– В прямом. Дайте женщине выспаться, и вы узнаете, как она умеет любить.

– Ты даешь своей женщине выспаться, Гарри? – продолжил доставать коллегу Длинный.

– Что за допросы?

– Ладно, ладно. Извини, – улыбнулся Длинный.

– Да пошел ты, – резко отрезал Гарри.

– Сам катись, сначала сопли мажешь, потом мужика из себя строишь. Ты уже определись.

– Я не понял! Ты на кого батон крошишь? – вдруг вскочил Гарик, занял стойку и посмотрел на Длинного как на злейшего врага.

– Друзья, давайте без мордобоя, – постарался успокоить копов Мефисто. – Все-таки дамы вокруг, – развел он руками, словно рефери – по углам боксеров.

– Давайте. Мне кажется, что давно пора перейти к делу, – успокоился и посмотрел на свои часы лысый.

– Я думал, что мы здесь закончим, – улыбнулся Мефисто.

– Нет, что вы, мы должны знать правду, мы должны найти эту девушку, мы должны закрыть это дело.

– Коньяк был напрасным, – вздохнул Мефисто.

– За коньяк спасибо, учтется как смягчающее обстоятельство.

– О! У вас появилось чувство юмора, – заметил лысому Мефисто.

– Есть и еще один вопрос, личный, можете не отвечать: вы же человек не бедный, почему сами стоите на ресепшене?

– Мне нравится быть в курсе.

– Это как раз то, что нам сейчас нужно.

– Может быть, все-таки провести эксгумацию? Я про поэта.

– Вы с ума сошли. Кто нам ее даст?! Нам проще признать виновной девушку из прислуги, и делу конец. А то не закрывается, как в том анекдоте про горбуна, помните: «Квазимодо, заберите фотографию, у нас альбом не закрывается».

– Сердца у вас нет.

– Зато горб уже от работы вырос. А все благодаря таким, как вы.

– Ну да. Девушка ни в чем не виновата, а вы ее в тюрьму хотите упечь.

– Может, и не виновата. Но если мы не разберемся, Марго нас убьет.

– С вами от страха можно любую вину испить до дна.

– Разве мы такие страшные? – печально заметил Длинный.

– Нет, видимо, есть над вами кто-то еще ужаснее. Кто эта Марго, которую вы так боитесь?

– Лучше не спрашивайте.

Мефисто заметил эту печаль и использовал свой шанс:

– Ладно, не буду. Давайте вернемся к мечте. Мне кажется, для того, чтобы взять след, надо начать с мечты. Разве вы мечтали когда-нибудь о том, чтобы кого-то арестовать, например меня. О чем вы мечтали?

– Это не относится к делу.

– Откуда вам знать, что относится, что нет. Если хотите узнать, то вам надо остановиться в этом отеле на ночь. Во сне вы все узнаете.

– У нас слишком много дел, чтобы ночевать в вашем вонючем отеле.

Мефисто улыбнулся, но ничего не ответил на грубость. У него в голове вдруг созрел план, как сделать, чтобы эти двое остались, хотя бы на время. Он всегда пользовался этим приемом переключения цели. Они же ищут девушку, вот она, приманка.

– Можно еще разок взглянуть на фото?

– Извольте, – обрадовался сыщик.

– Кажется, припоминаю, она была у нас в тот снегопад, помните, когда все завалило снегом. Просто здесь у нее другая прическа.

– В каком номере она останавливалась?

– В пятом.

– Можно ключ?

– Извольте, – подал ключ Длинному Мефисто. – Вас проводит моя ассистентка.

Бабочка вспорхнула с шеи Мефисто и полетела по коридору.

– Догоняйте, – крикнул Мефисто сыщикам. – Спокойной ночи, – вздохнул Мефисто и вернулся к своим бумагам.

Он любил складывать бумажки, это его успокаивало, словно хотел снова собрать из них лес, сбивая листы в кипы. В лесу на свежем воздухе он чувствовал себя свободным и легким. Иногда он забирался слишком далеко, где уже начинали попадаться грибы. Красной чертой была мысль – интересно, здесь есть медведи?

Но, ощутив рукой бабочку на шее, он успокоился, медведи в берлоге, перезимуют как минимум ночь. Он знал, что при встрече с ними надо было поднять что-то над головой, чтобы они поняли, кто в этом лесу главный. Что же поднять? Да. Ее. Ее честь и достоинство. Он снова вспомнил девушку, ту самую, которая застряла в пробке из-за снегопада и напросилась на ночлег, о которой он ничего не знал. Нарушил инструкцию. Нарушение правил всегда влечет за собой приключения на свою задницу. Кто-то получает от этого удовольствие, кто-то геморрой, и дело даже не в возрасте. Все решает оптимизм. А оптимизм – это не то, что ты все время смотришь в будущее, точнее сказать, ты можешь в него смотреть, но жить-то приходится здесь. Насколько ты готов жить сейчас и не загоняться тем, что будет в будущем, это и есть оптимизм. Потому что именно переживание за будущее и создает тревогу, ненужный мандраж, бессонницу и красит в седой виски. Зачем переживать за то, чего еще нет? Вот что надо прописывать в аптеках вместо антидепрессантов. И он живо представил картину:

– Можно мне ностальгин?

– У вас что-то болит?

– Да.

– Может быть, тогда анальгин?

– Нет. Ностальгин.

Принял – и ничего личного в будущем. Будущее прекрасно только в одном случае, если оно в прошедшем. По крайней мере, ты знаешь, чего ждать. Мефисто не знал, чего ждать от этих двоих. Мефисто сложил еще одну кипу бумаг и вышел из леса. Он поставил на стойку лукошко, полное грибов.

– Белые, – ждала его уже у стойки незнакомка. Блондинка выглядела моложе своих лет, включая короткое каре, стройную фигуру и грудь нараспашку.

– Вы разбираетесь в грибах?

– Естественно, я обожаю собирать грибы. Даже мужчин я всегда делила на съедобных, ложных и поганок.

– Неужели отравились?

– Не то слово.

– Как это случилось?

– Принимала его таким, какой он есть, а он все не менялся.

– Да, поганая ситуация. Удивляй, меняйся, действуй, иначе в один прекрасный день она тебе скажет: прием окончен, следующий.

– Именно так я и хотела сделать. Крикнуть следующего.

– Что же мешало?

– Чувство вины, оно появилось раньше следующего.

– Знаете, у меня был приятель, у него было потрясающее чувство вина: стоило только открыть бутылку, он тут как тут.

– Наверное, его звали Джин.

– У вас удивительное чувство юмора, такое встречал только у тех, кто уже развелся, – улыбнулся Мефисто.

– Но я еще не развелась.

– Как вы уже сказали, чувства всегда идут на шаг впереди действий.

– И где же теперь этот ваш приятель? Спился? – поправила волосы девушка.

– Не думаю. Он исчез, как только я бросил пить.

– Как вам это удалось?

– О, бросить пить легко, я делал это по несколько раз в день.

– Знакомо, я так же бросала любить. Так как мне быть с чувством вины? Вы не сказали.

– Разве? Я же говорю, бросайте.

– Чувства или мужа?

– Начните с чувства вины. Вы же не виноваты, что он такой.

– Если бы все было так легко, я бы давно его бросила, но чувства, они же лезут через служебный вход, через сердце.

– Зря вы оставляете его открытым. Не пускайте туда кого попало. Ваше сердце не отель, там нет номеров на ночь. А у нас есть. Короче, вот вам ключ. Завтра будете как новенькая.

Девушка улыбнулась загадочно, взяла ключ и исчезла, будто ее и не было вовсе. Только тонкий шлейф «jojoba» напоминал, что это реальность. Мефисто почесал нос, который опьянили духи, а бабочка на шее метрдотеля восхищенно взмахнула крыльями.

Он успокоил ее рукой и посмотрел на часы. Несмотря на поздний час, у него было еще полно дел. Он вспомнил девушку, над которой висело дело и которую надо было найти, очаровать и спасти. Он поправил цветы в вазочке, которая стояла на стойке. Лаванда всем своим видом демонстрировала, насколько ей все фиолетово. Мефисто глубоко вдохнул аромат южных полей и закрыл глаза. Запах как машина времени, которая уносит в прошлое. Мэтр увидел себя мальчиком, который бежит за мамой через поле лаванды, мать подхватывает его и поднимает к небу. Улыбка матери сливается с лучами солнца, Мефисто слышит свой детский смех и вкрадчивый голос мамы: «Зоран, обещай мне, что твоего детского смеха хватит и на взрослую жизнь».

Мефисто отправляется в прошлое.

Марго и Гарри. Отдел нераскрытых преступлений

– Как тебе наш стажер? – пряталась за ворохом бумаг стройная женщина лет сорока. Голос ее был спокойный и ровный, как гул пролетающего самолета, он летел к другому столу у окна, так же заваленному папками и бумагами. Казалось, контора только и делала, что сшивала бумагу в пухлые книжки, но дело было в другом. Как бы они их ни заставляли, дела шли медленно и чаще всего не туда, там они просто ложились на полку, так и валялись нераскрытые. Отдел нераскрытых дел. Контора занималась нераскрытыми делами, от которых пахло бюрократией, старым лаком и макулатурой.

– Слишком смазливый для нашей грязной работы, – ответил нервным голосом маленький человек в круглых очках у окна, кроме его лысины, из-за дел ничего не было видно. Он был занят бумажной волокитой, морщинил лоб, что-то выводя на круги своя с умным видом круглого дурака. Стрижка полубокс говорила, что он не хотел расставаться с остатками волос в надежде: вдруг появится чудо-бальзам и шевелюра его вновь зацветет. Вопрос волос был самым болезненным из всех, что его мучали. Задержин стеснялся своей лысины и постоянно приглаживал ее рукой, будто хотел прикрыть, он боялся, что лысого его никто не будет любить – ни жена, ни подчиненные, а тем более коллеги.

– И мне понравился.

– Давно это с тобой?

– Где-то после тридцати пяти… потянуло на молодых. Думаешь, гормональное?

– Не знаю, вас, женщин, не поймешь.

– Ревнуешь, что ли?

– На службе не положено, – улыбнулся детектив.

– Может, возьмешь его в штат?

– Тогда придется кого-то уволить, – усмехнулся Задержин.

– Неужели Длинного?

– Нет, он же мой друг, хотя звезд с неба не хватает.

– При таком росте мог бы и схватить.

– А вот это дано не всем, – погладил свою лысину Задержин и с любовью посмотрел на Маргариту. Это был небольшого роста начальник отдела по нераскрытым преступлениям. Игорю Задержину нравилась его коллега, но он был безответственно женат (в двадцать лет), поэтому ни в коем случае не ждал ответной любви от подчиненной, лишь наслаждался ее присутствием. Надо же было так рано опростоволоситься. Игорь считал, что отсутствие обратной связи от Маргариты именно в этом. Лысых не любят, потому что не за что зацепиться.

– Что ты на меня так смотришь? Мне работа нравится, – сдвинула женщина стопку бумаги в сторону, с этим покончено. Стол был мощный, дубовый, немецкий, таких давно уже не делали в Петербурге. Она погладила сильное теплое дерево, и это прикосновение вдруг разбудило в ней желание, ей на секунду захотелось скинуть все бумаги с этого стола и заняться на нем любовью с кем угодно, только не с этим плешивым. Задержин ей не нравился, даже как коллега. Есть люди, при взгляде на которых умрет любое желание, Задержин был из таких. Он, словно видавшая виды пепельница, тушил в ней неуемную внутреннюю страсть, о которой, кроме нее, никто не знал. «Что это было?» – поправила она свою прическу и снова отдалась работе.

– Похоже, он тебе нравится больше.

Женщина мило улыбнулась шутке. Ее звали Маргарита, но в отделе все звали Рита. Блондинка выглядела на свои сорок, включая короткое каре, стройную фигуру, грудь третьего размера, легкий аромат «jojoba», правильные черты, голубые глаза и длинные ресницы, ямочки на щеках и небольшой шрам на подбородке, он единственный указывал на то, что профессия Риты была и опасна, и трудна, хотя получен был в далеком детстве. След от обычных качелей. С тех пор она не позволяла себе никаких качелей, головокружений и сомнений. Она не любила раскачиваться и всегда заставляла себя действовать решительно и смело.

– Дай ты этому… как его там зовут?

– Что вы себе позволяете? – грозно посмотрела на Игоря блондинка.

– Дело того поэта.

– С какого перепугу? Зоран Мудрич его зовут.

– Что за имя такое? Сербское?

– Не знаю.