– Я твой начальник, а не долбаный капитан. И твои извинения яйца выеденного не стоят.

– Просто вы всегда будете капитаном моего сердца, и если вас что-то не радует, то и меня тоже, – возражаю я, с усмешкой прижимая руку к груди. – Ну ладно вам, я же извинился. Что еще я могу сделать?

Он сверлит меня своими темными глазами.

– Ты уже сделал более чем достаточно.

Я выпрямляюсь в кресле.

– Ничего такого, о чем она бы не просила.

По кабинету разносится громкий звук удара по столу. Кэп с силой прижимает пальцы к столешнице.

– Ты уволен.

Пожав плечами, я берусь за подлокотники и поднимаюсь.

– Хорошо.

– Сядь. Черт, – он проводит рукой по лысой голове и выдыхает, плюхаясь в кресло. – Боже, как я тебя ненавижу.

Я вскидываю бровь.

– Разве можно говорить такое подчиненному?

– У меня есть для тебя работа.

Вот, это уже интереснее. Я подаюсь вперед, убирая с лица усмешку.

Наконец-то!

– Ты бывал в Кинленде?

Он с оглушительным стуком швыряет на стол папку из манильской бумаги, и из нее выскальзывают несколько черно-белых фотографий с камеры наблюдения.

Я подбираю их, чтобы рассмотреть внимательнее.

– Да, несколько раз, – беспечно отвечаю, стараясь не обращать внимания на то, как сжимаются мои внутренности при воспоминании о двухчасовом путешествии из Чикаго в Кинленд. Мама возила туда нас с сестрой. – Правда, я давно там не был. С детства.

На последней фразе мой голос слегка дрожит, а затылок немеет. Прочистив горло, я перебираю фотографии. Вот кто-то выгружает ящики из полуприцепа. Вот другой мужчина – пожилой, забитый татухами от пальцев до шеи, с зачесанными назад седыми волосами, – усмехается стоящему рядом парню.

– Кто это? – спрашиваю я.

– Фаррелл Уэстерли. Слышал о нем?

Я отрицательно качаю головой.

– Чистокровный ирландский американец с типичным послужным списком. Восемь лет в тюрьме Гликен, отпущен досрочно за хорошее поведение. В последние годы вновь стал мозолить глаза. Похоже, этот парень везде поспел.

– Раскаялся и встал на путь истинный? – усмехаюсь я.

– Все они такие, – пыхтит Кэп. – Они орудуют за пределами Кинленда, наводняют улицы этим новым дерьмом.

У меня внутри все сжимается. «Новое дерьмо» называется «Летучая обезьяна», и оно стремительно набирает популярность. Похоже на прочие виды запрещённой продукции, но не совсем. Чертовски популярно, а это означает, что повсюду появляются подделки – изготовители пытаются сделать что-то подобное, но терпят неудачу. Как итог – новые смерти.

Я внимательнее всматриваюсь в двух мужчин на фото.

– Это же?..

– Да.

Выдохнув, я выпрямляюсь. Мне знакомы эти рыжие волосы и мощная фигура.

– Иезекииль О'Коннор.

Я кладу фотографии на стол с неприятным ощущением внутри. Иезекииль хорошо известен в наших кругах. Его отец, Джек О'Коннор, в Чикаго был знаменитым королем ирландской мафии. Но много лет назад его свергли, а затем прикончили в тюрьме, где Джек отбывал срок за многочисленные преступления.

– Вы хотите… отправить меня на разведку?

Босс прищуривается.

– Я хочу, чтобы ты внедрился к ним и нашел их поставщика. Если мы подсечем крупную рыбу, сможем выловить и остальных. Я потратил лучшие годы своей карьеры на слежку за ними не для того, чтобы ирландская мафия возродилась в новом месте с новыми игроками и думала, что снова сможет захватить власть.

Я вскидываю брови.

– Под прикрытием?

– Ты удивлен? – спрашивает он, наклонив голову.

У меня трясутся руки от внезапного прилива адреналина.

– Давно такого не было.

Он ворчит, сведя густые брови так, что на переносице образуется складка.

– Хочешь сказать, что не сдюжишь?

У меня внутри все сжимается, и я резко выпрямляюсь.

– Вы с ума сошли? Никто не справится лучше меня, и вы это знаете, Кэп.

Он берет еще одну фотографию, лежавшую рядом с компьютером, и кладет ее передо мной. Женщина. Очень красивая, с блестящими каштановыми волосами, собранными в высокий хвост, в дизайнерской одежде.

– Это Дороти Уэстерли, дочь Фаррелла. Ходят слухи, что она его слабое место. Постарайся ее охмурить. Она сломается.

– Почему именно ее? – удивляюсь я.

В уголках его губ играет легкая улыбка. Босс откидывается на спинку кресла.

– Разве тебя не тянет к хорошеньким дочкам?

Глава 2

Эвелина

На моем сапоге виднеются следы крови.

Вот черт.

Я скашиваю глаза на поношенный черный сапог из искусственной кожи, ощущая, как у меня сводит живот от раздражения: придется остаток ночи провести в этом поганом клубе с кровью покойника на ноге.

Надеюсь, он не будет преследовать меня, став призраком.

– Что случилось, ворчунья?

Мой лучший – и единственный – друг Коди ухмыляется до ушей, облокотившись на барную стойку рядом со мной.

Я резко вскидываю голову и подношу руку к груди, удивленно вскинув брови.

– Я не ворчунья.

Он запрокидывает голову так, что светлые кудри подпрыгивают, и задорно хохочет.

– Ты на сто процентов пессимистка.

Я смотрю на толпу жаждущих выпить за его спиной и пожимаю плечами.

– Я реалистка. Это совсем другое.

– Боже, ну и зануда, – вздыхает он, закатывая глаза. – Так вот зачем ты меня вытащила? Я думал, в этом парике ты хоть чуть-чуть расслабишься. Блондинки должны быть более веселыми.

Я стискиваю зубы и постукиваю миндальной формы ногтями по барной стойке. Самостоятельно сделанный черный маникюр прекрасно отражает мое настроение. В Чикаго я приехала только потому, что, если кто-то переходит дорогу моему отцу, на меня возлагается прискорбная обязанность выследить этого никчемного идиота и преподать ему урок. Светлый парик и цветные контактные линзы – это маскировка для дела, а не ради веселья.

– Хочешь выпить? – снова спрашивает он, шевеля бровями, полускрытыми за оправой очков.

– Я не пью.

Ответ звучит резче, чем я намеревалась, но у меня усиливается головная боль и нервы ни к черту после того, как утром какой-то засранец оторвал меня от бухгалтерских книг, когда я пыталась придать семейному бизнесу хотя бы видимость законности.

Я снова перевожу взгляд на свой сапог с засохшей кровью.

– С каких это пор ты не пьешь? – хмурится Коди.

Со вздохом я провожу рукой по густым волосам, и обесцвеченные пряди падают мне на плечо.

– Уже целую вечность, Коди. Не знаю. Боже, что за допрос с пристрастием? Я просто решила помочь тебе выбраться из мамочкиного дома, развеяться немного, – отвечаю я, пожимая плечами. – Развлекись немного вместо того, чтобы все время пялиться в компьютер.

Он смотрит на меня в изумлении.

– Прекрасно, – наконец выдыхает он. – Пойду-ка я потанцую. Найду себе кого-нибудь.

Я впервые за вечер улыбаюсь, и Коди подмигивает:

– А когда управишься с тем, зачем на самом деле сюда пришла, советую сделать то же самое. Может быть, это поможет тебе избавиться от этой огромной занозы в заднице.

Отмахнувшись от него, я разворачиваюсь, и непроизвольно вздрагиваю. Ко мне, улыбаясь, идет бармен. Тот самый человек, которого меня послали проверить.

– Хотите чего-нибудь выпить? – спрашивает он.

– Даже не знаю, чего мне хочется, – я выдавливаю лукавую усмешку, глядя на него сквозь ресницы.

Конечно, это ложь. Я заглянула сюда проверить, не барыжит ли он под видом нашего товара липой.

Его голубые глаза вспыхивают.

– Нет никаких предпочтений?

Я повторяю его движения, прижимаясь к стойке так, чтобы верхняя часть моего декольте оказалась у него на виду.

– Дело не в выпивке, понимаешь? Я предпочла бы немного… полетать.

Он опускает взгляд на мою грудь, и я подавляю раздражение оттого, насколько этот тип предсказуем. Откровенно говоря, меня нельзя назвать сногсшибательной красоткой. Мое лицо не идет ни в какое сравнение с изящными чертами моей сестры, но стоит показать мужику сиськи, как у него вся кровь отливает от мозгов куда пониже.

Он облизывает губы.

– Я просто хочу приятно провести время, – я склоняю голову, барабаня по стойке длинными ногтями. – А ты?

Он перекидывает через плечо не первой свежести полотенце и ставит локти на стойку.

– Эндрю! – раздается из-за его спины чей-то голос.

Бармен поворачивается к раздраженной официантке, которая стоит с пустым подносом.

– Чувак, где мои напитки?

Поморщившись, бармен поворачивается ко мне, постукивая костяшками пальцев по стойке.

– Никуда не уходи. У меня есть то, что тебе нужно.

Как только он показывает мне спину, я сбрасываю маску и начинаю вертеть в руках костер^[3]. Меня так и подмывает попросить стакан содовой и салфетку, чтобы оттереть с носка сапога эти чертовы пятна.

Они не бросаются в глаза, но все равно меня беспокоят.

– Ты чересчур стараешься.

Я резко поворачиваю голову, утыкаясь взглядом в крепкую челюсть и ярко-зеленые глаза. Мои брови вопросительно изгибаются.

– Прошу прощения?

Незнакомец усмехается, отчего над уголками его полных губ появляются ямочки. Отпив пива, он прислоняется к бару.

Я фыркаю, раздраженная тем, что этот парень решил меня позлить, но еще больше – его смазливой внешностью, отчего у меня щемит в груди.

– Кто говорит, что я стараюсь?

Он глотает и подходит ближе, обдавая меня ароматом корицы. Затем он проводит рукой по своим коротким, слегка вьющимся каштановым волосам, и я завороженно слежу за этим жестом, а потом опускаю взгляд на его черную кожаную куртку и темные джинсы.

– Если хочешь, можешь попрактиковаться на мне, – он кивает на бармена. – Пока он не вернулся.

Я склоняю голову, пытаясь понять, подкатывает он или смеется надо мной.

– Ничего себе предложение.

Он пожимает плечами.

– У меня хорошее настроение.

Обычно я не люблю, когда вторгаются в мое личное пространство. Но этот парень меня интригует. Кроме того, он привлекательный и, если честно, я возбуждена. Мне встречалось не так много людей, которых я терпела достаточно долго, чтобы позволить им меня завести.

Я отбираю у него пиво и отпиваю маленький глоток. Стараясь не морщиться от кисловатого вкуса, провожу языком по губам. Это странное ощущение, поскольку я избавилась от пирсинга в языке – увы, но такие приметы, как колечки в языке, не помогают сохранять анонимность.

И я не лгала. Я не любительница выпить.

– Это хорошие новости, – я соскальзываю с табурета и подхожу к нему так близко, что моя грудь касается его торса. У него перехватывает дыхание, и я приподнимаюсь на цыпочки, скользя губами по его подбородку. – Потому что я открыта к предложениям.

Я отстраняюсь, а у него загораются глаза, и на лице вновь играет та же сногсшибательная улыбка.

– Ты интересная.

– А ты надоедливый, – парирую я.

Он лишь усмехается в ответ.

У меня в груди разливается приятное тепло, но я прикусываю губу, пряча непрошеную улыбку, и качаю головой.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

Я поднимаю голову.

– А что?

– Просто интересно. Ну, ты понимаешь, парень видит в баре привлекательную девушку и хочет с ней познакомиться, – он протягивает руку. – Меня зовут Ник.

Скрестив руки на груди, я смотрю на его ладонь.

– Вдруг ты пытаешься выведать мое имя, чтобы потом меня преследовать?

– Это довольно самонадеянно с твоей стороны.

– Неужели? Ты тусуешься в клубе один, клеишься к первой попавшейся девушке и спрашиваешь ее имя. Не смотришь «Дейтлайн»^[4], Николас?

Он взмахивает рукой, указывая на танцпол:

– Я здесь не один. И меня зовут Ник, а не Николас.