– А всё остальное, значит, останется мокрым?

– Боюсь, что да, мистер… Бывают, конечно, зонты большого размера, но они крайне неудобные, с ними неловко пробираться сквозь толпу – а в Лондоне везде многолюдно… Кроме того, при сильном ветре такие зонты моментально ломаются…

– В таком случае обойдусь без зонта. Так и быть, пусть голова и плечи мокнут со всеми остальными частями моего тела…. Беллинг…

Продавец заверил нас, что все покупки будут доставлены на адрес, после чего мой сопровождающий расплатился, и мы вновь оказались на улице.

Покрутив головой, Беллинг поймал кэб.

Было любопытно посмотреть на Лондон конца девятнадцатого столетия, но проклятый туман не давал разглядеть объекты, отстоящие от нас на расстоянии вытянутой руки. Очень быстро мне это наскучило.

Похоже, с туристическими целями придётся прокатиться как-нибудь потом.

– Господа, мы на месте, – сообщил откуда-то сзади и сверху кэбмен, остановив нас где-то посреди туманного ничего.

– Уверены? – уточнил я.

– Как и в том, что каждые сутки с меня дерут по шиллингу за лицензию.

– В таком случае мы верим вам, – усмехнулся я.

Мы покинули экипаж, и лондонское такси на конной тяге поцокало и покатило вниз по улице.

– Ах ты! – выругался Беллинг, вступивший башмаком в свежие лошадиные «яблоки», которыми была щедро усеяна мостовая.

Через несколько лет «Таймс» опубликует футуристическое предсказание, что такими темпами Лондон к 1950 году покроется почти трёхметровым слоем навоза… Обидно, что прогноз, как и большинство подобных «вангований», не сбылся.

– Мистер, не желаете почистить вашу обувь? – окликнул нас пацан лет десяти-двенадцати, примостившийся на стоящей «попом» деревянной бочке.

– Нет! – огрызнулся Беллинг.

Похоже, я пробил хорошую брешь в выделенных ему казённых финансах.

Обмыв грязный башмак в луже, Беллинг показал на трёхэтажное здание напротив.

Оно выглядело уродливым и ветхим. Многочисленные почерневшие от сырости и старости балконы, облепившие все этажи, кроме первого, вызывали у любого, кто их видел, только один справедливый вопрос: когда они окончательно сгниют и рухнут?

– Сюда, Джордж.

– Какое имя носит сия гордая обитель?

– По-моему, никакого. Постоялый двор и всё тут. А заправляет всем чудесная хозяйка – мадам Беркли… Её тут каждая собака знает.

– Пойдёмте смотреть мои апартаменты.

Что это не «пять звёзд», а где-то «минус пять» или даже «шесть», я понял, когда только глядел на постоялый двор снаружи. Войдя, я мысленно скинул ещё столько же баллов.

– Беллинг, предлагаю вернуться. В Бедламе мне нравилось гораздо сильнее.

– Невозможно, Лестрейд. Ваше двухнедельное пребывание уже оплачено. Деньги возврату не подлежат, – прошептал он.

Всё, что могло скрипеть под ногами, скрипело, что могло шататься – шаталось, упасть – падало. А ещё запах… Если так пахнет здешняя еда из обещанного «all inclusive», я вряд ли вылезу из здешнего туалета типа сортир.

Что-то коснулось моего плеча.

Я повернулся.

– Прошу прощения, мистер, – низким вульгарным тоном произнесло стоявшее в углу создание, которое обмахивалось большим китайским веером.

Краешком этого самого веера она и задела моё плечо. И вряд ли случайно.

У создания было грубое, будто вырубленное топором, лицо, покрытое слоями «штукатурки».

И пусть таких слоёв была целая куча (не считая ещё и румян), они могли бы больше помочь фасаду постоялого двора, чем этой несчастной. Всё равно сквозь них просвечивали её рябые щёки и не менее рябой и дырчатый, как головка сыра, нос.

Она открыла рот, чтобы одарить меня ослепительной улыбкой…

Боже мой, лучше бы она этого не делала. Её редкие черные зубы, а вернее – обломки зубов, в первую очередь наводили на мысли о кладбище старых кораблей. Что касается вожделения… Даже у меня, после столь долгого периода воздержания, весь сексуальный аппетит тут же ушёл куда-то глубоко в ноль.

– Чем могу услужить, господа? – отвлёк меня от созерцания этого «ужас-ужас» голос, принадлежавший другой женщине.

– Мадам Беркли, – обрадовался мой сопровождающий.

– Мистер Беллинг… А этот молодой человек и есть тот самый гость, который проживёт под крышей моего славного дома две незабываемые недели?

– Он самый. Мистер Лестрейд, прошу любить и жаловать! – представил меня Беллинг.

Я вежливо опустил подбородок.

– Мы подобрали вам лучшую комнату… Она находится на втором этаже… Я позову служанку, и она вам всё покажет… – заговорила мадам.

– Благодарю… Скажите, а служанка тоже входит в пансион?

– Простите, я вас не понимаю… – заморгала мадам.

– Всё вы прекрасно понимаете. Думаете, было сложно сообразить, что ваш постоялый двор на самом деле обычный бордель, который не сильно-то маскируется, – спокойно произнёс я.

Беллинг наступил мне на ногу.

– Беллинг, не надо плющить мою обувь. Боюсь, ты ещё не до конца отмыл свои башмаки, – огрызнулся я.

– Господа, право слово, вы очень и очень сильно ошибаетесь… Да, у меня снимают комнаты незамужние девушки… Их несколько, но все они работают, а двери этого дома запираются каждый день в одиннадцать часов вечера… – поспешно и совсем не убедительно стала оправдываться мадам Беркли.

– Все двери или только парадный вход? – усмехнулся я и переключился на сопровождающего: – Беллинг, скажи, кто тебе рекомендовал это место? Только честно…

– Мне… Мне его посоветовали на вокзале… – выдавил тот.

– Ясно… Ладно, так и быть: поскольку за всё заплачено, я поживу здесь эти две недели, но… мадам Беркли… если хоть одна из постоялиц двора сунется ко мне… Клянусь всеми святыми, я сделаю всё, чтобы от вашего двора камня на камне не осталось! Надеюсь, мы поняли друг друга…

– П-поняли, – кивнула мадам.

В её взгляде смешались разные чувства: от ненависти и страха до… до любопытства.

Видимо, она не читала свежих газет. В них было как минимум три моих фотографии. Правда, довольно старых и некачественных.

К тому же тот Лестрейд носил величавые усы и роскошные баки, а я принял волевое решение усовершенствовать его «лук», подогнав к канонам моего времени.

– Беллинг…

– Простите, мистер Лестрейд… Я… Мне пора… Надо ехать на вокзал… Мой поезд скоро уходит…

– Хорошо, Беллинг. Вас проводить?

– Упаси бог!

– Тогда до свидания! Счастливо добраться до Лидса. Большой привет шефу-констеблю! Как-нибудь выберусь в ваши края и обязательно вас навещу!

– Только не это! – смущённо произнёс он.

В Лидсе меня, похоже, совсем не любили.

Глава 3

– Будут какие-то особые пожелания, мистер Лестрейд? – поинтересовалась владелица постоялого двора и по совместительству публичного дома, под крышей которого Беллинг нашёл мне приют аж на целых две недели.

– Даже страшно представить – какой смысл вы лично вкладываете в эту фразу, но пожелания – да, будут, – кивнул я. – Мистеру Лестрейду жуть как хочется помыться… Что может предложить ваше заведение?

– Я распоряжусь, и горничная нагреет для вас воды…

– Хоть так, – вздохнул я.

В Бедламе время от времени нам устраивали омовения в тёплых ваннах, не часто… раз в две-три недели… Сейчас я бы отдал всё на свете за нормальную русскую парную… А, хрен с ним – согласен даже на турецкий хамам!

Однако придётся довольствоваться тазиком с водой.

– Покажите мне комнату…

– Конечно. Ступайте за мной, мистер.

Мы поднялись на второй этаж.

В принципе, тут было приятней, чем на третьем с его протекающей крышей.

Мадам распахнула тонкую дверь.

– Пожалуйста.

Я вошёл и огляделся.

М-да, если это лучший номер, страшно представить, как выглядит худший.

Кровать с балдахином, никогда прежде не знавшим стирки… Платяной шкаф, осевший на одну ножку. Я толкнул его плечом, он пошатнулся, но всё-таки устоял.

– Прямо как ветеран наполеоновских войн! – восхитился я. – Умираю, но не сдаюсь.

Поскольку комната комплектовалась по принципу «три в одном», то есть и спальня, и гостиная, и кабинет: тут нашлось место и письменному столу, и продавленному креслу, и умывальнику в углу.

На полу лежал выцветший ковёр с весёленькой расцветкой.

Пахло сыростью, гарью, табаком, спиртным и чем-то ещё, неуловимо сладковатым. Скорее всего, каким-то дешёвым парфюмом, но я не удержался от шутки.

– Как давно тут кого-то убивали? – поинтересовался я. – Душили, резали или просто пристрелили, чтобы не мучился?

Хозяйка побагровела.

– Мистер Лестрейд!

– Мадам Беркли, только не стройте из себя девочку… Такие места всегда связаны с криминалом, и мы оба это прекрасно знаем!

Вместо ответа она гордо развернулась и ушла, хлопнув дверью так, что вся мебель в комнате подпрыгнула. И я вместе с ней.

Я подошёл к кровати, раздвинул шторы балдахина… Бельё вроде относительно свежее и чистое. Есть слабая надежда, что его поменяли после предыдущего постояльца.

В комнату без стука ввалилась дородная женщина в чёрном как сажа платье и относительно белом переднике. На голове у неё громоздился чепец, больше похожий на гнездо журавлей.

В руках у неё был тазик с водой.

Весил он немало, однако горничная держала его с такой лёгкостью, что стало ясно: эта не только коня на скаку остановит, но ещё и взвалит его на спину и попрёт вместе с всадником.

– Ваша вода, мистер.

К воде прилагался ещё склизкий обмылок и губка.

– Благодарю вас.

Поскольку с наличными у меня было не очень, чаевых от меня она не дождалась.

Процесс мытья не занял у меня много времени и доставил ещё меньше удовольствия.

В платяном шкафе нашлось толстое льняное полотенце и прожжённый в нескольких местах халат. Вытеревшись досуха, я надел его и замер…

Второй раз в жизни я решительно не знал, что мне делать.

Первый был в день, когда меня проводили на пенсию. Точно так же я тогда стоял и не понимал, как буду жить дальше.

Дети выросли, у них были свои интересы и заботы… А у меня больше не стало моей любимой работы, которой я отдал столько лет.

Чувство было такое, словно кто-то выдернул у меня из-под ног ковёр…

Потом оно, конечно, наладилось. Я нашёл другие увлечения, дети регулярно подкидывали мне своих детей, я с удовольствием с ними возился… И всё равно, мне не хватало тех бессонных ночей на дежурстве, отсутствия выходных и бешеной гонки, когда на кону была человеческая жизнь. Мозг требовал очередных загадок и головоломок, и ни один кроссворд на свете не мог мне этого заменить.

Неужели завтра у меня появится второй шанс?!

Я опять окунусь в привычную атмосферу, займусь тем, ради чего, наверное, и появился на свет…

Да, я никогда не любил чопорную Англию, я знал, что эта страна – враг моей родины. Но коль судьба распорядилась именно так – я ведь могу помогать людям… Разве обычный лондонский обыватель виноват, что на Даунинг-стрит в кресле премьера сидит очередной урод?!

К тому же кто знает, как ляжет карта… Вдруг я ещё пригожусь моей России? Неважно, царской пока или социалистической… Кое-какие мысли на сей счёт у меня уже возникли.

Дверь снова распахнулась без стука. Персонал с жильцами постоялого двора особо не церемонился.

– Ужин готов. Где желаете откушать: в столовой или принести сюда?

– Принесите сюда, пожалуйста, – определился я.

Никогда не был мизантропом, но пока что мне хотелось немного побыть в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок.

От ужина я ожидал худшего, но он был вполне сносен. Овощи с подливой и редкими кусочками мяса (надеюсь, не кошачьего – я за любого мурзика или барсика просто бы поубивал!), что-то вроде ватрушки и горячий чай. Его аромат чем-то напоминал заваренный веник, но приходилось пить и похуже.