– Вот ты говоришь, Серега, сбежать во время войны? А какой войны, позволь спросить? – голос Петелина звучал холодно и жестко. – Война уже закончилась! Десятки, если не сотни миллионов погибли, государства стерты с лица земли… И теперь воевать попросту не с кем. Так кого же мы предаем? – губы искривились в горькой усмешке, а взгляд, тяжелый и пронизывающий, медленно заскользил по застывшим лицам товарищей.

Взгляд задержался на Евдокимове, и тот, не выдержав, поспешно опустил глаза, будто пытаясь спрятаться от пронзительного взгляда собеседника, а Ольга торопливо положила теплую ладонь на руку мужа. Дескать – не волнуйся, не надо!

Круглое лицо бывшего пожарного напряглось. Пристально посмотрел на Петелина выцветшими сверкающими глазами, перевел сосредоточенный взгляд на Степана, на Сергея, пытаясь подметить хоть тень эмоций, затем видимо обнаружив то, что искал:

– Ну че, давай предлагай, Саш, раз ты все это начал? – произнес небрежно.

Губы Петелина побелели и сжались в тонкую линию. Друзья, с выжидательными выражениями на лицах, смотрели на него. Их порядочности и честности он доверял. Мушкетерская юность давно прошла, но под слоем разочарований, несбывшихся надежд, и цинизма все еще скрывался мальчишка, не приемлющий воровства и подлости. За что и поплатился: два года тому назад пришлось написать рапорт об увольнении со службы. Все началось с того, что начальство предложило прокрутить через рембазу средства. Петелин наотрез отказался. В ответ на его принципиальность руководство инициировало проверку, которая «случайно» выявила существенную недостачу материальных ценностей.

До сих пор он не мог понять: то ли кто-то из его подчиненных действительно оказался нечист на руку, то ли недостача была сфабрикована, но поставили его перед выбором: или уволится или материалы уходят в военную прокуратуру.

– Продовольствия в городе от силы на пару недель. Хорошо, – заметив несогласие на лице пожарного, добавил с сомнением, – допускаю на месяц-два. А лета, как минимум, одного, не будет. Не будет гарантировано. И центральной власти в стране нет. Есть хаос и миллионы, если не десятки миллионов погибших и раненных. Значит не будет и еды, а к зиме ожидай морозы под сорок, и кто выживет тогда…? Единицы: те, у кого власть или оружие. Настоящее, а не наши охотничьи пукалки. Предлагаю думать о семьях и о наших шансах выжить. Наших в смысле родных, близких и друзей. Или переселимся в мир за порталом или сдохнем не за понюшку табака! Что после ядерной зимы – решать и будем потом. Так что давайте думайте мужики, думайте! На то вам и башка дана! Но сегодня – завтра необходимо что-то решить, пока о портале не узнали власти. Городской власти я не доверяю!

«Ну вот, главное сказано» – он облегченно выдохнул, испытывающе посмотрел на окаменевшие лица друзей и налил по второй. Выпили. Без тостов.

Все молчали. Наконец Степан положил сильную ладонь Петелину на плечо, слегка сжал пальцами.

– Саша я с тобой! – произнес, глядя в лицо странным взглядом, прищурив глаз, словно смотрел поверх мушки автомата на дичь. И улыбнулся. Чисто, светло.

Все взгляды обратились на Шварца, а он сделал наивные глаза и прогудел:

– А че, думали, в сказку попали? – озорно подмигнул, – Да не – в дерьмо, дорогие товарищи. В дерьмо! В самое натуральное! Как хотите, но Сашка верно предлагает, я с ним!

Петелин скупо улыбнулся шутке и в не первый раз удивился: Шварц был командиром, и почему тогда на каждом шагу ерничает? Какой после этого авторитет у подчиненных?

Его взгляд переместился на постаревшее лицо бывшего соседа, с которым не один литр винишка и водочки выпили и, много пошатались по «злачным» местам города: на Сергея Евдокимова.

Тот неторопливо почесал подбородок, глаза его тускло поблескивали – он был сердит и расстроен. Но и у него тоже семья, о которой должен заботиться.

– Ты всегда был чертовски убедителен, зараза…, – Евдокимов хмыкнул, – пожалуй, я с тобой при условии, что за нами смогут последовать все желающие, – в голосе его появилось сожаление.

Петелин поджал губы. Приятели обменялись короткими взглядами и тут же отвернулись друг от друга.

Настороженные взгляды скрестились на бывшем пожарном.

Тот с кривой улыбкой на круглом лице, кивнул, показав на секунду наголо бритый, крепкий череп.

– Хорошо. Я как коллектив, но при условии, – он замолчал, с видимым усилием продолжил, – При условии, что мы заберем с собой Степана Викторовича… Чепанова.

Поджав губы, замолчал, выжидательно глядя на товарищей и хмуря густые, рыжеватые брови. Степаном Викторовичем звали наставника Вадима, который до него руководил городским пожарным гарнизоном. Ему Вадим обязан многим, слишком многим, чтобы оставить его в умирающем городе.

– А сколько ему лет, – с недоумением пожал могучими плечами Шварц, – Под восемьдесят?

– Поменьше, но это мое условие, – Вадим произнес без вызова, но с непреклонностью в голосе.

За столом обменялись мгновенными взглядами, означавшими одно и то же.

– Хорошо, – утвердительно кивнул Петелин, – давай берем его.

Вадим украдкой выдохнул воздух. До последнего момента он сомневался, примет или нет Петелин его предложение?

Выпили еще по одной. Молча и без тостов. Как положено в офицерской среде – за тех, кто не с нами. Каждый за своих.

Евдокимов неожиданно расплылся в белозубой и бесшабашной улыбке. Петелин заметил это и внутренне хмыкнул. Если вопросы с совестью решены – то старый друг: авантюрист и адреналинщик, просто физически не мог остаться в стороне. Даже в отпуск он ездил не как все – на белопесочные южные пляжи, а в горы. За считанные минуты и секунды лихо скатиться по крутому лыжному спуску. Да так, чтобы дух замирал, а сердце падало в пятки! Так чтобы море эндорфинов! Нет – Серега решительно не мог отказаться от такой авантюры!

Обсуждение продолжилось и разговор был вполне трезвый. Ну что такое 150 грамм для здоровых мужиков? Решили предложить переселится знакомым, за кого могут поручиться, но факт появления портала в прошлое держать в тайне. Слишком мало доверия к власти и, слишком много появилось в городе криминальной нечисти. И отправить надежным людям весточки, которые придут уже после переселения: так и так, найден портал в чистый мир, где возможно укрыться.

***

Ближе к вечеру нудный пылевидный дождь, пополам со снегом, перестал засыпать город ледяной «кашей», но зато поднялся холодный, пронзительный и влажный ветер. Он свистел заунывно, стонал, оплакивая погибший мир, раскачивал мокрые и голые кроны деревьев на фоне тревожно-багровой полосы закатного неба, выше ее низко нависали рыхлые угольно-черные тучи. Тащил по проезжей части центральной площади, по тротуарам, пакеты, грязные обрывки газет и прочий мусор. И от этого стона сердце содрогалось и трепетало. Где-то далеко тоскливо, словно по обязанности брехали собаки. Город удивительно быстро закончил с бедненькой, но опрятной жизнью и стал походить на грязного бомжа.

На противоположном конце площади, у безликого здания бывшего горкома, уткнулся в столб смятым капотом крошечный «kia» с приоткрытой дверью – видимо брошенный. А кому нужна машина если горючее днем с огнем не найдешь – все национализировано? Черные провалы его окон, в пол, с угрозой вглядывались в двух полицейских – велосипедистов. Патруль. Слабые огоньки фар отражались в грязных лужах на асфальте. Свернули за угол старинного – девятнадцатого века постройки, здания администрации.

Петелин-старший, в окружении десятка крепких мужиков от тридцати и старше, с видом решительным шагал, огибая многочисленные, грязные лужи, наискосок через площадь. Во внутреннем дворе администрации нудно тарахтела электростанция. В окне второго этажа мелькнуло, похоже женское лицо. Здание внушало уважение: два этажа в десяток окон по фасаду, на стене – барельеф с головой мощного старика-юриста, выступавшего здесь еще до революции. Любителей древностей здание непременно умилило бы. Петелин не причислял себя к ним и старинные дома ему просто нравились. Не более того.

У двери, массивной и тяжелой, словно сейфовая, перекрывал вход полицейский в потертом бушлате, с автоматом на груди и при рации. И лицо и весь он официальный и неприступный донельзя. Пройти мимо просто так, как ни в чем не бывало, казалось совершенно невозможным.

При виде оравы крепких мужчин полицейский заметно напрягся и вроде бы невзначай сдвинул оружие так, чтобы сподручней открыть огонь.

Его действия не укрылось от Петелина, губы скривились в презрительной усмешке. Остановились, все сразу, не доходя пару шагов, словно уперлись в невидимый барьер. Секунда или две, пока полицейский не нарушил особое, многозначительное молчание, показались бесконечным, словно неудачный день.

– Эй, граждане, стойте! – полицейский выставил руку в останавливающем жесте. Строгое выражение лица и пронзительный взгляд из-под козырька не оставляли сомнений – сегодня не тот день, когда можно просто так пройти мимо.

– Чрезвычайное положение! – голос полицейского звучал твердо и уверенно. – Вход в администрацию разрешен только сотрудникам и приглашенным.

Александр глубоко вздохнул, словно ныряльщик, готовящийся к погружению на глубину, зябкая дрожь прошла по телу. То ли от волнения, то ли промозглый ветер проник под куртку.

– А если я и есть приглашенный? Я приглашен к Пустоцветову на пол седьмого. Моя фамилия Петелин.

– Так бы и сразу сказал, гражданин, а не…! – настороженность на лице полицейского сменилось облегчением. Рука в перчатке вытащила из кармана блокнот, принялась листать страницы.

Петелин вдруг уловил какой-то посторонний звук рядом и оглянулся. Внутренние ворота администрации распахнулись и оттуда показалась большая темная машина. С тихим урчанием мотора промчалась мимо и завернула за угол. Петелин проводил ее взглядом и подумал зло: «Едрена мать – ничего не меняется. Мы сидим без света и тепла. Хорошо хоть канализацию запустили. А у этих всегда все прекрасно!

– Петелин? – еще раз поинтересовался полицейский и, не дожидаясь ответа, посторонился, – Вас проводит дежурный. А остальным вход запрещен. Давайте проходите, граждане! Не мешайте!

– Не баре – здесь подождем! – от негодования в речи Шварца стало особенно слышно «аканье». Выпрямился, навис над невеликого роста полицейским, сложил руки на груди – все же человек он был выдающихся пропорций. На миг во взгляде мелькнул тот, кем на самом деле являлся Артем Кочетков и кого тщательно прятал под маской весельчака – матерый волчара, которому уничтожить врага – что гражданскому шпаку водицы испить.

– Да ждите вы где хотите, только давайте отойдите подальше. Отойдите давайте я сказал… – дал «петуха» полицейский, а Петелин внутренне усмехнулся. Ой не представляет мент, ой не представляет, с кем связался!

Что касается Петелина, то он прошел к двери энергичной походкой голодного хищника, вошел в небольшой холл с широкой железной лестницей на второй этаж. Коротко глянув вслед захлопнувшейся двери и еще успел услышать приглушенное:

– Таке враженне, – в голосе Шварца звучал сарказм, словно он испытывал злое удовлетворение от всего, что произошло (Шварц перешел на тросянку – причудливую смесь белорусского, польского и русского, имеющую хождение в Беларуси), – что ты, мент, хочешь нас оскорбить!

Накануне вечером.

Даже самые большие несчастья, случившиеся с планетой – не повод, чтобы отказывать себе в маленьких радостях. Не правда ли?

Керосиновая лампа в углу едва рассеивала мрак над столом, где многообещающе поблескивала бутылка с обрюзгшим императором на этикетке из довоенных запасов и хрустальные грани фужеров, остальная спальня тонула в густой, таинственной полутьме. В печи, словно рубины, мерцали рубинами, догорая, угли. Петелин-старший, наклонился, в огонь полетела, моментально вспыхивая, щепа. Обернулся к постели. На подушке, словно вырезанная из слоновой кости, белела голова его Олененка, и в широко распахнутых глазах плясали отблески пламени, в них угадывалось нечто такое… таинственное и извечное женское. Ему показалось, будто она видит его насквозь и заранее знает, что он поведет себя так, как захочет она. Женщина не сводила горящего взгляда от лица мужа.