Я погладила кончиками пальцев его бакенбарды, где навсегда поселилась седина. Она не обезображивала его темно–русые волосы, а, наоборот, придавала внешнему облику утонченный вид. Породистое лицо с прямым, достаточно крупным носом, красивые губы, широкие брови и умный взгляд ореховых глаз – мне нравилось в нем все. Даже легкая небритость, придающая ему расслабленный вид.

Он был выше меня на голову, хорошо сложен и до сих пор владел мечом, чем, конечно же, поразил (не в прямом смысле слова) не одно женское сердце. Где еще можно встретить джентльмена, который так силен, что может без устали махать полуторным мечом? Рыцарское оружие ушло в прошлое, но Бенедикт не желал терять навыки, приобретенные им в пору славных крестовых походов.

– Рассказывай, – напомнил мне он о желании все знать.

– Вчера была годовщина смерти моего мужа. И я решила именно в этот день рассказать ему, что у меня есть ты. Генри, конечно же, рассердился. Он сначала толкнул меня, чтобы я села в лужу, а потом шарахнул молнией. Все.

– Покажи.

– Что показать? – насторожилась я.

– Куда попала молния.

– О, – протянула я, лихорадочно думая, как бы выкрутиться.

Женщину шрамы не красят. Я рассматривала себя в зеркало и видела, как безобразно лекарь выстриг волосы. Если правильно их зачесать, а сверху еще надеть шляпку, то будет незаметно, но для этого нужно, чтобы рана зажила.

– Давай–давай. Я не раз попадал в грозу и сдается мне, если бы тебя на самом деле ударила молния, ты бы сейчас была холодна, как я. И у меня не было бы желания целоваться с тобой.

– У тебя есть желание целоваться? – я сделала хитрые глазки.

– Не заговаривай зубы. Снимай чалму.

– Мне не хотелось бы, чтобы ты видел меня без нее. Голову врач мочить не велел, и… В общем, я больше часа валялась в луже из грязи и крови, можешь представить, как выглядят волосы. Я боюсь, что ты больше не захочешь меня целовать.

– Милая, ты сидишь на коленях у трупа и думаешь, что он откажется от живого тепла лишь потому, что у тебя грязная голова? Да у тебя самые чудесные в мире локоны. А их каштановый цвет так и вовсе завораживает. Как и цвет твоих глаз – голубых озер…

Он замолчал и потянул за кончик шарфа, который я превратила в чалму.

– Не отвлекайся, продолжай. Расскажи про мои пухлые губы и маленький носик, – подначила я, шлепнув его по руке.

– Твои губы, как спелая вишня. Я помню вкус этих ягод. Возбуждающий, свежий. Тогда мы с именем Христа пошли в поход на Восток. В одном из садов я набрал целый шлем спелых ягод. А ночью на нас напали, и всем моим друзьям перерезали горло. Меня не было в лагере. Я сидел под кустом со спущенными штанами, специально уйдя подальше, чтобы не будить неприличными звуками. Лучше бы разбудил. Но вишня меня спасла. Вот так–то.

Я фыркнула. Вот так всегда, лишь бы не признаваться в любви ко мне, он уводил беседу в сторону и заканчивал не совсем приличными воспоминаниями средневекового быта.

Я сама сняла чалму.

– На, смотри.

Бенедикт долго молчал.

– Это не молния. Кто–то хотел тебя убить, – он ссадил меня с колен и поднялся. – Я должен сходить на кладбище, чтобы кое–что найти.

– Что? – выдохнула я.

– Пулю. В тебя стреляли. Ты из–за грозы не услышала выстрела. Оступившись, ты спасла себе жизнь. Но так как после «удара молнией» рухнула, как подкошенная, убийца решил, что успешно справился с черным делом.

– Не говори глупостей! Кому я могла перейти дорогу? Разве что твоим родственникам, почувствовавшим угрозу их наследству, – я ткнула пальцем ему в грудь.

Бенедикт никогда не был жаден. Это только сегодня он пришел ко мне с гробом, а обычно я получала от него дорогие подарки. Очень дорогие. Он оплатил долги, оставшиеся от моего мужа, выкупил половину дома, которую успел заложить Генри. Моя шкатулка полнилась дорогими кольцами, браслетами и колье, что не могло понравиться его пра–пра–пра…

Глава 2

Я принимала подарки от Бенедикта, понимая, что однажды любовь вампира закончится, и мне придется выкручиваться самой. А я уже не буду так молода и спела. Да, я прагматична. Все его роскошные подарки – это задел на мою немощную старость. Только поэтому я не отказалась от салона, хотя Бенедикт уговаривал бросить пустое занятие. Я хотела сохранить хоть какую–то независимость от мужчин. Пусть последний и был великодушен.

Я рассмеялась над собственными словами, но вспомнив события, преследовавшие меня в последнее время, закусила губу. Я не впервые едва не погибла.

– Да–да, – понял, о чем я думаю, Бенедикт. – Вспомни кирпич, вдруг сорвавшийся с парапета моста, под которым ты проходишь в одно и то же время, когда направляешься в салон.

– И не только это, – я смотрела на Бенедикта во все глаза. – Еще меня пытались утопить. Кто–то толкнул меня, когда я шла по набережной, возвращаясь домой. Если бы не посыльный, поймавший меня за руку, я бы уже кормила рыб. Я не умею плавать. И убийца об этом знает.

– Все, – Бенедикт вернулся в «свою» комнату и достал из шкафа пальто. Он на самом деле собирался пойти на кладбище. – Больше в салон ты пешком не ходишь. Я куплю тебе автомобиль и запишу на курсы водителей.

– Но это же очень дорого… – я опять склонялась к мысли, что от меня хочет избавиться кто–то из потомков Бенедикта. Мобили стоили баснословно дорого.

– Деньги – тлен, жизнь – это все. Поверь мне.

– Подожди, я с тобой. Я на месте покажу, как стояла у могилы и куда упала.

Пока я одевалась и заново вертела на голове чалму, Бенедикт уже ждал меня у двери. В одной руке он держал лопату, в другой лампу.

– А лопата зачем?

– У тебя более подходящего оружия в доме нет.

Уф, а я уж решила, он собирается выкопать моего мужа и дать ему взбучку.

– Думаешь, на нас нападут?

– По улицам ночью шляется полно всякого отребья. Не хотелось бы марать руки. Лучше орудовать лопатой. А то я увлекусь и оторву негодяю голову.

О, да! Я знала, какая силища спит в руках Бенедикта. Однажды мы прогуливались по набережной, и из кустов выскочила бешенная собака. Морда в пене, взгляд безумный. Она кинулась на девочку, которую вела за руку мама. Мой возлюбленный оказался в мгновение ока рядом и разорвал больное животное еще до того, как оно напало на ребенка.

Все были в шоке. А он брезгливо скинул дорогущие перчатки на труп, взял меня под руку и увел. Это ночь была полна страстной любви. Опасность заставляла вампира чувствовать себя живым. И полезным.

Выйдя, мы поймали кэб. Бенедикт не хотел возвращаться в замок и поднимать на ноги благородное семейство, забирая автомобиль, который купил совсем недавно. Рокот его мотора разбудил бы весь город, и тогда даже убийца узнал бы, что мы ночью наведались на кладбище.

– Держи, – Бенедикт сунул извозчику золотой. – Получишь еще столько же, если дождешься нас. И еще один, если будешь держать язык за зубами.

– Я – могила, – поклялся кэбмен.

Бенедикт легко перебрался через забор и, повозившись с замком, распахнул створку ворот, пропуская меня. У него были свои секреты, как открывать замки. Долгая жизнь чему только не научила. И на все случаи у него были свои истории.

Пока мы шли к могиле, он поведал, как справился с замком на поясе верности на одной из леди в период крестовых походов. Ее страшно ревновал муж, иначе откуда такое зверство? Закрыли любовники этот «замочек» за день до возвращения ревнивца, и женщина продолжила строить из себя праведницу.

– И тебе не было стыдно? – у меня свои принципы. Я против того, чтобы иметь связь с женатым мужчиной. А в случае с Бенедиктом – я против его «дружбы» с замужними дамами.

– Она была невероятно красива, – говоря это, он мечтательно поднял глаза к звездам. Сегодняшняя ночь подарила нам чистое небо. Заметив, как я скривилась, тут же поправился. – Но Лоренца не шла ни в какое сравнение с тобой.

Я рассмеялась.

– Ладно, можешь не перечислять, насколько лучше мои глаза–озера и губы–вишни.

Дойдя до могилы Генри, я встала перед ямкой, которая и сейчас выглядела обманчиво мелкой. Дневной дождь смыл все следы крови.

– Вот здесь в меня попала молния, – я показала, как балансировала на одной ноге и сражалась с зонтом.

– Замри, – сказал Бенедикт, обходя меня по кругу. Сняв с меня чалму, повертел головой туда–сюда, определяя траекторию полета предполагаемой пули. Пройдя к могильным камням, поводил носом, будто гончий пес. Найдя что–то, позвал меня.

– Смотри.

Я подошла ближе и увидела на памятнике, который находился за могилой мужа, свежий скол. У ангела, стоящего на коленях, отсутствовало ухо. Проведя мысленную линию, я вполне уверовала, что след оставила пуля. Чиркнув меня по голове, она практически не потеряла скорость, поэтому досталось и ангелу.

– При желании мы могли бы найти пулю.

Бенедикт покрутился, но чавкающая, напитавшаяся влагой земля, едва поросшая молодой травой, не сподвигла его на поиски. Мой любовник только купил новые замшевые перчатки и не захотел их пачкать. И упаси боже, копаться в земле голыми руками.

– А откуда стреляли? – я обернулась назад. Недалеко стояло дерево, и можно было предположить, что убийца прятался за ним. Я показала на предполагаемое укрытие пальцем.

– Нет. Не сходится, – Бенедикт покачал головой. – Пуля не имеет способности сама по себе менять траекторию, а твой череп не настолько крепок, чтобы она от него отрикошетила. Дерево, твой череп и ухо ангела должны находиться на одной прямой. А вон тот склеп вполне подошел бы под убежище убийцы.

Бенедикт направился к небольшому строению, под чьим сводом находились сразу три захоронения. Могилы давно никто не навещал, поэтому здесь было достаточно уныло. Паутина по углам. Я подняла лампу, чтобы рассмотреть каменную деву, у ног которой стояли три постамента. На одном из них была расстелена смятая газета.

– А твой убийца чистюля. Не захотел пачкать пальто, пока ждал твоего появления, – Бенедикт поднял развернутый газетный лист и прочел вслух: – «Пэл–мэл гэзет». М–да, весьма говорящее издание, названное в честь лондонской улицы с увеселительными заведениями.

Услышав название газеты, я отвела глаза в сторону.

Мне всегда казалось невероятным, как Бенедикт улавливает смену моего настроения. Вот и сейчас он налету поймал идущее от меня смущение.

– Что? – спросил он, брезгливо держа газету двумя пальцами. – Мне есть о чем волноваться?

Я кивнула.

– Мой секретарь дает в этой газете объявление о спиритических сеансах. Под колонкой «Сплетни и слухи». Чтобы наверняка заметили.

Бенедикт разложил газету на могильном постаменте, бегло осмотрел одну сторону, перевернул на другую. Газета пестрела рисунками и шаржами, поэтому он не сразу нашел нужное.

– «Известный во всем Королевстве медиум мадам Мелинда проводит спиритические сеансы по пятницам. Записываться заранее по адресу: 24, Боттом–стрит, Мун–таун, графство Винтершир. Спросить секретаря Дж. Морис».

– Ты не говорила, что наняла секретаря. И кто такой этот Дж. Морис? – Бенедикт превратился в чопорного джентльмена. Приподнятая бровь, вздернутый нос.

– Не надо ревновать. Это девушка… женщина Дженни Морис. Суфражистка, социалистка, старая дева и вообще неординарная личность.

– Надеюсь, она тебя не научит вредным идеям? – бровь и нос Бенедикта вернулись на место.

– Она активная, но я направляю ее активность в нужное для работы русло. Кстати, она прекрасно владеет оружием. Надо бы вытащить из сейфа Генри пару револьверов для самообороны.

Бенедикт вздохнул.

– Ты никогда не говорила, что у тебя дома есть оружие, – он покосился на оставленную у могилы Генри лопату. – Куда проще было бы вооружиться смит–вессоном или наганом, чем тащиться на кладбище с лопатой. Наверняка кэбмен подумал, что мы гробокопатели.

– Прости, я забыла.

– Мне не нравится, что дело принимает такой опасный оборот. Кирпич, река, теперь револьвер или винтовка. И боюсь, убийца не просто так купил газету, где вы даете объявление. Придется мне самому сопровождать тебя в салон. Ведь ты, упрямая, не бросишь работу?

– Я никогда не буду содержанкой. Говорила об этом и не раз.