Многовековой лес хмурился. Давил, с неохотой пропуская путников. Едва слышно шелестели листья. Песню, понятную только ему самому, тихо насвистывал ветер. Казалось, время замерло, застыло, и только приглушённый палой листвой топот копыт напоминал о жизни. Настасья молча сидела в повозке, подогнув колени. Вскоре она задремала вместе с Данилой, утонув в колючем, но приятном сене. Вечность прошла во сне, в реальности – всего четверть часа, меньше, чем горит лучина.

Сон приснился странный, жутковатый. Будто кузнец в отместку за отказ поджёг мельницу и смеялся. А вокруг горящих построек бегал, звал на помощь Мелинар, у которого сзади развевался мышиный хвостик, а на голове появились серые ушки. И рядом с ним трусило много-много испуганных мышей…

– Пожар, отец! Горим! Мельница горит! Мель-мельница! – закричала Настасья и… проснулась.

– Дурной сон? – услышала она встревоженный голос Данилки.

Разлепив заспанные глаза, Настасья посмотрела на отца. Сидящий впереди, он тоже клевал носом и крика дочки не услышал. Разумный Орлик сам ехал вперёд, точно зная дорогу. Настасья почувствовала, как затёкшую руку жжёт сверкающий солнечный символ. С удивлением она взглянула на запястье.

Телега выехала на развилку. Впереди мелькнуло серое ушастое пятно. Колёса едва не задавили крупного зайца, стремительно перебежавшего путникам дорогу…

В тот миг раздалось тревожное ржание напуганного Орлика и чей-то резкий вскрик. Всё произошло быстро. Из тени деревьев вылетел вороной жеребец со всадником в седле. Конь заржал, вскинулся на дыбы прямо перед Орликом, заставив того неловко попятиться и опрокинуть повозку. Ребята, мешки и мельник повалились навзничь. С преградившего им дорогу коня кубарем слетел его хозяин в плаще. К счастью, путники ничего себе не сломали. Данила первым делом вскочил и принялся успокаивать Орлика. Мелинар побежал к упавшему незнакомцу. Настасья, потирая локоть, с огорчением глядела на лопнувший мешок, из которого высыпалась добрая треть муки.

– Сударь! Сударь, с вами всё в порядке?! – окликнул мельник, перепуганный тем, что несчастный мог убиться.

– Нет, не в порядке, – произнёс тихим, но твёрдым голосом человек в чёрном.

Тяжело дыша, он поднялся на ноги. Первое, что бросилось Настасье в глаза, – яркий изумрудный перстень на руке. От перстня исходил зелёный свет. Странно! Неужто, этот неизвестный владеет колдовской премудростью дворян-чародеев?.. Не могут же у обычного человека камни в кольцах сиять! Настя тотчас одёрнула вышитый рукав рубахи, чтобы скрыть собственный магический символ. Мало ли, ещё заинтересуется.

– Ты, видно, слепой или задумался о своём, раз не увидел, куда едешь! – горько усмехнулся чародей.

Капюшон соскользнул с его головы. Длинные, перехваченные тесёмкой, серебристо-белые волосы рассыпались по плечам. Мужчина не был молод. Настасья дала бы ему лет тридцать, может, чуть больше, однако он был хорошо сложен и красив. Почти красив – кривая улыбка всё портила.

– Вижу, непростой вы человек. – Мельник поклонился дворянину. – Если не ошибаюсь, панских кровей…

– Кака-ая проница-ательность! – протянул тот с явным сарказмом. – Какой ум для обыкновенного кмета, я поражён!

Насмешливый бархатный голос хлестал как плеть. Мелинар пропустил оскорбительные слова мимо ушей. Настя помрачнела, поджала губы.

– Простите меня, пан, – мельник принялся извиняться, отряхивая грязь с плаща господина. – Который год уж езжу по нашему тракту, а никто наперерез мне не встречался! Разве что, чёрная кошка, и то заместо неё сегодня шустро пробежал зайчишка. Не был готов я к такому повороту событий.

– А надо было быть готовым, – процедил волшебник, надменно взирая на мельника, стряхивающего пыль с его дорогих одежд. – Ведь в любой момент может произойти такое, что потом всю жизнь будешь вспоминать да каяться.

Дочь Мелинара не выдержала. Больно было глядеть на рассыпавшийся мешок муки, опрокинутую повозку и напуганного коня, а больнее всего – на униженного отца. Пан ей не понравился. Лишь однажды она встретилась со знатью, и воспоминание об этой встрече до сих пор разрывало сердце.

– Вы сами виноваты! – громко сказала Настя. – И ещё заставляете моего отца падать ниц, извиняться! Если бы не вы, мешок остался бы цел!

Она, конечно, тотчас умолкла, коря себя за несдержанность, но было поздно. Тёмные брови колдуна взлетели на лоб.

– Невелика-а потеря, дорогуша. – Он покачал головой, казалось, поражаясь глупости девчонки.

Лицо его отражало насмешливое удивление. Наверняка с ним ещё ни одна кметка так не разговаривала! Мелинар умоляюще взглянул на дочь, а Данилка сжал руку подруги, но девочку было не остановить. Какая-то таинственная сила принудила её продолжить:

– Наперехват нам устремились! В седле удержаться не смогли, какой же вы пан после этого, коль на лошади даже усидеть не можете?!

В прищуренных зелёных глазах чародея полыхнул злой огонёк.

– У меня верховой конь, а не рабочая лошадь, дорогуша, – говорил он, твёрдо чеканя каждое слово. – Это – во-первых. А во-вторых, твой отец сам не увидел, куда едет, не выспался, видно! Да ещё и вы с мальчишкой. Из-за вас я мог разбиться. Так что, в-третьих, я имею полное право потребовать законное возмещение.

Мелинар вздрогнул, строго поглядел на Настасью. Господин поправил длинную прядь волос, упавшую на глаза, и сказал, обратившись к Мелинару:

– Судя по мешкам муки, ты у нас мельник. Зажиточные вы люди… Ну что ж, теперь плати. Едва меня не убил. Пять золотых, можешь и рублями славенскими, равными сумме золота, коли есть. Твои извинения – и я, так уж и быть, всё забуду.

На лбу растерянного старика выступили капельки пота.

– Но, господин… У нас же… Э-э, у нас нет ничего! Я пока не продал муку. Мы только собирались… – крестьянин запинался и, видя холодное выражение лица пана, немедленно предложил: – Вот, можете взять мешок, два, коль хотите! Зерно, мука!..

– Не старайся. Твоя серая мука мне без надобности, – презрительно бросил колдун, затем притворно вздохнул: – Значит, говоришь, денег совсем нет? Вот ведь незадача…

Пан с наигранным сочувствием поцокал языком, перевёл взгляд на Настю и жестом велел ей приблизиться. Пытаясь выглядеть смело, девочка подошла. Червлёный сарафан скрывал трясущиеся коленки. Настя посмотрела снизу вверх на чародея. Он был гораздо выше и вблизи показался ей не столько красивым, сколько пугающим. Взгляд острых глаз вызвал странный холод по спине.

– Эта дерзкая девчонка – твоя дочь, верно? – тонкие губы пана вновь искривились в ухмылке.

Внимательный взор медленно оценивал девушку с головы до пят. Таким взглядом господа рассматривают на рынке невольных крестьян, принимая решение, стоит ли покупать такой «товар», или он непригоден.

– Да, дочь моя, – коротко ответил Мелинар и сглотнул неприятный комок в горле.

Что задумал этот лиходей?

– Ну, и как нас зовут? – спросил чародей с недоброй улыбкой, приподняв голову Настасьи за подбородок. – Хочется узнать твоё имя, прелестное дитя. Вероятно, ты ни разу не общалась с господами. Или просто не научилась знать своё место.

Настасья покраснела, не смея отвести взгляд от надменных глаз, слушая язвительный смех. И всё-таки взяла себя в руки и на выдохе произнесла:

– Анастасия.

– Довольно возвышенная форма имени для крестьянки, не находишь? Забавная дочь у тебя, сколько ей? – обратился пан к мельнику.

– Пятнадцать, – ответил бледнеющий Мелинар.

У него тряслись руки. Данилка приобнял старика, чтобы хоть немного успокоить.

– Деви-ица на выданье, – произнёс волшебник и наконец убрал руку с подбородка Насти. – Хм, стало быть, ещё годик и замуж пойдёт. Да, только кто возьмёт её, такую дерзкую, мельник? Хорошенькая на личико, но-о… не красавица. Худющая, как тростинка, и сарафан мукой испачкала. Замарашка.

Пан негромко посмеялся, выдёргивая сено из золотых волос девочки. Недолго молчал, а затем преспокойно предложил:

– Ну коли ситуация такая выходит, может, дочуркой откупишься, м?.. В моём поместье как раз такой девчонки не хватает! Всю жизнь ведь искал, недоедал, недосыпал!

Он странно рассмеялся собственным шуткам.

Девочка дёрнулась, будто птица, которой выстрелом пробили крыло. Нет… Только не это! К счастью, Мелинар растерял былую робость и заслонил собой дочь, оказавшись между ней и паном. Данилка, подобно настоящему защитнику, занял место рядом с ним, засучив рукава.

– Не переходите границы, господин, вы не на своих землях. Мы – люди вольные.

Пан нехорошо сощурился, разглядывая свой перстень.

– Я получаю то, что хочу, мельник.

– Но не живого же человека! – возразил Мелинар. – Настя – моя дочь. А деньги я заплачу, как только продам часть муки. Вы встретите меня на базаре в Славенске, я буду там три дня. Прямо на Красных Рядах.

Колдун хмыкнул. Этого кмета ещё и искать надо по городу? Нет уж, избавьте!.. В лице пана вдруг что-то переменилось, когда он глянул на мальчишку, испуганно обнимающего Настасью, но старающегося казаться храбрецом. Дети. Они всего лишь дети.

– Ладно, чёрт с вами, совсем ведь с голоду подохнете… Но – помните: второго шанса не дам. И я очень надеюсь, что твоя серая мука и червивое пшено придётся по нраву таким же оборванцам, как ты и твоя замарашка.

На этот раз Настасья молча снесла оскорбление.

– Пусть извинится и руку поцелует, – велел маг. – Тогда всё забуду.

Не хотелось этого делать, но строгий взор отца заставил. Мелинар лихорадочно молился про себя, чтобы ни дочь, ни он сам не сделали ничего лишнего. Кто знает, что еще задумает на беду повстречавшийся им путник?.. Настя поклонилась, сухо попросила прощения и поцеловала тыльную сторону ладони пана.

– Не советую больше попадаться мне на пути, милая. Дерзостей в собственный адрес я не терплю, тем более от таких замухрышек, как ты, – чародей шутливо ущипнул девочку за нос и подмигнул.

Настасья в страхе прижалась к отцу – своей единственной защите. Слова пана неприятно кольнули душу, царапнули несильно, но ощутимо. Человек в чёрном вскочил на коня.

– Как вас зовут, сударь? – спросил Мелинар.

Волшебник придержал жеребца, обернулся и, не снимая с лица насмешливой маски, ответил:

– Властош. Меня зовут Властош Вишнецкий. Удачной тебе дороги и продажи, мельник!

После сказанного он скрылся в чаще леса. Пан пожелал удачи, видимо, настолько от чистого сердца, что вскоре у повозки отвалилось колесо, в которое странным образом попала палка.

– М-да, всё потому, что мы чёрную кошку по дороге не встретили, – раздался вздох Данилки, нарушивший тревожное молчание.

Настя между тем крепко прижалась к отцу. Ей стало страшно. Страшно впервые за все года, с того момента, как погибла мать.

* * *

Ехавший в столицу господин был мрачнее тучи. Настроение дочка мельника подпортила весьма искусно. Нервы тратить он не захотел, потому и решил, грубо говоря, плюнуть на всё произошедшее. Однако если бы пан Властош Вишнецкий успел заметить на шее девочки кулон, скрываемый рубашкой, или солнечный символ, то он бы её никуда не отпустил.

На ярмарке

В смуглых чертах цыгана было что-то злобное, язвительное, низкое и вместе высокомерное: человек, взглянувший на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть на земле – виселица.

Н. В. Гоголь«Сорочинская ярмарка»

К открытию ярмарки они опоздали, большую часть времени провозившись со сломанным колесом. Дорога, которую Мелинар знал вдоль и поперёк, показалась абсолютно другой: мельник заплутал! То ли от растерянности свернули не на ту тропинку, то ли взаправду действовало колдовство озлобленного чародея. Несмотря на преграды, хвала Единому, до места к полудню они всё-таки добрались.