Гройс позвонил кому-то и коротко поговорил, причем Маевский даже не смог угадать пол его собеседника. Разговор велся очень странный. Старик быстро протараторил про какие-то гнезда, певчих птиц и закончил словами: «На лирику хватит, большего не обещаю», – что совсем уже не лезло ни в какие ворота.

Отложив телефон, Гройс ласково сказал:

– Ну вот, скоро помощничек приедет. Попробуем разобраться, на что Петр Алексеич подрядил этого бедолагу.

Маевский лег на пол, закинул руки за голову и стал смотреть в потолок. После коньяка его обычно клонило в сон, но сейчас спать не хотелось. Милый парень Митя Селиванов, будущее математическое светило, втянул их в какую-то дрянную историю.

– Светило втянуло, – вслух сказал он. – Говорил я, не стоило за это браться!

Ничего подобного он не говорил. Наоборот, обрадованно помчался исполнять распоряжения Гройса, точно щенок за брошенной палочкой. Движухи захотелось идиоту.

Однако любопытно, что за помощник должен явиться по вызову Гройса…

Никита представил бледного парня в черном спортивном костюме с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо. И тут в дверь постучали, выбив сложную дробь.

– Он в соседнем подъезде, что ли, живет? – изумился Никита, поднимаясь.

– Так пробки рассосались, всю Москву за полчаса можно проехать…

Старик отпер дверь, и в комнату вошел человек.

«Ни фига себе», – мысленно сказал Маевский.

Перед ним был холеный мужчина лет пятидесяти, полноватый, с той благожелательностью на лице, которая дается свыше только после десятилетий спокойной сытой жизни, лишенной тревог. В Амстердаме Никита встречал такие физиономии, да и те по большей части были укуренные. В России – никогда.

Одет мужчина был примечательно. Синие джинсы с потертостями, канареечная футболка, а поверх футболки – кофта толстой вязки из квадратов синего и зеленого оттенков. Причем с первого взгляда становилось ясно, что вязала эту кофту не бабушка, а если и бабушка, то подрабатывающая в свободное от огорода время на Диора. Яркостью облачения гость мог соперничать с попугаем Прохором. Шею украшал рыжий шейный платок с бегущими лошадьми.

В Никитином детстве такого хлыща отдубасили бы всем двором. Здесь же гость огляделся, явно чувствуя себя вольготно, и сказал хорошо поставленным голосом:

– Приветствую, Михаил Степанович. Чудный вечер, счастлив вас видеть.

– Толенька, голубчик! Рад, очень рад!

Они обнялись. Маевскому Толенька отвесил изящный полупоклон и больше не обращал на него внимания.

– Я так понимаю, только вход?.. – спросил он, усаживаясь за компьютер.

– Не исключено, что внутри тоже придется повозиться, – ответил Гройс. – Мы пока не знаем, что ищем.

– Я вас услышал.

Щегол присоединил к компьютеру какую-то коробочку и включил его. Гройс опустился на стул рядом с Никитой.

– Как думаете, до утра справится? – тихо спросил Маевский, взглянув на часы.

– Прошу, Михаил Степанович, – сказал Щегол. – Давайте посмотрим, есть ли здесь что-то полезное для вас.

Никита тоже подошел, хоть его и не звали. Щегол уже щелкал мышью по желтым папкам.

– Договор заключен двадцатого апреля, – подал голос старик. – Фамилия – Селиванов. Подожди, так вот же он, последний!

В папке хранились фотографии и отчеты.

– Толя, я не советую тебе на это смотреть, – вдруг сказал Гройс.

Щегол немедленно поднялся, прижал ладонь к сердцу:

– Тогда до встречи, Михаил Степанович. Если понадоблюсь, звоните.

И исчез.

Весь его визит занял семь с половиной минут.

– Что за тип такой удивительный? – не выдержал Никита.

Старик поднял на него недоуменный взгляд:

– Что за тип? Ты о ком?

Маевский молча кивнул, принимая к сведению: не было здесь никакого типа.

– Давай поглядим, что ты, милый, нашел для Пети, – пробормотал Гройс, выводя снимки один за другим на экран.

Из договора и двух приложений стало ясно: Желтухин должен был проследить за неким Александром Пономаревым. Что частный детектив добросовестно и проделывал в течение трех недель. Отчеты о слежке отправлялись к Селиванову каждые три дня.

Объем работы, проделанный Желтухиным, был огромен. Он следовал за Пономаревым неотступно, фотографируя всех, с кем тот встречался. Ему удалось одну из встреч даже записать, пусть только в обрывках разговора.

– Вот куда ушли деньги на Митин отпуск, – пробормотал Гройс. – Ты посмотри, сколько он всего провернул.

Лица, лица, лица… В фотоотчетах было не меньше сорока человек. Имена не подписаны. То ли Селиванов не видел в этом необходимости, то ли Желтухин не успел выполнить часть его поручения.

Пономарев, объект слежки, оказался неприметным мужчиной лет тридцати. Узкое лицо, бородка, одежда неброская: рубашки в мелкую клеточку, джинсы, кроссовки…

Один из снимков Гройс вывел крупно на экран. Пономарев невидяще смотрел в кадр.

У Никиты возникло ощущение, будто он проглотил кубик льда.

– Это он, Михаил Степанович… – Голос предательски дрогнул.

– Кто?

– Курьер. Тот, который убил Желтухина. Я его не сразу узнал, он везде разный.

– Господь всемогущий! – ахнул Гройс. – Никитушка, ты уверен?

Маевский кивнул.

– Соседка Селиванова описала человека, который был до меня в его комнате. Это Пономарев. Она сказала: «Интеллигентный такой, на Чехова похож».

– Ни интеллигентности, ни сходства не наблюдаю, – возразил Гройс.

– И всё же приметы совпадают. Рост, возраст, бородка. Сейчас, когда вы фото приблизили, я глаза узнал. Он, конечно, был в бороде до ушей, но я уверен, это он.

– Вот так номер, – медленно проговорил Гройс. – И на какой же ниве трудится этот занятный субъект? – Он порылся в записях Желтухина. – Ага, вот, нашел… Креативный продюсер телекомпании «Гроза». Ладно, Никита, с этим мы разберемся позже. А сейчас, я полагаю, нам пора.

Порывшись в ящиках, старик отыскал флешку и скопировал содержимое папки. Затем вытащил прозрачный пузырек с распылителем и тщательно обрызгал всё, от компьютерной мыши до стаканов. Спинку стула, за которую брался Маевский, тоже обработал, – а Никита о ней и думать забыл. Выключил системный блок и огляделся:

– Всё, уходим. Только выгляни в окно, не болтается ли кто поблизости.

В соседнем квартале поймали такси.

– Сегодня у меня переночуешь, – распорядился старик. – Надо понять, с чем мы имеем дело.

Войдя в комнату, Никита рухнул на топчан и мгновенно уснул, даже не раздеваясь.

Проснулся он от клекота попугая. Комнату заливало солнце. В его сонном мозгу возникло видение: Прохор, растопырив крылья, пытается защищать старика от кинжала наемного убийцы. Кинжал, господи, бред какой… Однако Маевского вынесло из комнаты, и только увидев Гройса перед зеркалом в ванной комнате, он пришел в себя.

Старикан в длинном, до пят, темно-синем халате расчесывал седую шевелюру. По краю ванны топтался Прохор. Лапа у него то и дело соскальзывала, и тогда Прохор взмахивал крыльями и отчаянно бранился.

Закончив, Гройс продул расческу и обернулся к Маевскому.

– Вы что, не ложились? – ужаснулся Никита.

– Мог бы проявить и больше деликатности. Сказать, что я прекрасно выгляжу, пожелать мне доброго утра… Впрочем, переживу. Я кое-что обнаружил в ходе своих ночных изысканий.

Не дожидаясь ответа, Гройс пошел в гостиную. Маевский, потирая глаза, потащился за ним.

Стол был завален распечатанными фотографиями из папки Желтухина.

– Я вчера не успел с тобой поделиться, – начал Гройс, опускаясь в кресло. – Помнишь таролога Марианну? Ее настоящее имя – Ольга Воденникова. Она была убита одиннадцатого мая, вечером. Зарезана, если это имеет значение.

– Одиннадцатого? Накануне самоубийства Селиванова?

Старик кивнул.

– Кроме нее, в тот же день были убиты известный экстрасенс и гадалка – имя ее ты вряд ли когда-либо слышал. Одна зарезана, второй застрелен.

– Из наградного «Бердыша»? – вырвалось у Маевского.

Гройс внимательно посмотрел на него.

– У меня нет таких сведений. Однако ход твоих мыслей мне понятен, особенно с учетом того, что Селиванов нанял частного детектива, как я выяснил, изначально для слежки за Ольгой Воденниковой.

Он выложил перед Никитой фото миловидной светловолосой женщины. Маевский не дал бы ей и сорока. Худощавая, мелкая, как воробушек. Волосы убраны в хвост, лицо без косметики; джинсы, короткий свитерок…

Прохор с шумом опустился на стол и пытался сцапать фотографию, но Гройс махнул на него газетой.

– Пр-р-ропади пр-р-ропадом! – обругал его попугай и перелетел на искусственное дерево в углу.

– Я уже списался с хозяйкой дома. Левашова подтвердила, что это Марианна. Но обрати внимание, как действовал Желтухин: он проследил за Воденниковой, а затем переключился на Пономарева. Детектив тщательно фиксировал все его встречи, и эти отчеты постоянно отправлялись Селиванову. Кто-нибудь из этих людей тебе знаком?

Маевский перебрал фотографии. Пономарев рядом с полной, просто одетой женщиной. Молодым парнем с нечистым лицом. С мужчиной в длинной кожаной куртке, лет тридцать как вышедшей из моды. Снова женщина, молодая, с тщательно уложенными волосами. Никита просмотрел все снимки и отрицательно покачал головой:

– Нет, никого из них никогда не встречал.

– Я воспользовался самым простым поиском по картинкам. – Гройс повернул к нему монитор. – Взгляни. Это база агентства по подбору персонала «Кратово-лайф». А это один из тех, кого срисовал Желтухин. – Он помахал снимком мужчины в куртке.

Маевский подался к экрану:

– О, водила!

– Именно так. Семенчук Павел Григорьевич. Теперь эта милая дама…

Гройс открыл следующую вкладку, и Никита увидел полную женщину. Подпись гласила: «Белякова Надежда Викторовна, горничная». На сайте агентства она была сфотографирована в макияже и с укладкой, а на фото частного детектива – в какой-то куцей курточке, Никита даже не сразу понял, что это один и тот же человек.

– Не стану утомлять тебя дальнейшей демонстрацией, – сказал Гройс. – В папке Егора Романовича тридцать семь человек, с которыми за три недели встречался этот самый Пономарев. Из них восемнадцать я нашел в базах люксовых агентств по подбору персонала. Повара, водители, горничные, садовники, личные массажисты, кухарки и даже дворецкий.

– Как Селиванов?

– Да. Кроме них, я обнаружил четверых тарологов и одного психолога из частного медицинского центра. Фотографии на их сайте сто лет не обновлялись. Полагаю, род деятельности психолога изменился, и он занимается теми же эзотерическими практиками, что и наша лже-Марианна. Итак, разнообразные мелкие мошенники и обслуживающий персонал при состоятельных согражданах – вот контингент, который интересовал Пономарева. Встречи длились в среднем не больше пятнадцати-двадцати минут. Короткий разговор, часто – на улице, даже не в кафе, и они расходились. На что это похоже, по-твоему?

– На обмен информацией, – пробормотал Маевский. У него начала болеть голова.

– И не только. Обрати внимание…

Гройс вывел на экран фото, сделанное Желтухиным. Пономарев протягивал Беляковой конверт.

– Обмен информацией и денежными средствами, – дополнил Маевский.

– Если, конечно, в конверте деньги, а не споры сибирской язвы. Забыл сказать: среди фигурантов расследования есть занятная дама. Вот она, голубушка.

Гройс, как игральную карту, выложил перед Никитой фотоснимок.

Женщина лет пятидесяти, плечистая, с угрюмым невыразительным лицом. Редкие короткие волосы. Обвисшая кофта на пуговицах, разношенные кеды, нелепая джинсовая юбка на комковатых бедрах…

– Какая-то тетка с рынка, – пробормотал Никита.