Евсения Медведева: Развод. Новое счастье с Боссом

Глава 1

– А где твоя жена? – женский стон был противным, вибрирующим, так нагло скребущим писклявостью голоса по шелковым обоям моей квартиры. Не дышала, пробираясь по тёмному коридору на блик свечей.

– Она же робот, а не баба. Помешана на своей работе! Не останавливайся, а то времени мало…

– Конечно, она ж пустая, бесполезная. А я тебе рожу, Гриша. Слышишь? – остановилась я, лишь когда в щели приоткрытой двери показались кроваво-красного цвета патлы, взмывающие в воздух. Я зажала ладонью рот, чтобы не заорать, когда увидела крошечную женскую грудь, ритмично покачивающуюся в такт движений моего мужа. Скрежетала ногтями по дверному косяку, глотала ярость, шок, рвущиеся слёзы, но почему-то продолжала наблюдать за вялым актом предательства. – А хочешь, сразу двух рожу? Вот кого ты хочешь? Мальчика? Девочку?

– Замолчи ты… – муж рвано прижался к её губам, только бы заткнуть, только бы не сбивала его с пути к удовлетворению. Это было так грязно, противно, отвратительно… Его пальцы впивались в тощую задницу, сидящую на моём рабочем столе. Он распалял себя касаниями, бродил по её телу, то щипая, то оглаживая, то сжимая грудь змеюки, будто торопился.

– Гринечка, мы же с тобой будем счастливы, да? Теперь-то уже точно вместе? Ты больше не будешь меня огорчать? Разменяем эту её шикарную квартиру и заживём счастливо, да?

– Да…Да… Только не отвлекайся! – мой законный супруг рывком стянул свою любовницу со стола, раскидывая документы по полу, и швырнул на кровать, сталкивая плюшевые подушечки на персиковый ковёр. – Давай, покажи, как ты сильно меня любишь.

– Люблю, Гринечка! Люблю! Скажи, что я лучше твоей жены! Да? Скажи!

– Лучше…

…Жмурилась, пытаясь выдавить эти ужасные воспоминания. Музыка давила на виски. Басы дубасили черепушку изнутри ритмом клубного хаоса, пытаясь расщепить её на миллион кусочков, вот только даже это не могло стереть картину с моим мужем в главной роли.

Пробиралась сквозь беснующуюся толпу, удерживала внутри обиду, слёзы, яд ненависти ко всем этим молодым и абсолютно счастливым людям. Я задыхалась! Весь тот клубок эмоций поперёк горла встал комом, что уже никогда не проглотить. Это невозможно забыть, развидеть, простить. Это шрам на сердце, который уже не затянется, как и рубец после инфаркта.

Почувствовав, как по щеке скатилась слеза, вздрогнула от невозможности контролировать свои эмоции, уже не было сил сдерживаться. Лет-то тебе сколько, Таечка? Мноооого… Пора лить слёзы исключительно в кабинете психоаналитика, попивая зеленый чаёчек, а не среди веселящейся толпы из-за заскока средних лет того, кто клялся быть рядом всю жизнь.

Да пусть эти лживые клятвы в задницу свою засунет!

– Черт, как же вас много!

Пыталась оттолкнуть толпу здоровенных лбов, вставших на моем пути. Они дрыгались, будто коллективный инсульт подхватили, так и норовя выбить из моих рук тяжко добытую бутылку обезболивающего. В глаза то и дело врезался неоновый луч, пытаясь ослепить, а я только сильнее прижимала к груди добычу.

Ну, а кто виноват, что государство настолько печется о моем здоровье и зарождающемся и неизлечимом алкоголизме, что закрывает все алкомаркеты до того, как я нахожу своего мужа в постели с лучшей подруженькой? А? Политики, мать вашу! Ау!

Алкоголизм неизлечим? А как же душевные травмы? Как зияющая дыра в сердце? Чем это прикрыть, исцелить и заставить себя улыбаться? Как жить, как утром вставать на работу и приносить пользу обществу и налоговые взносы в казну, когда под ногами ещё шающий пепел? Поверьте, пьяная женщина принесет больше пользы, чем тронувшаяся умом.

А я уже на грани… Вдруг так сильно захотелось сбрендить, только бы не верить в реальность происходящего. Да пусть всё что угодно происходит, только не классика… Муж и подруга. Так пошло, типично, словно цитата, вырванная из набившего оскомину анекдота.

Сейчас стонут там, наверное, от оргазмов своих фальшивых и глумятся надо мной. Сколько они обманывали меня? Месяц? Год? Или с того дня, как мы вернулись с мужем в родной город?

Да лучше бы не возвращались…

Или наоборот? Возможно, у меня ещё есть шанс не сдохнуть от жалости к себе?

В руке завибрировал телефон. Я даже испугалась, на миг представив, что увижу имя мужа! Что ему сказать? Послать? Проигнорировать? Обмануть? Прикинуться, что ничего не видела, чтобы не рушить ячейку общества? Но гаджет вспыхнул именем моей лучшей подруги, и я выдохнула…

– Ночка! – перестала сдерживать плач, заскулила прямо в трубку, пытаясь скинуть тяжесть с души. – Где тебя носит, когда ты так нужна?

– Бесик, ты же знаешь, я картины сопровождала в галерею. Скоро выставка. А что случилось? Что с твоим голосом? Ты там ревёшь, что ли?

– Он мне измениииил… – завывала я, расталкивая себе путь локтями. На меня возмущенно оглядывались, но ровно до того момента, пока не вникали в смысл моей истерики. А дальше наступала жалость… Не сожаление, нет. А настоящая едкая жалость. – Пришла домой, а он…

Рвалась наружу, сжимая одной рукой телефон, а другой – бутылку шампанского. Бармен сначала сопротивлялся, грозился вызвать охрану, чтобы выдворить наглую тётку с рогами дьявола из бара, но в итоге сломался и выдал нетронутую дозу пойла, лишь бы отстала. Мужчины так слабы перед женскими слезами. Как жаль, что с мужьями этот прием не работает…

– Прихожу домой, а муж мой дорогой с Наташкой сношается на моих персидских простынях! Нет, сначала они изжулькали мои бумаги на столе, а потом в кровать упали! Ада, я собственными глазами это видела! Собственными! Это же как ножом в спину! – я скулила, жаловалась, пытаясь стравить рвущее душу давление обиды, машинально прижимала руку к лупящему в грудине сердцу и сдерживала слёзы. – Ада, я это заслужила, да?

– Что? Ты шутишь опять? Это не смешно, Таюш, – прыснула смехом Адель, но, не услышав ответного хихиканья, притихла. – Тай… Ты же шутишь?

– Нет, Ада. Они трахались и обсуждали вероятность двойни, не забывая припомнить, что я несостоятельна как женщина, потому что родить не могу. Она ПУСТОЙ меня назвала. Понимаешь? Ещё вчера утирала мои слёзы, когда я вспоминала ужасный месяц в реанимации после последнего выкидыша, а уже сегодня я превратилась для неё в пустую и прокаженную, – одной рукой сдёрнула пробку от шампанского и приложилась к горлышку. Шипучая жидкость прогрела слизистую, и даже будто на миг легче стало. – Мы завтра должны были ехать в опеку и вставать на учёт. Но Гриша снова всё испортил. Знаешь, я думаю, он родился, чтобы все рушить. И мечты, и молодость, и надежду на будущее, где мне хорошо, спокойно, где я – мамочка пусть и не родного, но любимого малыша.

– Тая… – подруга не могла найти нужных слов, чтобы чуть облегчить мое страдание. Слышала её тихий плач, вот только легче не становилось. Мне не нужно сочувствие, мне нужна помощь, рука, схватившись за которую я смогу вдохнуть, очнуться, вынырнуть из этого тухлого болота лжи и предательства.

Глупая… Нет таких волшебных слов. ИХ НЕТ! Тебе просто больно, душа в щепки разлетается, а перед глазами пчёлы счастливых воспоминаний летают. Вот он несёт меня в одной туфле в ЗАГС, потому что вторую сжевала бешеная болонка не менее бешеной старушки, что жила с нами по соседству. Вот он ждёт меня у дверей универа. Вот несёт любимые пончики в двойной обсыпке сахарной пудры, когда меня душили приступы токсикоза в первую беременность.

Мозг – такая тварь… Такая тварь!

Я насильно выуживаю те моменты, когда было невыносимо плохо! Вспоминаю три попытки развода, скандалы… Но вместо этого меня душит его ласковый шепот: «Таисия, ты самая шикарная женщина. Мне так повезло! Хочешь, возьмем мальчишку из детского дома? И ты снова будешь улыбаться, девочка моя…».

– Тай, ну соберись ты! – взвизгнула Ночка, очевидно, не вынеся моих нескончаемых слёз. – Твоему Грине место на свалке, среди таких вот шкур, как Наташка Зотова. Пусть там обсуждают своё потомство. Надеюсь, ты их выкинула из своей квартиры?

– Нет, – медленно опустилась на поребрик и снова приложилась к горлышку. – Я в эту квартиру все равно не войду больше, так что пусть там сношаются и плодятся, сколько душе блядской угодно, но только сегодня. Ночка, я своими ушами слышала, как они строят план по разделу имущества. Адель, но это же моя квартира! Она мне от родителей досталась и явно не для того, чтобы Гриня с Зотовой свой приплод там взращивали. Пусть валят ко всем чертям!

– Тай, ну чем мне тебе помочь? Хочешь, я нагряну и вышвырну его? Хочешь? Я всё для тебя сделаю!

– Нет, просто скажи, что я была дурой и не слушала никого вокруг! Скажи, что нельзя всю жизнь прощать одного и того же мудака, ведь он скорее изменит тебе, чем сам изменится. Просто скажи, и мне будет легче…

– Ты самая добрая и честная зараза, Беспутова. Да круче тебя, как говорит Раевский, только варёные яйца. Только будь честна не перед другими, а перед самой собой! Тебе сейчас нужны не слова поддержки, а хорошенько выспаться.

– Наверное. Я уже не знаю… Ночка, я уже ничего не знаю. Но ведь он знал, что я не смогу родить ему. Знал! Я предлагала развод, говорила, чтобы шёл и строил свою личную жизнь, но он сам отказался тогда. А теперь, когда мне так нужна его поддержка…

А как это – быть одной? Чёрт… Я уже и забыла это странное чувство обнаженности перед социумом. У тебя уже нет надёжного прикрытия «Я замужем», после которого женщины сглатывают заготовленную желчь, а мужчины с горечью вздыхают. Это же своего рода статус, щит, уберегающий от вражеских пуль.

Покачивалась из стороны в сторону, рассматривая своё жалкое отражение в зеркальной стене ночного клуба. Ворох светлых кудряшек, вяло моргающие красные рога чёртика, лакированный комбинезон, так откровенно подчеркивающий все изгибы тела.

Черт! Ещё вырядилась, как порно-клоунесса, только бы порадовать мужа в честь нашей годовщины. Да я даже с работы отпросилась на глубокое бикини! А он… А он сам нашел, как отпраздновать пятнадцатую годовщину нашего брака.

Да, мне не двадцать. Да, я просрала свою молодость, впахивая, как не в себя, чтобы всем на свете показать, что могу! Но разве это справедливо – сталкиваться с реальностью, сидя на асфальте в этом пошлом обличие?

Казалась себе жалкой, разбитой и совершенно потерянной. Опухшее лицо, черные подтеки туши, размазанная помада и бутылка шампанского, которую сжимала так, будто от нее зависела вся моя жизнь. Разве я этого достойна?

– Беспутова! Хватит пускать сопли, и иди к своей мечте. А я-то уж точно знаю, что колесо фортуны закручивает только тогда, когда ты упираешься в тупик, из которого нет выхода. А он есть, милая.

– Ну, не всем встречаются принцы вроде твоего Раевского, – за спиной вдруг заорала толпа молодёжи, вывалившаяся из бара на перекур.

Поставила подругу на громкую связь, а сама попыталась вызвать такси. И даже получилось!

На экране высветилась иконка с номером машины, что подъедет через пару минут. Так… Что там? Красный седан…

Буквы плясали, слезы никак не хотели останавливаться, и я сдалась. Заблокировала экран, устав сражаться с ними. Какая разница, как зовут водителя? Ну, не болтать же мне с ним?

– Даже Верочка ухватила себе отменного жеребчика, Мятежного! А у меня, очевидно, судьба самой вспахивать свою пашенку. Ладно, Ночка, пошуршала я, – встала и неожиданно пошатнулась. Мозг пьянеть не хотел, сопротивлялся, а вот тело ослабло.

Картинка плыла, в глаза будто песка насыпали. Прищурилась, когда из подворотни вырулило красное авто и остановилось в метре от меня. Вот это скорость…

– Куда ты поедешь? – всхлипнула Ада. – Приезжай ко мне! Раевского и Димку выгоним куда-нибудь, обнимемся и будем плакать, хоть до утра. Таюш, приезжай?

– Не переживай, милая. Мне сейчас лучше одной побыть. А завтра я вновь проснусь сильной женщиной и начну жизнь свою рушить, чтобы на обломках новый замок возвести.