– А я так не люблю, когда без спросу роются в моих вещах! – прервал его вдруг женский, хорошо поставленный голос.

Гневно хлопнула дверца. Застучали сапожки. Из сеней в мастерскую вошла черноволосая сударыня в свежем венке из брусники. Глаза, сияющие переливчатым серебром под тёмными бровями, глядели остро, строго. По синему сарафану, надетому поверх сорочки, вился орнамент в виде растений. Поперёк груди висела сума с бренчащими склянками. В руке ведьма держала лукошко с опятами. Одежда её сразу давала понять, что если она и выходила из простолюдинов, то уж точно не была нищенкой, выживающей на несколько рублей в месяц. Всё-таки работа лекаря в Славении приносила доход. За помощь знахарям платили либо деньгами, либо продуктами, если за помощью обращались малоимущие деревенские жители…

– Мара! Родная!.. – воскликнул пан, широко улыбнувшись. – Заждался! Сколько лет, сколько зим!

– Ручонки от неё убрал, – пресёк радостные восклицания приказной тон.

Мара оказалась в числе тех, кому Судьба подарила честь командовать чародеем. Властош нехотя отпустил Беляночку. Оборотень ойкнула, когда гость в шутку дёрнул её за пушистый хвост, видимо, решив убедиться, взаправду ли он настоящий?

Белка ойкнула, выронила помело и бегом рванулась к госпоже в объятия.

– Ах, ты ж, чёртов колдун, – недовольно глядя на пана, буркнула знахарка, потом повторила бранные слова и, точно распробовав фразу, вошла во вкус: – Рогатый лиходей! Бес ты окаянный! Балахвост проклятый! Охальник! Как давно не навещал меня, а тут… Ба-атюшки, барин сюрприз решил устроить, собственной шляхетской персоной явился!

– Ты…

– Не перебивай меня, я не закончила! Беляночку мою напугал до полусмерти! Я ж понимаю, что не просто так приехал! Он здесь что-то искал, милая? – Мара, обнимая Беляночку, внимательно посмотрела ей в глаза.

– Искал, госпожа, – покорно ответила та.

– А ты его метлой огрела?

– Огрела, госпожа.

– А он тебя душил?

– Душил, госпожа.

Мара нахмурилась, губы её изогнулись в ироничной улыбке:

– Отчего сам-то душил?.. Негоже без верных псов. Почему без охраны? Хоть бы в карете приехал, ан нет! Коня бедного измучил. Я из леса возвращаюсь, вижу, Даман несчастный к берёзе привязанный стоит, издыхает от жары, пить хочет… Себя не жалко, скотину пожалей, животное!

– Ну всё-всё, не горячись…

– Не перебивай, я не договорила! Второй раз предупреждаю! Познакомься, Беля, вот он, старый чёрт из Волховской Шляхты, про которого я рассказывала. Во всей красе явился.

Мара пригляделась, приметила на лице Властоша сажу, будто он недавно вышел из огня. Протёрла глаза. Нет, не показалось. Если сердце травницы и кольнула игла беспокойства, то никто этого не заметил.

– Да ещё перепачканный какой-то, лохматый, хуже шишиги за печкой! – продолжала язвить она. – Вы, пан, в золе давеча решили поваляться? Это у вас новая забава? Понимаю! Совсем, видать, измучила работа в усадьбе: сидишь вечерами, потягиваешь вино, философствуешь о вечном, да дворовых плетью стегаешь…

Терпение Властоша лопнуло.

– Уж вы бы помолчали, Мара Васильевна! – огрызнулся он.

– Отчего ж? – ведьма широко улыбнулась, на щеках появились задорные ямочки.

Она словно ждала, когда Властош вступит с ней в спор. Знание того, что можно довести до белого каления могущественного тёмного колдуна и не пострадать, забавляло.

– Не ожидал такого радушного приёма! Меня осмелилась назвать старым чёртом женщина, которая старше меня на целых пять зим! Что ты так зыркаешь? Правда глаза колет?

Мара шумно выдохнула.

– Дай-ка, – обратилась она к Беляночке и обменяла лукошко на метлу. Нехорошая улыбка, почти оскал проявился на губах ведьмы.

– Эй-эй, ты чего? – Чародей попятился к двери. – Верни помело на место, ты что удумала?.. А ну положи! Мара, нет!..

Поздно было умолять. Взбешённая Мара под ликование Беляночки быстро нагнала пана и замахнулась древком.

Свист! Удар! Вопль.

– Это – за то, что не предупредил о приезде! Спустя столько времени, когда я уже тебя почти похоронила, как ни в чём не бывало явился! Ах ты негодя-яй!

Ещё удар!

– За все твои пакости и злодеяния! Неспроста приехал, уж я-то знаю!

– Успокойся! – Вишнецкий попробовал вырвать из рук знахарки метлу, но Мара ловко извернулась, и древко помела огрело спину невезучего чародея.

– Это тебе за то, что чуть не сделал Беляночку заикой!

– Прекрати, сумасшедшая!

– Получай, чёрт дрянной!

Властош оказался загнанным в угол, и Мара завершила возмездие – треснула колдуну по тому месту, откуда, говорят, у неспособных людей руки растут:

– За упоминание моего возраста! На который, клянусь богами, я не выгляжу! Получай!..

* * *

Маг тихо постанывал, сидя за столом в мастерской. Спина, запомнившая метлу, болезненно ныла. Травница между тем копошилась на кухне, готовила ужин и о чём-то переговаривалась со служанкой. Наверняка промывала кое-кому косточки! Властош прислушался.

– После трапезы, – говорила Мара Васильевна, – на верхнем этаже ему постелешь, сама на лавке поспишь. Вечереет, я его не пущу одного ночью по лесу шататься.

Вишнецкий странно улыбнулся. Не ожидал, что ведьма захочет, чтобы он остался до утра. Мара не изменилась. Она…

– Ну как, живой ещё? – зайдя в мастерскую, спросила она. Яд сочился с ее уст, и только серебристые очи отражали беспокойство. Властош его заметил.

– Не дождёшься, не сдохну, – также съязвил пан, хотя планировал сказать нечто более мягкое. Мара фыркнула и скрестила на груди руки, стоя над ним.

– Чего ко мне приехал-то? Совсем скучно стало?

– За помощью, – кратко ответил чародей, не желая смотреть на подругу. – Блюдце твоё мне нужно. Дело важное.

– Государственное? – раздался смешок.

– Почти, – произнёс Властош серьёзно и умолк. Неуютная тишина повисла между ними. Мара нашла, что сказать.

– Ну, поужинаешь с нами, так и быть, дам блюдечко волшебное. Суп скоро подоспеет, я его с крапивой варю!

– Ты меня отравить вздумала?

– Не остри, ясновельможный пан! А не то половник возьму! Он-то пожёстче будет, чем помело!

Вишнецкий вскочил со стула, поравнялся с ведьмой, нетерпеливо сверкнул глазами.

– Мара! Время утекает! Это срочно!

Она хмыкнула, горделиво вздёрнув подбородок.

– Только после ужина. Я всё сказала. – Знахарка собралась было уйти, но на полпути остановилась, понимая, что просил-то колдун искренне. – Ты сам не свой. Случилось нечто страшное и переломное? – спросила Мара, не оборачиваясь. Властош подошёл со спины.

– Пока что переломное. В нашу пользу. Но если я не успею, случится страшное.

Мара не ответила. Невозможно было чувствовать волшебника позади, вдыхать горький травяной запах его волос, слышать бархатный вкрадчивый голос. Невозможно. Лучше бы ей всю жизнь в илантийских сапогах проходить, чем терпеть эту вечную пытку в виде самого Властоша Вишнецкого! Лучше бы он навсегда исчез из её памяти.

– Ты меня слышишь?.. – тёплая рука едва коснулась плеча, но Мара отшатнулась так, точно её тронули раскалённым железом. Ничего не сказав, она поспешила в горницу.

… В час трапезы Властош открыто изъявил недовольство тем, что за одним столом вместе с ним и Марой уселась Беляночка. Оборотень не успела встать, как хозяйка за неё заступилась.

– У меня тут все равны, Властош, – разливая горячее, заявила ведьма. – Она свободная. Или сам запамятовал, какого я рода?

– Ты – дочь знахаря. Людям такого сорта цены нет, но остальные…

– Такие же ценные люди, Властош Ладович, – подала голосок белка. Хоть она и побаивалась пана, но несправедливости не переносила на дух. – Неужели вы считаете, что и крепостные, и бедные должники, и всякого рода рабы – это не более, чем рабочий скот? Так, говорят, считал ваш пресловутый дедушка. Пан Криош.

На последнем её слове Властош помрачнел.

– До сих пор считает, – поправила Мара, тем самым подчеркнув, что вышеупомянутый ещё жив, но напоровшись на хмурый взгляд пана, заявила: – Давайте не будем больше упоминать это поганое имя в моём доме. Никогда. Пожалуйста.

Беляночка охотно кивнула:

– Да, госпожа, простите меня, не подумала.

Властош тут же зацепился за слова оборотня и разом скрыл боль воспоминаний за саркастичным смешком:

– Что же ты, вольная девонька, Мару-то госпожой называешь?

Беляночка смутилась, но знахарка успела ответить за неё:

– У Бели привычка от прошлых хозяев осталась. Жестокие они были, пользовались её чудесными умениями, издевались, но она смогла сбежать. Идти ей было некуда, однако по счастливой случайности мы встретились.

Мара одарила Беляночку ласковым взглядом, и та тепло улыбнулась хозяйке.

– Ладно! – выдохнула ведьма. – Полно лясы нам точить, ешьте суп. Чуете аромат?

Такое сложно было не учуять. Вишнецкий пошёл против языческой веры – осенил себя божием знамением Единого. После вздохнул и отправил ложку варева в рот. Беляночка хитрила. Когда Мара подавала свои блюда на пробу служанке, страдало иноземное экзотическое деревце, посаженное в горшочек рядом со столом. Беляночку нельзя было назвать жадиной. Она кормила его до отвала, – на убой! – и Мара Васильевна постоянно удивлялась, почему дерево, сколько оно у них жило, трижды едва не зачахло. Властош же лукавить не стал. Стоило попробовать варево, как он ласково отказался от ужина, сказав, что не голоден. Сколько уже прошло лет с их знакомства, но готовить Мара так и не научилась. Травница ожгла гостя испепеляющим взором. И пока хозяйка была поглощена мыслями о том, как разделаться с Вишнецким, Беляночка улучила момент: по привычке вылила суп в горшочек земли, снова накормив несчастное деревце. Властош это заметил, но решил приберечь страшную тайну для подходящего момента.

… В витражных окнах спрятались последние солнечные зайчики. Беляночка встала из-за стола, зажгла лучины в светцах. Мара и Властош молча смотрели друг на друга, и белке казалось: стоит одному из них заговорить, произойдёт смертоубийство. Властош рискнул, попросил нож.

– Тебе зачем? – не поняла Мара.

– Зарезаться хочу, позволишь?! – повысил тон Властош.

– Да пожалуйста! – перекричала его Мара, резко отвернулась и велела оборотню исполнить желание пана.

Обитатели терема стали свидетелями странной картины: ничего не говоря, Вишнецкий забрал волосы в хвост, засучил рукава и, приняв нож, взялся за чистку картошки. Из-под лезвия посыпалась стружка, полетели в миску пласты сырых овощей, мешались в кружках восточные пряные специи для добавки. Ворчливо причитая, как старый домовой, Властош пошёл в погреб за мясом. Под ошеломлённые девичьи взгляды остервенело начал резать солонину. Но вскоре все его бурчания сменились на мелодичную народную песню.

Мара, следившая за Властошем, не заметила, как улыбка тронула её губы. Голос его мягко лился по горнице, очаровывал, не давал продохнуть. Облокотившись о дверной косяк, ведьма не сводила с чародея тёплого взора. Высокородный пан, увлёкшись готовкой, преспокойно напевал крестьянские белореченские мотивы:

Добры вечар, дзяучинонька!
Про што ты поёшь?
Про любовь ци Славению,
Дзе ж, галубка, живёшь?
Што ты плачешь, прыгожая?
Хто вянок падабрау?
Ци жаних не сподобился,
Ци квяточек завяу?..^[3]

Беляночка в ужасе таращила на него большие тёмные глаза. Впервые видела она диво – помещика, который мало того, что сам готовил, так ещё и сдабривал это благое дело крестьянской песней! Когда же Вишнецкий взял ухват и понёс ставить горшок в печь, белка-оборотень совсем оторопела.

Мара Васильевна, завидев её лицо, звонко рассмеялась: