние обстоятельства постоянно мешали ему проверить эту гипотезу.

Два года назад он даже смастерил прибор для фиксации фиолетовых вспышек. Но Захарий выбрал как раз тот момент, чтобы свить гнездо, и пригласил в их холостяцкое жилище подругу. Тогда Рид

отправился строить домик в лесу, а ворониха разбила его изобретение в приступе ревности к обыкновенной галке.

Сейчас профессор разозлился не на шутку. Более идиотского стечения обстоятельств придумать невозможно. В кабинете рунологии, лаборантка не ошиблась, прочли руны справа налево. Одно это не могло повлечь оживление предметов, создаваемых как копии реально существующих. Тем более что в самой первой традиции руны писали именно в таком порядке.

Рид не выносил, когда начинал думать по учебнику. Ему пришлось потратить как минимум полчаса, чтобы разобраться. Изменения в структуре реальности произошли из-за того, что некто, не одушевленный по своей природе, но наделенный мощным источником сырой магии, продекламировал эти самые руны наоборот. В результате все остальные копии живых объектов отправились знакомиться с окружающим миром.

Демон подбросил кольцо в ладони. Это кто же здесь носил на себе целый кладезь артефактов в одном? Он чувствовал, что близок к разгадке. Но стоило ему вернуться в деканат на третий этаж, чтобы расспросить у коллеги, кто именно прочитал роковые строчки, как узнал, что ее отправили в больницу в соседний город.

Что в сухом остатке? Пять статуй он разбил лично, обвинил декана артефакторов в некомпетентности, отломал горгулье клюв, поругался с Захарием. Последнее, впрочем, случалось за день от двух до четырех раз. Из плюсов. У него есть кольцо-улика. И более менее точная наводка – источник бед учился на шестом курсе стихийной магии.

Сейчас ловить стихийников бесполезно. Они попрятались и вели себя тише, чем его материал для практических занятий в безлунные ночи. Возвращаться в апартаменты не хотелось. Там сидел надутый ворон, а со всех сторон раздавались звуки спешного приведения потолков и стен в порядок.

Рид схватился за голову. Пора на денек укрыться в убежище. Тем более что их ректор предпочитал давать премию не монетами, а лишним днем отгула. Воспользоваться щедростью обычно предлагал на каникулах, но Рида увертки старого пропойцы не трогали. Он брал выходной, когда доходил до ручки и при виде живых людей ему хотелось это срочно поправить.

Видит Бездна, таких дней становилось все больше и больше. Похоже,      и,      правда,      пора      менять      и      мир,      и работу.

Глава 4. Кетцалькоатль

Рид Чедвик, он же Уничтожитель

Перед входом в хижину он скинул с себя человеческую личину. От нее он тоже уставал. Сложно представить, зачем другие демоны мучили себя без необходимости, и месяцами не возвращались ни в одну из истинных ипостасей. Разве эти узкие хрупкие косточки предназначены для постоянного ношения?

Аббадон расправил крылья. По идее, с ними должно быть куда менее удобно ходить по земле, чем без них. Но у любого нормального исчадия они устроены таким образом, что почти не соприкасаются с физическими объектами. Они часть – его души, и помогают воспринимать окружение не хуже, чем глаза. Без них даже дышать не так удобно.

Нормальный высший всегда парит. Даже если он двумя ногами топчет твердь. Он с отвращением вспомнил, как в Чертогах его принуждали скрывать крылья: они по цвету отличались от ангельских и наводили братьев на грустные размышления о тщете сущего. А чего они, собственно, ожидали перед ликом смерти?

Тут его внимание привлекли следы у домика. Словно огромное колесо долго каталось вокруг него кругами. Определенно, не его день. Демон негромко свистнул, и к его ногам из ниоткуда свалился Кетцалькоатль. Любопытное, в сущности, создание – смесь змеи и птицы. Но почему именно сейчас, когда он уже представлял себя отмокающим в ванной?

Когда двуногий змей, с длинным тяжелым хвостом, очухался и сообразил, кто перед ним, он пал на одно колено и поклонился так старательно, что клювом вошел в землю. Аббадон терпеливо дожидался, когда незваный гость вытащит клюв и поведает, что он здесь забыл.

– Повелитель, если в Аду узнают, что я видел вас, то возопят от радости. Все низшие демоны до сих пор рассказывают детям и внукам, как вы на церемонии Нового огня оживили неприятельскую роту, от которой остались одни угли, и мы сожрали ее во славу Бездны. Как раз обозы с едой запаздывали, – на нечеловеческой роже Кетцалькоатля

застыло такое мечтательное выражение, что верховный демон чуть не плюнул от досады.