– Тай, у тебя с собой ключи от моей квартиры? Езжай, там же пусто. Выспишься, придёшь в себя, а завтра уже станет легче.

– Спасибо, подруга…

Скинула телефон в сумку, и когда уже собиралась сделать шаг в сторону такси, меня толкнули в спину. Да так, что по позвоночнику растеклась боль. Яркая. Резкая. Такая, чтобы выбить то, чем я закидывалась, дабы перестало болеть…

– Черт! – взвыла и, не сильно разбираясь, махнула сумкой на длинном ремешке.

Мой вещмешок с глухим звуком впечатался в затылок высокому бритоголовому здоровяку. Тот захрипел, выдал матерную тираду и дернул рукой, намереваясь ухватить меня за волосы. Толстые пальцы-сардельки почти сомкнулись, запуская в крови процесс отрезвления, а заодно и страха. Я заорала, чем знатно испугала «лысика».

– Алкашка потасканная! Тебе лет-то сколько? Еще рога нацепила, или это тебе наставили их? А, олениха бухая? Я тебя сейчас научу мужиков уважать. Ты че на себя нацепила? Бабка-кошка, блядь! Ты задницу-то свою видела? Или вы, блядины, под старую сраку все таким способом развлекаетесь?

– Отвали от меня бабуин-членоносец! Думаешь, если между ног гвоздик ржавый болтается, то можно в душу чужому человеку лезть! Думаешь, всё можешь, раз мужик? – заорала я, в последний момент уворачиваясь от его захвата.

И фортуна явно была на моей стороне, его пальцы проскользнули по лаку моих рожек, прикрепленных к волосам на миллион невидимок, а я вновь умудрилась махнуть сумкой так, чтобы спесь с его озлобленной ряхи скинуть, да так мощно, что сама испугалась и бросилась бежать в сторону такси.

– Пьяных женщин возите? – нервно рассмеялась я за мгновение до того, как запнулась о порог и буквально впечаталась лбом в противоположную пассажирскую дверь.

– Стоять, сука рогатая! – орал мой преследователь. Боже, как точно… Я же теперь рогатая!

Водитель такси оказался понятливым, быстро сориентировался и утопил педаль газа, рывком сворачивая с обочины на проезжую часть. Я еле успела поджать ноги за мгновение до того, как дверь захлопнулась от экстремального стиля вождения.

– Ой, спасибочки… – я икнула и захихикала, когда поняла, что ни единой капли моего чудо-лекарства не было пролито. Облизала горлышко, потом пальцы, потому что второго такого доброго бармена мне уже не найти этой ночью. – А вы вот настоящий мужчина, да? И пьяную бабу из бара увезёте, и домой доставите. Да? А мужьям рыло не чистите случайно? Ну, тем, кто свой корнишончик в капюшончике в каждую щель суёт, пока жена на работе. Нет? А жаль. Но так и быть, поставлю вам пять звёздочек. А вы всё же моё рацпредложение зафиксируйте, вдруг ещё кому пригодится…

– Какая щедрость, – мужчина откровенно огрызнулся, а я замерла.

До сих пор лежала вниз лицом, вдыхая на удивление сладкий, явно женский армат парфюма, исходящий от сидения, поэтому не могла посмотреть на своего спасителя.

Но его голос…

Он будто шептал, так вкрадчиво и бесстыже прекрасно. Мне вдруг стало спокойно… Я словно дзен словила. Кайф, от которого исчезают боль, обида и злость, душащие меня всё это время.

Глава 2

– Куда едем, чёртик?

– Вообще-то я – Бесик, – снова хохотнула и попыталась привести себя в порядок. Приподнялась, аккуратно рассматривая незнакомца, что вёз меня по ночному городу, игнорируя красные сигналы светофора. – Фамилия у меня такая – Беспутова.

– Так на входе, вроде, нет таблички с требованием представляться. Мне и информации про корнишон вашего мужа хватило за глаза, – видела, как он в машинальном жесте потянулся к пачке сигарет, но потом вскинул прозрачно-голубые глаза в зеркало заднего вида и медленно одернул руку. – Ну что? Куда?

Я кое-как вспомнила адрес, где когда-то жила Ночкина, до того как съехала к своему прынцу, выдавила его через силу и откинулась на сиденье.

– У вас что-то случилось?

– У меня случился швах… Мой муж оказался блядиной, готовым присунуть любой дуре. А через четыре дня у моей мамочки юбилей, и если они узнают, что я опять осталась одиночкой, меня поднимут на смех. Это забава у нас такая, традиция семейная – распинать меня каждый раз, когда пытаюсь уйти от мужа, – хохотнула я, представляя будущий спектакль во всех красках. – Мамочка будет в гневе! Зашипит так, чтобы душу наизнанку вывернуло, но при этом, чтобы никто за соседними столиками не услышал про позор своей старшей, но, тем не менее, бестолковой дочери. Будет тыкать отца в бок и кивать на мою младшенькую сестренку, у которой, в отличие от меня, дом – полная чаша: и детишки, и любящий муж-лизоблюд, души не чаявший в теще и тесте. А ещё он им путевку очередную подарит. Это я неудачница по их меркам. Первенец, бракованный экземпляр, так сказать.

– Но ведь можно просто не ходить? – таксист хмыкнул, то ли осуждая мою мягкотелость, то ли пытаясь намекнуть, что есть очевидный способ не чувствовать себя дурой.

– Нельзя, потому что тогда нагрянет Армагеддон. И нагрянет он прямиком в мою квартиру, которую сейчас пилят мой муж и его плодовитая любовница…

Сумка задрожала, вибрируя металлической бляшкой по бутылке шампанского. Достала телефон и застонала, видя надпись «Любимый».

Черт! Черт! Нет, это свыше моих сил! Но вместо того, чтобы вырубить телефон или заблокировать этого ублюдка, я провела пальцем по экрану, уже издалека слыша его жалкий скулеж.

– Таисия! Ты где, трубку ещё почему-то не берешь? Ты дома была, что ли? – Гриша то шептал, то срывался на крик. Слышала его шаги по паркету, шорохи передвигаемых ваз, он всегда, когда нервничал, начинал ровнять декор на комодах. Он так бездарно пытался узнать, что именно я видела, так позорно выдавал себя дрожью в голосе. Предатель! – На полу валяется твой плащ. А почему я не слышал? Жду тебя, как придурок. Шампанское охлаждаю, клубнику намываю. А ты опять забыла про годовщину? Тая… Вечно у тебя все через жопу! Можно хоть раз в год мужу уделять внимания больше, чем своей работе?

У меня не было сил ответить. В голове то и дело крутились картинки их отвратительного, грязного секса прямо на моем рабочем столе. Видела, как под её рыхлой задницей сминаются документы, как она искусно стонет, а муж в свойственной ему манере вяло толкается бёдрами. Казалось, смотрю порнушку с плохим концом. Причём плохой конец в этом фильме только у меня.

Стояла молча, как вкопанная, но так и не решилась сделать ни единого шага. Если шагну, то убью их… Убью… Но мне нельзя!

Вот и сейчас я просто глубоко дышала и делала огромные глотки, а когда бутылка опустела, из глаз хлынули слёзы. Как чеку сорвало, или стоп-кран с корнем вырвало. Взвывала ветром, хлестала себя по щекам, щипала за ноги, лишь бы не поддаваться этому лжецу!

Не слушай, Таисия… Не слушай его!

– Я не хочу тебя видеть. Не хочу… Не хочу…– шептала, с каждым разом увеличивая громкость голоса. – Вон из моей квартиры, вон из моей жизни!

– Э… Угомонись! Не знаю, что там у тебя в голове снова сломалось, но ты сильно перегибаешь палку. Я тебе не подчиненный, чтобы командовать. Приезжай домой, и мы поговорим…

Мы поговорим…

Сколько раз я слышала эту фразу? Много. И каждый раз он даже не утруждался сменить форму давления. Все его манипуляции были так знакомы и так действенны.

Я вновь и вновь верила и ему, и его доводам… Утопала в вине и самоуничтожении, веря, что виновата во всём только я одна. Каждый раз…

Первый раз случился на пятом курсе, когда мы уже год как были женаты. Тогда я была виновата в том, что его подрезали с диссертацией: не поддержала, работала на трёх работах, совершенно не давала нужного ему тепла. Гриша орал, говорил про мою сухость, холодность и никчёмность.

Второй раз был через три года, когда он не мог пережить трагический выкидыш и мою аморфность ко всему происходящему, потом сокращение в институте, где он работал. Я наверняка что-то упустила, забыла. Но так проще.

Ты просто перестаешь запоминать травмирующие обстоятельства, забываешь боль и плывешь по течению.

Но сейчас… Сейчас больно было иначе. Не за себя, не за пятнадцать лет совместной жизни, а за будущее, которое он растоптал.

– Вон! Вон из моей жизни!

– Домой быстро! – внезапно завопил Григорий, извергая даже не приказы, а команды зашуганной дворняжке, вынужденной бежать из своей будки. – Чтобы через полчаса была… Я не шучу! Весь город на уши поставлю, но найду. Я твоей матери позвоню…

– ВОООН!!!!

Я рыдала и вопила так истошно и отчаянно, что голова трещала. Горло вспыхнуло пламенем, боль текла в крови, вскипая от каждого воспоминания. Чувствовала себя грязной, униженной, уничтоженной.

Всё, что ещё было живо во мне, вдруг погасло, как старый фонарь.

И мгла наступила…

Сердце сковала вьюга, душа окаменела, и лишь обида продолжала елозить пластиком по стеклу, не давая забыться.

Хотелось прыгнуть в прорубь, чтобы смыть с себя эту липкую срамоту! Хотелось забыть. Сжечь каждого, кто мог догадаться о том, как мне сейчас больно.

Сжимала горлышко пустой бутылки, гадая, когда же она наконец-то треснет. Когда разнесётся на миллион осколков по салону такси, пронизывая мою обескровленную душу. Хотелось причинить себе боль самой, только бы не позволять это делать близким людям.

Я и сама могу, тогда для чего мне нужен напарник, компаньон по жизни? Я и сама являюсь профи в этом деле, тогда для чего мне такой мужик?

А для того, чтобы хлестать, как старую, еле дышащую корову, что уже выдохлась от вечной дойки. Я больше ни на что не гожусь. Ни на мясо, ни на удой. Только на убой…

– Держи, чёртик, – этот волшебный по своему действию голос просочился сквозь панику, а перед лицом закачалась уже откупоренная бутылка шампанского.

Мужчина, чье лицо было скрыто за широким капюшоном, вырвал из моей руки пустую тару от «микстурки», вложил новую дозу обезбола и прыгнул на водительское сиденье. Оказывается, мы стояли на парковке какого-то ресторана. И давно? Как долго я была не в себе?

– Пей, чертёнок. Может, полегчает.

Водитель впервые обернулся, и я поплыла… Его прозрачные глаза напоминали бездну спокойного моря, шепот прибоя, ласковый песок и свежесть ветерка. В них можно было утонуть, пропасть, сдуреть. Дыхание перехватило всего на миг…

Крики мужа слышались где-то далеко-далеко. Они уже больше не лупили хлыстом по торчащему хребту, чтобы больнее было. Стиснула телефон, зажимая кнопки, и выключила его. Пусть этот вечер уже больше ничего не принесёт мне. Хватит. Пускай хоть Росгвардию на уши поднимет, но к нему я уже не вернусь…

– Простите, – я быстро стерла слезы, оставшиеся на пальцах кляксами туши, и попыталась улыбнуться. Понимала, что если ещё на минуту позволю себе эту жалость, то уже никогда не поднимусь с колен. Мне нужно переключиться, попытаться забыть, чтобы НЕ СДОХНУТЬ от боли. Сделала два глотка и откинулась на спинку, пялясь в прозрачный люк на крыше. – Наверное, вы частый свидетель подобного?

– Нееет… – он внезапно рассмеялся. – Вы у меня первая.

– Странно. Я думала, таксисты постоянно видят истерики, срывы и чужое горе. Это же как врачи. Профдеформация – такая штука, наверняка потом становишься глух к трагедиям других.

– Ну, а в чем ваша трагедия-то? – он хмыкнул и опять машинально потянулся к пачке сигарет. – Ну да, ваш муж оказался классическим трусливым ёбарем. Так вы же уже знаете, что делать с этим дальше. И послали вы его за дело, и право на это имели. В чем тогда причина слёз? В матери? Тогда не ходите на семейный праздник, прикиньтесь больной, занятой, да уезжайте из города, в конце-то концов. Из всего есть выход. Нужно просто обернуться и поискать его.

– Да курите вы уже, хватит тут дергаться, а то голова кружится от ваших спазмов, – я выдохнула и придвинулась, укладывая локти на спинки передних сидений.