Курт Кобейн. Падший ангел рок-н-ролла (страница 2)
Новая обстановка в семье изменила все. До этого момента, несмотря на резкие перепады настроения и стремление к одиночеству, Курт был застенчивым, но добрым мальчиком. Но вскоре его характер начал меняться, поскольку он не мог найти никакого другого способа облегчить боль и горе из-за развода родителей, больше не имея родного места, с которым мог бы отождествлять себя, а также лишившись исключительного внимания, которым он пользовался, когда был единственным ребенком, или, по крайней мере, когда был старшим сыном в семье Кобейнов. Он становился все более дерзким по отношению к взрослым, возникло напряжение и в отношениях с некоторыми одноклассниками. Ничего серьезного, конечно, но этого было достаточно, чтобы убедить отца и Дженни в том, что Курту нужна терапия. Ни для кого не стало неожиданностью то, что психотерапевт сказал его родителям: мальчика просто не нужно перебрасывать из одной семьи в другую, ему будет хорошо в одной семье. Затем обе стороны семьи попытались помирить его родителей, но безуспешно. К совету психотерапевта не прислушались, переезды из одного дома в другой продолжились, и Курт некоторое время даже жил со своими тетями и дядями, а также с бабушкой и дедушкой по отцовской линии – у них были прекрасные отношения. «Я и вправду был одиночкой. Меня не интересовали отношения с другими людьми, – рассказывал Кобейн. – У меня было счастливое детство, пока мои родители не развелись, а потом мой мир внезапно развалился на куски. Я стал асоциальным, потому что стал ясно видеть среду, в которой жил: Абердин, Монтесано, им нечего было предложить, никого не интересовало то, что интересовало меня, не было никого похожего на меня. Мне нравилось рисовать, читать, мне нравились высокохудожественные вещи, и мне нравилась музыка».
[Юный Курт Кобейн играет на малом барабане на каком-то мероприятии в средней школе Монтесано.]
Лиланд Кобейн, дедушка Курта, рассказывал, что он был обычным мальчиком, который мог умирать от скуки, а через секунду становился гиперактивным из-за какого-нибудь нового художественного открытия. А еще он любил музыку: «У нас была старая гавайская гитара и маленький усилитель, и он отрывался, играя на ней».
Как сообщается почти везде, по легенде в шесть лет Курт показал свои рисунки дедушке Лиланду, хвастаясь, что может прекрасно нарисовать Микки Мауса, даже не срисовывая с уже готовой картинки. Лиланд, увидев рисунки, решил, что они, должно быть, скопированы со страниц комикса, поэтому Курт по памяти снова нарисовал прекрасных Дональда Дака и Гуфи прямо у него на глазах, доказав, на что способен. Разумеется, Лиланд был поражен талантом своего внука. С тех пор дедушка Лиланд всегда носил часы с циферблатом, на котором был изображен маленький Микки Маус. Благодаря своему таланту Курт нашел неожиданную поддержку в школе у своих учителей, ценивших его художественные способности, хотя и не принимавших некоторые его рисунки, часто ироничные и едкие, возможно, даже слишком для мальчика его возраста. Курт выплескивал все свое смятение по поводу неудавшегося брака родителей в наброски и комиксы. А на уроках он только и делал, что рисовал: одна из его одноклассниц, Никки Кларк, как-то заметила, что «будущему панку» Кобейну очень нравилось изображать сюжеты, тяготеющие к запретному, со сценами насилия, монстрами и демонами. Это были такие маленькие, незначительные курьезы, случающиеся в жизни почти у каждого, такие, которые спустя время мифологизируются, если главный герой становится звездой. По крайней мере, так считалось до 2017 года, когда художественная галерея United Talent Agency устроила первую выставку работ вокалиста Nirvana на ярмарке искусств в Сиэтле. На них была изображена «искривленная экспрессионистская фигура, которая, возможно, связана с творчеством Эдварда Мунка» (New York Times).
Курт был одиноким подростком и не хотел ни с кем общаться
Среди этих изображений как минимум одно хорошо известно фанатам рока, потому что именно этот рисунок потом стал обложкой Incesticide, сборника синглов, демо-версий и каверов Devo и Vaselines, выпущенного DGC Records в 1992 году. Это изображение человекоподобного существа, похожего на скелет, которого тянет за руку (очень длинную) нечто, похожее на куклу с проломленной головой. На переднем плане красный мак – вероятно, метафора зависимости певца. Изображенное на картине существо кажется близнецом другого пугающего персонажа, Фистулы, представленного на той же выставке. Также были выставлены страницы с заметками из дневников Кобейна. Среди них – черновик будущего хита «Smells Like Teen Spirit», письмо с клятвой певца в вечной верности Кортни Лав и результат совместной работы с писателем Уильямом С. Берроузом, столпом поколения битников и «токсичным кумиром» Кобейна.
Вплоть до 2017 – года проведения этой художественной выставки – работы Кобейна появлялись на трех различных аукционах («Кристис» в 2004 году, «Филлипс» в 2009 году и «Жюльен» в 2017 году), всего их было шесть. Рассматривая работы, проданные на аукционе, можно сказать, что художественные наклонности были не просто детскими раздумьями будущей поп-звезды. Фактически Кобейн самоутвердился даже на арт-рынке, установив в том году личный рекорд благодаря тому, что акварель размером 10 × 14 см была продана за 64 000 долларов. Кто знает, возможно, у него получилось бы и дальше развивать свой художественный талант.
Но талант был предан забвению, даже в статусе суперзвезды, который всего через несколько лет придет к этому застенчивому, слегка меланхоличному белокурому парню с заросшим щетиной лицом. Казалось, слава даже не искала его. И все же она пришла – с визгом гитары, а не с шелестом мазков кисти.
[Работа Курта Кобейна, фрагмент которой был использован для обложки альбома Incesticide.]
28 июня 1979 года в семейную неразбериху была наконец-то внесена ясность: мать Курта передала полную опеку над двенадцатилетним мальчиком его отцу. Но лучше от этого не стало, и Курт начал все чаще подчеркивать, что они «не были его настоящей семьей», возможно, тоскуя по тому вниманию, которого он больше не получал. И это была немалая травма, если верить тому, что Кобейн написал в дневнике: «Первые семь лет моей жизни были исключительными, невероятными, настоящими… абсолютной радостью». Затем наступила тьма, и она так по-настоящему и не рассеялась.