“Если у него есть ещё…” – Думал он, и у него на губах растеклась новая улыбка, но уже не та невинная, а планирующая, как ловушка для птицы, натянутая из шелковых нитей. Он уже начал составлять план, и его разум вдруг превратился в маленький город карт. Улицы – услуги… Дома – долги… Мосты – связи… Всё стало полезным. Сначала – услуга, сладкая как мармелад. Койка… Тёплый угол… Пара запасных заправок… И полный склад провизии. Простая доброта, что оборачивается верёвкой. И тот, кто у тебя в гостях, обычно возвращается.

“Должок – это нитка. – Думал он. – Должок – это обещание, которое надо носить, как пояс.”

Он видел, как даст в долг не бумагу, а вещи… Обеспечить одну заправку – и это уже залог. Мешочек реагентов – и вот уже долг обретает форму. Его воображение рисовало сценарии. Парень приходит… Приносит ещё шкуру… Долг растёт… А потом он берёт работу у торговца, становится нужным, и тогда торговец забирает свою долю. Так просто. Так дешево для него. И так дорого для того, кто привык добывать своими руками. А второй рукав плана – эксклюзив.

“Я предложу месяц тишины. – Думал он, и в голове его уже звучала музыка сделок. – Ты даёшь мне первым шанс – я даю тебе цену выше рыночной. Но месяц – и ты уже не сам себе хозяин: ты зависим.”

Создать у человека ощущения дефицита – значит сделать из него заложника. Он улыбнулся:

“Эксклюзив – это цепь с бархатной подкладкой.”

И была ещё, темная и сладкая, мысль о девушке-эльфийке. Она лежала в голове его как редкая картина, и при мысли о ней у него сжималось в груди что-то опасное и желанное.

“Наложница?” – Проговорил он про себя, и в слове этом было столько ритуального бахвальства, сколько у кого-то в жизни может быть только в мечтах – кресло, ежегодный пир, самые различные разумные, что наклоняются, чтобы заглянуть под низ лампы. Он видел, как появление эльфийки у его террасы вызовет шёпот, зависть, преклонение.

“Она не просто рабыня, – думал он, – она – знак. Кто имеет эльфа у себя в виде раба – тот и король маленького колодца.”

Потом он мысленно разрезал карту ещё тоньше. Телохранители – пара громил, что не задают вопросов и умеют молчать.

“Пару псов, – придумал он, – не самых честных, но тех, кто может перевести нужный мне груз через доки и закрыть глаза на определённые проблемы.”

Контакты – ремесленник в доках, который знает, как спрятать шкуру под слоем лака; перевозчик, что кладёт товар в пустую цистерну и не задаёт вопросов. Всё было как домино. Один толчок – и цепочка двинется.

Теперь он улыбался, и его улыбка была практически оскалом. Сначала маленькая милость – пачка провианта, потом условный долг, затем эксклюзив и уж, наконец, медленный, тихий, но верный захват – “своего” поставщика. А между строк – угроза.

“Если он не подчинится, – думал он, – я продам эльфийку. Кому-нибудь богатому. Те, кто покупает таких рабов, платят не только монеты – они платят властью, и власть – это моя следующая покупка.”

Ему представлялась как сцена, что на террасе у него, под слегка потрескивающим светом потолочных ламп, собрание других лавочников. Они пьют… Крутят монеты на пальцах… А рядом – она… Тихая, как мигрирующая луна… И он – в центре, с новым ореолом.

“Какая власть, – прошептал он себе, – одна наложница – и вот ты уже не мелкий торговец. Ты – человек, к которому приезжают за благоволением.”

Но затем в его рассуждении появился и страх, холодный, как тень под навесом. Совет Работорговцев, имперские чины, агенты – как серые шакалы, что могут в один момент сожрать хозяина.

“Нужно маскироваться, – думал он, – сделать сеть, чтобы никто не видел конца нитки. Сделать так, чтобы все думали, что я лишь перекупщик, посредник, а никак не хозяин. По крайней мере, пока что… А потом и они сами мне уже ничего сделать не смогут!”

И потому на каждую свою милость он планировал отдельную маску:

“Сначала помощь – потом указание, сначала долг – потом закон.”

Немного подумав, он достал старый рабочий планшет, и записал имена в отдельную ведомость. На вид это были мелкие кляксы, и какие-то линии. На каждую кляксу он мысленно повесил цену. Этот ремесленник – десять процентов… Этот перевозчик – пятнадцать… А тот, что в доках – готов дать пропуск за бутылку хорошей настойки… Каждое имя – это ступень, и он видел, как по ним поднимается воронка прибыли.

И когда он снова прикоснулся к шкуре, то ощутил, будто гладит не просто кожу, а свою будущую власть. Внутри него всё цвело и горело. Жадность… Расчёт… Страх… Мечта… Он знал, что игра началась. И знал также и то, что она может кончиться либо хором славы, либо звоном цепей. Но обо всём этом он даже не думал. Сейчас. Сейчас он хранил план, как драгоценную монету, вертел её в пальцах и понимал одну простую вещь. В мире, где магия проскальзывает сквозь швы металла, тот самый разумный, держащий в руках редкость, держа ещё более редкого поставщика – управляет даже Звёздным ветром. И этот ветер он собирался направить в свою собственную, нужную только ему сторону.

Торговец ещё держал на ладонях шкуру, гладил её дрожащими пальцами, как будто боялся отпустить – словно золото могло раствориться в воздухе, если не прижимать к груди. Его мысли всё ещё кружились в сладкой воронке планов. Долг… Эксклюзив… Наложница-эльфийка… Лавры власти… Всё, что сейчас было так близко к исполнению.

И вдруг – случайный звук, словно щелчок косточки, выбил его из грёз. Он обернулся на шум площади, потому что двери лавки были оставлены настежь. Зазывалам нравилось, когда запах товара, сплетни и крики свободно гуляли сквозь проём. И там, в этом прямоугольнике света и движения, он увидел то, от чего у него сжалось горло.

Через площадь, неспешно, с той ленивой самоуверенностью, что присуща только тем, кто чувствует в руках козырь, шёл этот самый чужак – тот самый парень, что и продал ему такую ценность. Его шаги были неторопливы, но в них слышалось не смирение новичка, а холодная размеренность охотника, что проверяет все тропы. За ним, словно тень, следовала эльфийка в ошейнике – тонкая, хрупкая, но своей самой фигурой бьющая по нервам любого, кто хоть немного разбирается в редкостях. Даже издали в ней читалась чуждость и ценность.

А в руках парня… Было то, что заставило опытного торговца вскинуться. Новый рулон! Свернутый, перевязанный грубой верёвкой, он поблёскивал краем чешуек… Это явно была шкура. Ещё одна! Торговец мгновенно узнал эти переливы, тот самый “почерк дикого зверя”. Его дыхание сбилось.

И прямо на его глазах этот странный парень, практически не сбавляя шага, вошёл в лавку, расположенную прямо напротив. В лавку его прямого конкурента.

В этот миг сердце старого торговца будто сжала стальная клешня. Сначала он оцепенел – как тот самый разумный, который увидел, как у него из рук уходит та самая вожделенная монета к власти, и катится прямо в грязь. Потом в нём закипела паника. Не просто тревога. Нет… Это был животный ужас от самого осознания того, что столь желанная добыча ускользает из его рук. Он понял, что этот чужак был вовсе не простак. Ни наивный юнец… Ни случайный бродяга… А достаточно хитрый, и даже осторожный игрок. Он явно проверял рынок, собирал информацию, сравнивал цены.

“Проклятье… – Тут же пронеслось в голове торговца. – Он торгуется! Он ищет, кто даст больше! А если другие – эти стервятники, эти шакалы – предложат ему хоть на сотню больше, он уйдёт к ним. И я не увижу больше ни этих шкур, ни этого… украшения на шее эльфийки!”

Руки его задрожали, и шкура на коленях вдруг показалась тяжёлой, как свинец. Будто она уже стала пустым куском кожи, бесполезным, потому что настоящий клад – сам парень с пространственным карманом и редчайшей рабыней – уходит сквозь пальцы. Губы торговца практически мгновенно пересохли… Он нервно провёл языком по нёбу, и даже ощутил вкус пыли и ржавчины. В голове закрутились лихорадочные мысли:

“Что делать? Как удержать? Как вернуть? Я не могу позволить… Нет, не могу! Если он заключит сделку там, всё кончено. Моя лавка, моя мечта, моя власть – всё разлетится прахом!”

Он почувствовал, как поднимается жар, как пот скатывается по спине. В его воображении уже мелькали картины. Конкурент жмёт руку чужаку… Заключает более выгодную для него сделку… Кладёт в свой собственный сундук столь ценные шкуры… А он, опытный старый торговец, просто остаётся ни с чем. И вся эта толпа на рынке будет смеяться над ним:

“Ах, вот тот жадный болван, что упустил такой редкий товар из своих рук!”

Вспыхнувшая в его душе паника уже рвалась наружу. Он вскакивал мысленно и снова садился, кусал губу, ломал ногти о край скамьи. Ему хотелось выбежать прямо сейчас на площадь, схватить парня за руку, силой затащить обратно, заорать:

“Цена! Я дам любую цену! Твоё место здесь, у меня!”

Но он понимал – одно неверное движение, и чужак почувствует слабость, жадность, отчаяние. И тогда – конец.

И вот он сидел, давясь собственной алчностью, и в груди у него рвалось горячее шипение. Не просто страх потерять сделку – страх потерять целый мир, который он уже успел построить в своей собственной фантазии. Его план рушился, камень за камнем, пока чужак, как ни в чём не бывало, стоял в лавке напротив и улыбался его конкуренту.

Он почувствовал, как паника не просто пришла – она взошла в нём, как пепел, который вдруг заискрил и стал огнём. В одно мгновение лавка, стол, весы и мешочки с реагентами слились в одно горячее желание… Вернуть то, что так стремительно от него ускользает… Торговец встал так резко, что стул под ним достаточно громко заскрипел. Лампа над головой вздрогнула и бросила короткий, чуть ли не сердечный блик на шкуру, словно подтверждая, что время безвозвратно уходило.

Сначала в нём вспыхнул порыв – простой и грубый. Выбежать на площадь… Схватить чужака за рукав… Показательно выставить монеты… Выкрикнуть цену… Ту самую, что он хотел… Но сразу же оцепенел от мысли о том, что именно это могло бы все испортить. На рынке глаза есть у всех. И любой шум создаст слухи. Слюнтяй и отчаянный торгаш, искавший спасения на виду у толпы, только отпугнёт тех, кто платит много и тихо. А если чужак – хитёр и достаточно сообразителен, то рисковать будет не он один. Он сам, торговец, может потерять лавку и даже большее. Даже то самое спокойное дыхание по ночам.

И тогда в его голове родился другой план, тоньше и тверже, как проволока, обмотанная шёлком. Он начал продумывать каждый шаг так, будто раскладывал карты на столе. Не кричать – спланировать… Не хватать – заманить… Не показывать слабость – притвориться мудрецом, который знает цену вещи, но не спешит её раскрывать.

Всё ещё обдумывая свои планы, что так стремительно менялись, он слегка шатко вышел из-за прилавка и, не привлекая внимания, прошмыгнул в узкий проход, где сейчас стояли его “бойцы – охранники” – два больших орка, которых он держал “на стороне”. Гурн и Мато. Их суровые лица – как брикеты… Руки – как молоты. Они сидели, притихшие, с кружками и даже не обращая на старые изношенные комбинезоны. Торговец бросил на них короткий взгляд, и в этом взгляде был приказ, который не требовал слов.

– Вы двое! Бегом на площадь! Тихо. Следите за входом в лавке напротив. Но делайте всё аккуратно. Ваша работа – следить и, если тот парень, что туда только вошёл, выйдет с каким-то грузом, вы должны сделать так, чтобы можно было понять, что у него там. Понимаете? Или нужно дополнительно пояснить? – Шёпотом, но вполне спокойно как деловой разумный, подписывающий договор с судьбой, проговорил он.

Они только молча кивнули. Секунды – и что-то тёплое, как шёпот, прошло по рынку. Чей-то кошелёк громко загремел о ларёк… И мальчишка с корзинкой, которого торговец знал как носильщика для мелких услуг, встретил его взгляд и отвлёкся так, будто случайно уронил фрукты прямо перед парнем в лавке напротив. Это была первая ловушка – тихая, деликатная, скользкая.