– Хади вас продаст, если будете плохо работать, турки угонят, и там вам будет хуже! – Блин, этот русскоговорящий, оказывается, подслушивал под дверью. Нас заперли в этой хижине, где не было ничего, даже соломы какой-нибудь прелой, голая земля, читай те же камни. Офигеть просто.

– Дайте хоть что-нибудь подстелить, замерзнем, как работать-то? – рискнул выкрикнуть я.

– Завтра вас отведут за травой, нарвете нашим лошадям и себе заодно, – было мне ответом.

И тут прорвало, наконец, нашего командира.

– Я офицер и дворянин, как ты смеешь со мной так обращаться!

Мы с Олегом уже хотели попросту заткнуть рот прапорщику, несмотря на все его «благородие», но не успели. Дверь открылась и, тыкая нас копьем, разгоняя, чтобы не мешались под ногами, в хибару вбежали двое татар. Подлетев к прапорщику, его грубо пихнули древком, а затем несколько раз ударили руками.

– Вы – никто! Рабы! Запомните это, если хотите еще немного пожить, – подал голос вновь тот татарин, что так хорошо говорил по-нашему, сам он в избиении не участвовал, стоял в дверном проеме и смотрел.

– Да зачем такая жизнь нужна?! – вновь подал голос наш прапорщик, вытирая кровь с лица, точнее, размазывая ее.

– Так спешите умереть? Зря, на тот свет всегда успеете, зачем торопиться? – на удивление спокойно произнес татарин.

– Тебе не понять! Русские – люди свободные! – сплюнул кровь изо рта прапорщик себе под ноги.

– Ага, ты это своим крепостным расскажи, дворянин! – засмеялся татарин. Какой он, однако, неправильный, рассуждает прям как мой современник, может, зря мы тут считаем их тупыми и необразованными? А может, он жил в Империи и что-то о нашей нелегкой жизни знает?

Едва дверь вновь оказалась закрытой, мы рухнули где стояли, усталость такая штука, что кого угодно заставит плюнуть на свои предубеждения и привычки.

С самого утра для нас, пленных русских солдат началась новая жизнь, совсем не та, которую бы мы хотели, но как-то повлиять на это было не в наших силах. Оказались мы в небольшом, буквально дворов на десять ауле, хорошо укрытом со всех сторон. Сколько в этих горах вот таких, спрятанных от чужих глаз поселений, сотни, тысячи? В каждом какое-то количество мужчин, готовых в любое время схватиться за оружие и резать русских. Надо ли нам это? А кто же нас спрашивает? По мне, так всегда не понимал этой затеи, отодвинуть врага подальше. Да, бесспорно, от столицы ты его отодвигаешь, а что дальше? Людей на новых территориях защищать кто будет? Раздвигая границы, ты растягиваешь свои же силы и будешь вынужден искать средства и возможности для защиты этих территорий. По мне, так все это очень спорно. Если не займем Кавказ, сюда придут персы и турки? А какая разница, воевать с ними тут, в их горах, или на нашей границе? Думаю, что лучше бы нашего брата солдата держали на нашей же границе, это позволило бы укрепить ее как следует и в любой момент давать отпор врагам. А сейчас что происходит? Император потоком гонит новобранцев на новые территории, кладет их тысячами в этих ущельях, а что взамен? Получает какую-то прибыль? Я вас умоляю, да горцы всегда найдут способ, чтобы обмануть и не платить. Тем более, как я слышал тут случайно, местным эмирам и шахам при принятии подданства России оставляют всю власть, так простите, на хрена за это умирать простым деревенским мальчишкам и мужикам?

Как и обещали вчерашние конвоиры, утром нас погнали на сенокос, только вот орудий труда тут не предусматривалось. Рвать траву руками то еще удовольствие, особливо в тех количествах, что от нас требовались. Прапорщик вяло, но все же принимал участие в этом издевательстве, а куда деваться, надоело уже получать тычки и затрещины. Нарвали много, весь вечер связывали в большие пучки, и до ночи таскали на себе в аул, благо было недалеко, с километр примерно.

– Слушай, Вась, долго я не выдержу, у меня уже руки не держат, сил нет как болят… – пожаловался на третий день Олег.

После очередного дня на сенозаготовках мы реально охреневали. Ладони в кровь изрезаны, на ночь прикладываем мочу, я подсказал, а то мои братья по несчастью совсем растерялись.

– Да уж, надо бежать, но куда? Тут все так запутано, я ни фига дорогу не запомнил, – высказал я свои мысли. – Вашбродь, а вы как, не запомнили?

– Вечером бы сообразил, по солнцу, с утра пока не понял еще, – довольно бодро кивнул прапорщик Лентовский. Он уже пришел в себя и больше не артачится, как я понял, начал думать, это хорошо, может, подскажет что-нибудь дельное. На себя я удивлялся, конечно, в лесу ориентируюсь легко, а вот тут, в этих ущельях, ничего не понимаю, все какое-то однообразное, не за что глазу зацепиться.

– Значит, ждем момента?

– Конечно, – утвердительно кивнул командир, – как иначе? Чем дольше мы тут сидим, тем сложнее будет сбежать. Силы уходят, на этих пустых лепешках и воде долго не протянешь. К тому же когда-нибудь наши погонят персов назад, и кто знает, что с нами будет. Могут угнать дальше, к Эривани, а могут и вовсе шлепнуть.

– Здесь их шестеро, женщин я не считаю, – начал я, – мне бы хоть палку какую покрепче, можно было бы попробовать.

– Я драться не умею, – вдруг произнес Олег и смутился.

– Я умею, – довольно решительно заявил я, – было бы чем, а уж если добраться хоть до какого-нибудь оружия… – И то правда, я, весь такой умелый и ловкий, мастер, не побоюсь сказать, клинкового боя, до сих пор никак себя не проявил. То барабан, то ядра с порохом таскай, то из мушкета пали, а до сабли так и не дошло ни разу, даже стыдно как-то. – …То точно справлюсь сам.

– Где ж теперь твои сабли, Кочетков, – угрюмо произнес прапорщик, – небось нашего же брата сейчас режут…

– Виноват, вашбродь, ничего не смог сделать, – виновато опустил голову я.

– Да никто не смог, твоей вины здесь нет. Никто не виноват, силы были неравны, не камнями, так оружием, нас все одно смели бы оттуда.

С самого утра я начал всерьез искать возможность побега, но, видимо, судьбе был угоден несколько другой поворот событий. Сегодня мы работали на ручье, выгребали камни, мешающие воде спокойно течь, тут было легче, по крайней мере можно пить без меры.

– Эй, урусы, быстро сюда! – последовал приказ с насыпи, на которой сидели трое наших конвоиров.

Подняв головы, мы обнаружили, что татар явно стало больше. Послушно побросав камни, мы потопали к тропе для подъема наверх.

– Чего еще приключилось? – тихо, шепотом проговорил Олег.

– Сейчас и узнаем, – пожал я плечами. А чего гадать?

На насыпи было около десяти вооруженных мужчин, нам быстренько связали руки, и стало понятно, что нашим надеждам на побег не предстоит сбыться. Никто не бил нас, не кричал, просто подталкивали слегка копьем в спину, показывая направление, и оно было явно не тем, что вело в аул.

Вновь куда-то бредем, шаркая начавшими разваливаться сапогами и пиная камешки, грустно как-то, неужели мне предстоит провести следующие годы в плену? Интересно, но в известной мне истории жизни Кочеткова Василия не было указаний на плен, хотя там вроде как и о войне на Кавказе ничего не указывалось, да и мало было сведений вообще, многим историкам казалось, что это вообще легенда и такого человека попросту не было. Но я-то есть! И я в теле именно Кочеткова.

Это не было похоже на жилой аул, скорее, место сбора и отдыха воинов. Шесть небольших домиков, из не пойми чего сложенных, конюшня. Народу здесь было много, и этот факт здорово действовал на нервы. Определили нас именно в конюшню, заставив вычистить для начала, а затем приставив всего двоих вертухаев, оставили ночевать здесь же.

– Это уже ни в какие ворота! – злобно шипел прапорщик Лентовский.

– Да ладно вам, ваше благородие, – отмахнулся я, – вряд ли здесь всегда так, скорее всего, как мне кажется, горцам где-то дали хороших люлей, вот они сюда и стекаются, собираясь вместе из различных подразделений, – задумчиво проговорил я. – Думаю, тут не всегда будет такое количество врагов, тут банально жрать нечего и спать негде.

– Это ты точно подметил, думаешь, уйдут?

– Меня больше волнует, не потащили бы нас следом, мы и так далеко от наших, замучаешься идти.

– Лошади нужны, – безапелляционно отрезал командир, – куда тут уйдешь на своих двоих?

– Главное, оружие нужно, вот что меня действительно беспокоит, с голыми руками точно не уйти. Слышал рассказы о бежавших, если ловят, будешь дальше в яме сидеть, а это считай все, не жилец.

– А что про ямы слышал? – встрял молчавший до этого Олег.

– Яма в земле, зинданом ее, что ли, называют, не помню, – я сделал вид, что задумался, – глубокая, не выберешься. Хорошо если сухая, чуть легче. Будет течь где-то, вмиг заболеешь и концы отдашь, вот и все. Так что момент выбрать, это самое важное, он и определит нашу дальнейшую судьбу.

С утра на нас накричали, но без огонька, отругали за то, что лошадей не почистили. Но мы твердо заявили, что надо было просто сказать об этом, никто же не сказал, какие к нам вопросы? Ударили разок, так же, только чтобы обозначить свою власть над пленниками.

Лошадей у абреков было три десятка, но, как мне кажется, в любое время могут и еще прибыть. Мыть лошадок нетрудно, но делать это нужно правильно, тем более горцы тщательно за этим следили. Их можно понять, не дай бог неверные испортят боевых коней, будет плохо. Вот и работали все вместе целый день, к вечеру заработав подобие благодарности в виде свежих лепешек и вяленого мяса. Удалось даже наесться, это редкость в плену, как мне кажется.

– Сегодня к ночи один отряд должен уйти, подслушал случайно, – вечером третьего дня на новой стоянке, сообщил Олег, интересно, а как он их понял? – Ты был прав, им здорово вломили наши, эти должны пойти на пополнение.

– Для нас главное, как Василий и сказал, чтобы нас за собой не потащили! – заметил прапорщик.

– Тогда сегодня все и решится. Если они обратно к перевалам, биться с нашими, то скорее всего, нас не потащат, зачем? – подытожил я.

И наконец, нам повезло. После этих горьких недель плена что-то, но должно уже было измениться. Нам-то с рядовым Васильчиковым еще ничего, а вот господину прапорщику было тяжко, он ведь из дворян, молодой, а не выслуживший звание на войне. В самом начале ночи большой отряд горцев тихо, что для нас как-то даже непривычно было, снялся с постоя и дружно покинул пристанище. Насколько возможно было разглядеть, ушли все абреки, только охранявшие нас ранее в ауле и остались, а их, кстати, было мало. Это вообще, как мы дружно поняли, были выздоравливающие, когда-то раненные в боях, из них горцы и делали надсмотрщиков для пленных.

– Василий, ты в своем уме, их восемь человек и все с оружием! – ночью, видя мою нацеленность на результат, прапорщик Лентовский начал сомневаться в моем замысле.

– Ваше благородие, вы главное сделайте все, как я сказал, а потом будем думать о моем уме, хорошо?

– Ну-у, – протянул командир, – даже и не знаю.

– Не надо ничего знать, выбираться нужно! – отрезал я.

Сделать я решил все сам и максимально просто, лучшее враг хорошего. Нас на ночь в сарай определили, что при конюшне был, решето, но хоть какие-то стены, за которыми можно укрыться. В одной из этих прозрачных стен я разглядел корявую деревяшку, то ли бывшую когда-то веткой, то ли еще чем-то таким же по форме. Выбрав момент, когда один из местных надзирателей будет поблизости от нашего тюремного домика, а остальные одновременно как можно дальше, я начал действовать.

С хрустом выламываю из стены ту палку, что приметил, прыгаю к двери и встаю сбоку. Снаружи меня не видно, я уже проверял ранее, в этом месте стена довольно плотно собрана, а вот по другую сторону от двери наоборот.

– Идет! – подает мне сигнал Олег, он лежит на земле как раз напротив меня, с другой стороны двери, и оттуда ему хорошо видно, что происходит на улице.

Донесся злой окрик охранника, послышались шаги и звук выдергиваемого засова с двери.