Татьяна Абалова: Король, любовь, казённый дом. Ясновидящая в деле

Глава 1

В тот день погода была как нельзя подходящей, чтобы наведаться на кладбище. Пасмурно, ветрено и холодно. Одним словом, противно. Сторож, проводив меня взглядом, покачал головой. Не верил, что кому–то приспичило навестить родную могилку в грозу. Но мне нужно было появиться здесь именно в этот день.

Дождь колотил по зонту с такой силой, словно задался целью проковырять в нем дыру. Что поделать, весна. Хотя в нашем Винтершире круглый год дожди.

Я стояла у могилы мужа, на которую положила букетик фиалок. Лорд Грей ушел в самом расцвете сил. Его сердце не выдержало напряжения, когда он поставил на кон мое приданое и проиграл. Сердце – это основная версия, предназначенная для общества, чтобы я могла похоронить мужа с почестями и в пределах кладбища, а не за его оградой. На самом деле…

На самом деле он застрелился. Но деньги, имеющаяся в наличии фотография улыбающегося мужа и умелая работа похоронщиков, загримировавших лицо и утопивших труп в белоснежных лилиях, скрыли, что у Генри отсутствовала чуть ли не половина головы.

Мы совсем недавно поженились и не успели обзавестись детьми. Я думать не думала, что выхожу замуж за картежника. Генри умел себя подать. А уж обаять сироту, не так давно покинувшую пансион, ему было раз плюнуть.

Я бы не выходила замуж так рано, но в английском обществе не принято, чтобы девушка распоряжалась деньгами сама. Это обязательно должен делать муж или кто–то из родственников мужского пола. За неимением последних мне пришлось вручить свой немалый капитал в руки красивого мужчины – обладателя хороших манер и старинного особняка.

Особняк остался, поэтому мне есть где жить, а вот с остальным… Я не нашла ничего лучшего, как заняться проведением спиритических сеансов и гаданием, чтобы мало–мальски продержаться на плаву. В мой дом поначалу захаживали свахи, чтобы пристроить «бедную вдовушку» в хорошие руки, но я отвадила их ложью, что дала обет держать траур по супругу не меньше трех лет. Хватит с меня экспериментов с замужеством. Так я вообще останусь на улице.

Но леди не пристало работать, если только не пойти в гувернантки к людям, с которыми раньше мы с супругом раскланивались на балах, поэтому я скрывала, чем занимаюсь. Каждое утро я отправлялась на окраину города, где снимала комнату. Превратив ее в салон, я могла спокойно принимать клиентов, давая объявления в газете.

Я вздохнула, читая эпитафию на могиле супруга. «Был любим и почитаем». И тут вранье, но иначе нельзя. Общество хочет видеть скорбящую супругу, а не девицу, зло топчущую на могиле цветы.

Дождавшись, когда отгремит гром, я приступила к тому, зачем пришла на кладбище в годовщину смерти мужа. Конечно, месть моя запоздала, но лучше сейчас, чем никогда.

– Генри, – я сделал небольшую паузу, чтобы собраться с духом и выложить всю правду. – Я завела любовника. Он старше меня на триста семьдесят пять лет, но старцем не выглядит. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. И… кажется, я в него влюблена. Ты захочешь возразить, что рано или поздно моя красота увянет, а он так и будет выглядеть молодым. Знаю. Но что толку, что мы с тобой были ровесниками? В итоге я все равно осталась одна. Надеюсь, от такого известия ты не перевернешься в гробу.

Я сделал шаг назад, собираясь уйти, но оступилась и попала ногой в глубокую лужу. Почувствовав, как холодная жижа просачивается в ботинок, я зашипела. Как бы не заболеть, пока доберусь до дома.

– Твоя работа, Генри? – спросила я, перекрикивая очередной разряд грома. – Делай что хочешь: злись, ругайся, но я все равно буду спать с ним.

Я подняла подол, чтобы не замочить, сражаясь попутно с зонтом, который так и норовил вырвать из рук ветер. И в этот момент меня ударило молнией.

***

Глубоко за полночь в дверь постучали. По тому, как требовательно стучали еще и еще, я поняла, что ночной визитер ломится давно. Я соскочила с кровати, совсем забыв, что больна. Прошел лишь день после удара молнией, и я не вполне пришла в себя. Схватившись за спинку кровати, чтобы голова перестала кружиться, а стены вернулись на место, я потянулась к халату. Накинув его на тонкую ночную сорочку, поплелась вниз.

– Кого еще черти принесли? – ворчала я, ступая по скрипучим ступеням. Свеча освещала лишь небольшой пятачок впереди меня, и я рисковала свернуть на старой лестнице шею.

После смерти Генри я перебралась из супружеской спальни в гостевую. Она была меньше и находилась прямо над парадным входом. Если бы не каменный козырек, я могла бы выглянуть в окно и узнать, кто пришел. А так приходилось открывать двери самой.

О мертвых нельзя говорить плохо, но мой Генри стоил того, чтобы я ругала его на все лады. Я не могла позволить себе служанку. Мне пришлось сделать выбор: или она, или секретарь в спиритическом салоне.

Пока я доплелась до двери, ее едва не выломали.

– И кто такой буйный? – спросила я, не открывая ее. Мало ли кто бродит по ночам?

– Ох, Чарли, ты жива! Я боялся, что не успею.

Услышав голос своего любовника, я выдохнула.

Чего он боялся не успеть сделать? Глотнуть на прощание свежей крови? Сделать из меня свое подобие? Или произнести, стоя над остывающим телом, «Прости, любимая»? Последнее я бы послушала. Мой любовник предпочитал не говорить о чувствах. Его запал признаваться женщинам в любви кончился еще лет двести назад, когда он похоронил очередную горячо любимую пассию. Такова доля вампиров.

Я распахнула дверь и попала в его объятия.

– Прости, но я только полчаса назад узнал, что тебя ударило молнией.

Я потрогала повязку на голове, наложенную в госпитале для ветеранов войны, куда меня привезли прямо с кладбища. Хорошо, что сторож помнил, что я еще не ушла, и отправился предупредить, что ворота закрываются. Он и нашел меня, лежащей без сознания и с располосованной головой. Я чудом осталась жива.

Пришлось даже выстричь часть волос, чтобы обработать рану. Пальто по пояс было в крови. После такого ткань не очистить, и я вынуждена буду его выбросить. Вряд ли шерстяная вещь перенесет стирку и не перекосится. Опять незапланированные расходы.

Я вздохнула.

– М–да, слухи по городу разносятся со скоростью той же молнии, которая на кладбище оказалась куда проворнее меня.

На руках моего возлюбленного были перчатки, верхняя одежда застегнута на все пуговицы, но прикосновение щекой к щеке позволило понять, насколько сейчас холодно на улице. По Бенедикту всегда можно определить температуру окружающей среды. Поэтому он любил сидеть у камина, чтобы хоть так походить на людей.

В его темно–каштановых волосах поблескивали капельки дождя. Граф Винтерширский ненавидел цилиндры, считая их самыми неудобными головными уборами за все четыре века своего существования.

– Ты не один? – когда я выпуталась из его объятий и шагнула в сторону, чтобы не держать любовника на пороге, увидела, что за ним стоят еще двое. В их руках был черный гроб. – О, ты пришел ко мне со своей постелью?

– Пустишь пожить у тебя? – он сделал просящие глаза. – Потомки покоя не дают. Дед дай, дед подскажи, дед рассуди.

– Ну ладно, – растерянно согласилась я, наблюдая, как сноровисто по его кивку слуги потащили гроб на второй этаж.

Я побежала следом. Так и знала, что он захочет разместить свое дневное убежище в моей комнате.

– Только не у меня! – я обогнала носильщиков и собственным телом загородила проход. – Несите в кабинет. Там как раз висят портьеры, не пропускающие солнечный свет.

Бенедикт разочарованно щелкнул языком.

– Я ночами спать люблю, а не вести задушевные беседы, – строго произнесла я. – А днем я работаю. У нас с тобой не будет совпадать время сна и бодрствования. А в таком случае лучше иметь раздельные спальни.

Бенедикт не ответил. Проследил, чтобы гроб установили там, где он хочет и, выпроводив слуг, изволил раздеться. Аккуратно повесил в шкаф кашемировое пальто, попутно смахнув с него несуществующую пылинку. Бенедикт всегда одевался по моде, не уставая следить за ее капризами. Красивый мужчина должен быть красив во всем.

Оставшись в жилете поверх тонкой рубашки и в ладно сидящих бриджах, он прошел, словно был хозяином дома, в гостиную. Не торопясь разжег камин. Налив себе вина, сел в кресло. Водрузив длинные ноги в дорогих балморалах на мягкий пуф, задумчиво уставился на огонь.

– Я пошла спать? – спросила я, поеживаясь.

– Сначала расскажи, что с тобой произошло.

Я потерла ногу о ногу. Не сообразила надеть тапочки, торопясь открыть дверь. Заметив, что я стою босиком, Бенедикт отложил бокал и поманил меня.

– Садись на колени. Так и тебе, и мне будет теплее.

Я послушно села, обхватив его шею руками. Нечасто мне доводилось пялиться на него с такого близкого расстояния. Обычно, стоило ему пройти в мою спальню и начать раздеваться, я задувала свечу.

Не знаю, то ли воспитание, полученное в пансионе при монастыре, делало меня такой стыдливой, то ли я боялась, что любовник заметит несовершенство моего тела. И ноги не такие длинные, как хотелось бы, и грудь – одно недоразумение, и талия не так тонка, как у других девочек. Я ненавидела корсеты, всегда халтурила и зашнуровывала их слабо, и в этом монахини видели причину моей «толстой» талии.

Бенедикт же казался мне совершенством. Боже, как же я любила его!

Хотя потомки и называли его дедом, он был им пра–пра–пра… и выглядел максимум лет на сорок. Именно в таком возрасте он перешел в иную ипостась, попав в плен к вампирам, которых крошил хорошо отточенным мечом.

Кровососущие оказались с чувством юмора и не стали выпивать славного рыцаря досуха. Они превратили его в себе подобного. Нет хуже унижения стать таким же, за кем ты охотился добрый десяток лет. Хорошо, что до похода на вампиров Бенедикт обзавелся семьей, в которой жена беременела чуть ли не каждый год. Конечно, когда он был дома, а не бегал по всему королевству и близлежащим государствам в поисках врагов.

Дети тогда не все выживали – времена были суровые, XV век, но кто дошел до возраста женитьбы, наплодил ему внуков, а те правнуков и так до наших дней. Все потомки графа Винтерширского до сих пор обитали в замке, который построил еще отец Бенедикта. Они смирились с тем, что никогда не заполучат графский титул, но им и так неплохо жилось рядом с нестареющим и богатейшим родственником.

Средневековая крепость была испещрена подземными переходами и тайниками, но даже в таких условиях Бенедикту трудно было найти уголок, где его не достали бы многочисленные родственники. Четыре века род Найтингенов рос и плодился, и не всех отпрысков Бенедикт помнил по именам. По сути, замок был большим муравейником, где вместо матки в темном тронном зале томился мой любимый вампир.

Он мирился с многочисленной родней много веков, но почему–то именно сегодня не выдержал и явился со своим великолепным гробом ко мне. Я сразу поняла, насколько ему дорога. Бенедикт испугался за меня. Наш роман находился на пике развития, и мы горели от любви.

Королева знала о существовании Бенедикта и не переживала, что он нарушит клятву не плодить себе подобных. Если бы граф Винтерширский хоть раз оступился, давно бы лежал в семейном склепе с осиновым колом в груди.

Я потрогала его влажные после дождя волосы. Высыхая, они скручивались в крупные локоны, которые Бенедикт стриг по нынешней моде достаточно коротко. Да, у него продолжали расти волосы и ногти. Еще он боялся солнца, ему не нужна была обычная еда (правда, вино пил и с большим удовольствием), а кожа отличалась от нашей более низкой температурой, но в остальном в нем трудно было заподозрить неживого человека.