– Не переживай, милая. Просто барин чудит! Надо же как-то отвлекаться. Я слышала, многие дворяне не только поют мужицкие песни, но, бывает, на них находит желание самим что-то поделать: поле пожать, корову подоить, окна помыть. Вот и в нашем случае, совесть взяла своё!

Властош всё отлично слышал. Прицокнув языком, откликнулся из горницы с присущим ему раздражением:

– Сам нормально не приготовишь, никто не возьмётся! Простите, Мара Васильевна, но травиться я не намерен, впереди ждут важные дела.

Мара снесла обидные слова и колко ответила:

– Ах, если бы увидел твой дед, чем ты занимаешься, холопские песни распеваешь, готовишь сам, то без сомнения бы застрелился! Тогда бы Славения вздохнула полной грудью!

– Это вряд ли! – вновь раздалось из кухни. – Он не сдохнет из-за такой мелочи, слишком живучий.

Мара горестно усмехнулась, спровадила Беляночку стелить господину Вишнецкому постель, а сама зашла в горницу, встала подле Властоша, занятого делом. С яростью он кромсал репчатый лук, силясь не заплакать.

– Ну давай, говори, зачем блюдо с яблоком понадобилось?

Властош шумно выдохнул. Ладно уж! Маре можно доверять. Она не предаст. Маг воткнул нож в доску, перехватил руку ведьмы, резко притянул к себе. Оглянувшись по сторонам, боясь, что кто-то услышит, будь то служанка или домовой, торопливо зашептал травнице в ухо:

– Я её нашёл. Понимаешь меня? Нашёл! Вспомни мои неудачи, одиннадцать чёртовых лет назад – два промаха прямо у меня под носом!

Маре хватило мига, чтобы осознать услышанное. Серебристые глаза раскрылись от ужаса, перемешанного с неверием.

– Славья-Матерь, так ты нашёл Иску…

– Тише, – осёк Властош. – Её самую. Ещё одна. Крестьянская девка. Да к тому же северянка, нрав у них дурной, помешанные на свободе. Мы с ней, мягко говоря, не поладили, и она от меня сбежала…

– Маленькая девочка умудрилась обхитрить старого злобного лиса… Браво!

– Ох, неужто думаешь, что я с этой маленькой девочкой, – он скривился на своих словах, добавил в бурлящий горшочек лука и приправ, – был груб? Я отнёсся к ней по-доброму! Уговаривал по-хорошему!

Ведьма округлила глаза, закивала:

– Конечно, Власт, конечно, твои уговоры всегда звучат убедительно. Особенно, когда держишь у горла нож.

– Мара! – воскликнул Властош, всплеснув руками. Взглянул на неё с фальшивой обидой, но Мара смотрела на него с прищуром, так иронично, точно знала обо всём случившемся. Она выразительно молчала, глядя, как с каждым мигом Властош пытается что-то сказать в защиту, но сдаётся под сияющим весёлым взором.

В конце концов, он не выдержал. Сказал, пожав плечами:

– Как бы там ни было, у девчонки нет выбора. Ты знаешь, перед кем я клялся. Можешь обличать меня во всех грехах, но ничего уже не исправить. Я могу рассказать тебе, что произошло, если ты готова…

– Твои сказки я слушать всегда готова, – горько хмыкнула Мара и, скрестив на груди руки, села на лавку. Вишнецкий принялся плести свою историю так изящно, как умелая мастерица плетёт из простой нити тончайшее кружево. Настоящую историю несчастной Настасьи пан вывернул наизнанку. В своём рассказе он не превращал мельника в мышонка, а кузнеца – в василёк.

Котелок недовольно бурлил в печи, плевался кипятком, и по горнице разливался дурманящий аромат супа. Властош продолжал рассказывать страшную небылицу, где он проявил себя героем, а жертвами злой судьбы выступали остальные. И Мара даже… поверила. Да, она верила и пробовала сложить всё услышанное, словно мозаику. Властошу надо помочь отыскать Анастасию, ибо он просил, буквально умолял упрямицу стать его ученицей, ведь она, сиротка, никогда даже родителей не знала! Не дал ей Бог ни отца, ни матери. Мара вздрогнула, узнав, что Вишнецкий едва не погиб при пожаре на мельнице, которую Настя сама случайно спалила. Так вот откуда у него копоть на лице! Это всё объясняло.

Позвали Беляночку, и та немедля принесла пану тазик с водой да полотенце. Мара, наконец, заметила царапину на его скуле. Чародей мысленно выругался за собственный промах. И как он мог забыть? Коснувшись засиявшими пальцами, он исцелил рану, оставленную серпом мельника.

– Не тревожься, – шляхтич кисло ухмыльнулся. – Давняя царапина, совсем позабыл о ней. Тренировался в фехтовании с Яковом, шпагой задело.

В душу Мары Васильевны закралось сомнение. Оно куснуло её, попробовало отрезвить, но напрасно. Травница верила.

– Похоже, эта девочка попала в историю… – задумчиво протянула Мара, отчётливо представив, какие ужасы пережила Настасья. Властош, соливший суп, не сдержался и рьяно отреагировал:

– О-о! Попала, не то слово! Причём, по-крупному!

Солонка выскользнула у него из рук, просыпалась на столешницу. Пан прикусил губу. Малейшая оплошность могла выдать кривду.

– Поссоримся, – задумчиво прошептал чародей. Травница, напротив, улыбнулась, собрала соль в горстку и, прочитав над ней заговор, перебросила через левое плечо.

– Не поссоримся, не волнуйся. Не из-за чего нам уже ссориться. Уже всё в прошлом. В глаза-то хоть посмотришь? Или так взгляда моего боишься?

Властош взглянул. Сердце сжала ледяная боль.

– Знаешь, – не сводя глаз с пана, молвила Мара, – я тебе верю, Власт. И я помогу. Видимо, и впрямь время переломное пришло. Важно, чтобы Настя согласилась принять участие в наш… В твоём деле.

– Примет.

«Куда она денется?» – спросил сам себя Вишнецкий и вдруг поморщился, схватившись за виски.

– Что с тобою? – насторожилась Мара.

– Всё нормально! – бросил раздражённо Властош. Знахарка поняла: пана мучила головная боль. Нужно будет приготовить лекарство, магией он эту хворь всё равно не изгонит, а отвар хоть чутка утихомирит. Зная, что пан не оценит заботы, и скорее всего отшатнётся, Мара всё же выдохнула, встала позади чародея и накрыла пальцами его виски. От неожиданности Властош дёрнулся. Мара стиснула его голову так, как кошка когтями впивается в жертву.

– Что ты делаешь?

Ведьма не отвечала. Зажмурившись, шептала наговор. В какой-то момент волшебник облегчённо выдохнул. Боль, повинуясь холодным дланям, растаяла без следа.

– Больше не трону тебя, сокол ясный, не переживай, – печально ответила Мара и отошла. Властош хотел было поблагодарить, но в горницу заглянула Беляночка и затрещала, как детская деревянная игрушка:

– Я всё! Всё-всё сделала, везде прибралась! Опочивальня для гостя готова, хозяйка! Теперь к столу, да?.. Мы же потрапезничаем, Мара Васильевна?..

… Горшок ухватом вытащили из печи. Разлили суп по мискам, и аромат наполнил весь терем. Выглянул из-за печи лохматый человечек, сверкнул золотыми глазами, облизнулся. И так же быстро нырнул в тень. С удивлением потянулось посмотреть на ужин иноземное растение, которое по доброте белки было вынуждено питаться тем, что готовила Мара.

Трапезничали наскоро. Беляночка уплетала за обе щеки, нахваливая блюдо. Мара и Властош ужинали молча, только стук ложек о тарелки звенел по горнице. Белка не сводила подозрительного взора с сияющего перстня чародея, а ещё успела подметить одну особенность – волшебник и травница, будто поссорившиеся друзья, старались друг на друга не глядеть.

* * *

Лучина догорала, медленно впуская в горницу мрак. Недовольно шуршал за печью домовой дух, пытаясь уснуть. Скрипела лестница: это Мара провожала Властоша на второй этаж. Она сдержала обещание. Когда зашли в светлицу, ведьма зажгла свечу, положила блюдо с яблоком на дубовую столешницу перед паном и поспешила уйти, наспех пожелав доброй ночи.

Властош с уходом Мары выдохнул. Не следует ей знать правду и видеть настоящую Настасью, которая стала пану врагом.

Вишнецкий уселся в резное кресло, покатил спелый плод по ободку блюда, обращаясь к нему, как к живому:

– Покажи мне, блюдечко волшебное, Анастасию, дочь Мелинара.

Отвёл руку, и яблоко само собой продолжило катиться по краям. Сердцевина его засияла, затрещали магические искры. Послышался звук, словно хрустело под ногами разбитое зеркало. Миг спустя в блюде отобразились движущиеся картинки. Смотреть на такое чудо было и впрямь занятием увлекательным. Волшебник прищурился, подался вперёд, разглядел помещение, немного похожее на светёлку.

В комнате то там, то здесь красовалось на полках и столах множество деревянных изделий. Хозяин лавки сидел напротив ужинающих ребят и вырезал очередную поделку. Старик не отрывался от работы и в то же время внимательно слушал печальную историю, наперебой рассказываемую Настасьей и Данилкой.

Трижды ремесленник успел занозить пальцы и один раз порезаться. Он нервничал. Руки его дрожали.

– Значит, Лисаветы нет больше на свете, ох чуяло моё сердце… – тяжко вздыхал резчик, силясь не заплакать. – И Мелинара, старого друга, теперча нет. Жизнь в мышиной шкурке подобна смерти. Как же я боялся, что всё так обернётся…

Анастасия встала из-за стола и подойдя, обняла мастера. Опустилась на пол, положила голову к ремесленнику на колени, не выдержала и зарыдала.

– Дядюшка Любор, что нам теперь делать? – тоненьким голосом спросил Данилка.

«Имя лавочника знаю, уже хорошо, – улыбнулся мысленно Властош. – Если мне не изменяет память, я видел его жалкую лавчонку в Славенске, как раз недалеко от того места, где во второй раз повстречался с замарашкой! Столица, без сомнений. Несколько часов пути, ровно столько же, как и от её деревушки. Настасья выбрала самый неверный вариант».

– Он нас не найдёт?.. – между тем, спрашивала Настя.

Вишнецкий заулыбался, закатывая глаза. Боги, какая наивность!

– Нет, милые, не найдёт, мы успеем, – видимый в блюдце Любор погладил девочку по волосам и снял очки, протирая глаза, которые нещадно щипали слёзы. – Завтра к полудню один мой друг отправится к дальним берегам западной Илантии. Он купец, станет торговать с тамошними жителями, продавать наши товары. Судно небольшое, справное, стоит на реке Вятуни, что за городом. Я напишу письмо, и он возьмёт вас на борт. По реке выйдете в открытое море. Денег вам дам немножко, из последних моих, на первое время хватит. В Илантии заживёте совсем по-другому…

«Ну это вряд ли, господин плотник», – фыркнул Вишнецкий.

– Но нам тогда придётся расстаться, – с горечью сказал Данилка.

Мастер протянул руки, и ребёнок подбежал к нему, желая утонуть в объятиях.

– Придётся, мой хороший, придётся. Но, даст Бог, свидимся, когда вы найдёте помощь. Одна мудрая фея, родом из Илантии может вам подсобить. Она всем помогает. Я когда-то в молодости с ней виделся.

При слове «фея» маг насторожился. Сильных фей на этом свете было не так уж много, но одну он знал лично.

– Как это, фея? С крылышками, как в западных мифах? – удивился Данилка.

Любор покачал седой головой:

– Не-ет, у синьорины той крыльев не было. А вот волшебная палочка имелась. Самая что ни на есть настоящая! Феи – те же ведьмы, только в Илантии зовутся иначе. «Феиро» по-ихнему басурманскому «колдунья» означает. Помню, когда был молодым, зелёным совсем, прям как ты, Данилка, я работал плотником на корабле, и волей случая мне удалось увидеть свет. Ещё до войны я побывал в Илантии. Дюже красивая страна да люди другие, не нашенские. Смуглые, дёрганые, а язык пусть и звучит песней, да с нашими языками ему не тягаться. Так вот, познакомился я там случайно с синьориной, а она была богатая, дворянка то бишь…

Настя поморщилась, опять дворяне… Властош насторожился.

– Синьорина Грацианская, ныне уже овдовевшая синьора добра и мудра. Госпожа неплохо знает славенский. Она тогда помогла мне в одном деле и не взяла платы. Она поможет вам расколдовать отца. Я в этом уверен, она выступит против злых чар пана, говорят, у неё с ним свои счёты.

– Говорят, что кур доят, – зло процедил Властош, не ожидавший услышать с уст какого-то резчика имя своей отнюдь не чужеродной вражины.