– Верно. Вышвырнули тут же. А вещи потом прислали, в мусорных пакетах. Повар, который руки после туалета не моет, – это свинья. Я надеюсь, ты чистоплотная девочка. – Она оглядела Айнур. – Я бы посоветовала тебе надеть рабочий комплект. Он в твоей комнате. Если ты здесь приживешься, Анастасия Геннадьевна может сделать послабление и разрешить носить свое.

Айнур догадалась, что на Валентине как раз и есть рабочий комплект. Он превращал ее в невидимку.

Это правильно, подумала она. Горничные и должны быть невидимыми. Как будто чистота появляется по мановению волшебной палочки.

Напоследок Валентина предупредила, чтобы Айнур была осторожна со статуэтками и вазами.

– Вокруг тебя вещи, которые стоят просто дорого и очень дорого, – сказала она. – На глаз ты их цену не определишь. Поэтому если Ирина отправит тебя, например, в гостиную, будь очень аккуратна. Понимаешь?

– Я буду очень стараться, – в третий раз заверила Айнур.

Для начала она повторила про себя полные имена. Чтобы, не дай бог, не оговориться.

Ирина Сергеевна Мукосеева. Просеют муку через сито, испекут пирог, и будет он румяный и пышный, как старшая горничная.

Валентина Тимуровна Романенко. Девушки о своих романах гадают на ромашках. Лепестки такие же смятые, как Валентина.

Николай Степанович Ким. Ким – он и есть Ким, тут и запоминать нечего.

Охранников, которых было двое, звали Бурдонов и Кривец. Они и выглядели соответствующе. Имен им, кажется, вовсе не полагалось. Почему-то именно сегодня они дежурили вдвоем, хотя обычно, как сказала Валя, в будке сидит кто-то один.

Перед входом в дом Айнур проверили ручным металлодетектором. Пока все выглядело традиционно. Пронести с собой телефон или камеру – смерти подобно. Убить не убьют, Александр Иванович Левашов – приличный человек, а не бандит, у него то ли пять, то ли шесть санаториев в Подмосковье и где-то на море… Но в одном из мест, где ей довелось работать, девчонке-уборщице сломали обе руки. Правда, та хозяйские шмотки мерила, включая нижнее белье, и селфи делала. Кривлялась перед зеркалом в пеньюаре, а фотки сразу выкладывала в соцсети. Ну и докривлялась: прослушала шаги охраны.

Оказывается, Гройс договорился, что каждый день ее будут оставлять в комнате самоубийцы одну. Узнав об этом, Айнур в очередной раз благословила старика и произнесла короткую молитву во здравие Михаила Степановича. Целый час – одна, в пустой маленькой келье!

Здесь было тихо. Вещи не голосили, не кидались в глаза. Правда, полка заставлена книгами, но корешки батлер обклеил желтоватой бумагой. Айнур восхитилась этой его идеей. Глупо, что он покончил с собой. Человек, догадавшийся сделать так, чтобы много разных книг пели одну ноту, заслуживал достойной смерти.

* * *

Ирина Мукосеева прошлась по комнатам, обдумывая, что лучше использовать.

Накануне хозяйка вдруг сказала небрежно, как бы между делом:

– Кстати, я тебе в помощницы взяла новую девочку. Завтра придет. – И рассмеялась, увидев ее лицо. – Ирочка, не ревнуй! Она не настоящая горничная. Ну то есть как… Настоящая, но это для прикрытия.

И рассказала, зачем на самом деле понадобилась «новая девочка».

Ирина ахала и повторяла: «Как вы это только придумали, Анастасия Геннадьевна, вы невероятная, защищаете своих близких, как медведица…» А про себя думала: это ж какие завихрения надо иметь в мозгу, чтобы так бояться покойника. Ее дядька повесился в сарае – и что с того? Лопаты теперь там не хранить?

Девка ей с первого взгляда не понравилась. Сначала Мукосеева уговаривала себя, что пару недель потерпеть – и всё. Но затем увидела, как та работает.

Ирина иногда позволяла себе халтурить. Не в кабинете хозяина, боже упаси, он мужчина придирчивый и строгий. Но хозяйка к чистоте не слишком внимательна. Пылинку на полу не разглядит, а если и разглядит, скандала из-за этого не устроит. По крайней мере, своей милой Ирочке.

Касимова вычистила ванную комнату и туалет за рекордно короткое время: даже вдвоем с Валей они возились бы дольше. Сразу перешла к столовой. Самое грязное место в доме, грязнее любой уборной, – кухня. Столовая – получше, но там и работа ответственнее. Айнур пробыла в столовой ровно час, ни минутой больше.

Мукосеева зашла и обомлела.

Оформитель намешал в интерьере дерево, металл и хрусталь. «Футуристический дизайн органично сочетается с памятью рода!» Под футуристическим дизайном подразумевалась раритетная духовка, которой пользовались очень редко: зачем, когда в кухне есть современный духовой шкаф.

От памяти рода Левашова пришла в восторг. Хрусталь у нее был не покупной, а унаследованный: натурально из бабушкиного серванта. Но все эти рюмки, вазы, штофы, фужеры, графины, икорницы, конфетницы и салатники в форме ладьи расставлены были на открытых поверхностях. «В них станут преломляться солнечные лучи и отзываться в душе самыми теплыми детскими воспоминаниями», – поэтично сказал оформитель.

Чтоб у тебя самого что-нибудь переломилось.

Дорогие фарфоровые сервизы хранились в застекленных шкафах-витринах. А вот хрусталь красовался на деревянных полках сложной формы. Красиво, что и говорить. Но протирать всю эту красоту… Мукосеева при любой возможности старалась перевалить уборку столовой на Валентину. Та старалась. Но даже при ее добросовестности вся эта узорчатая память рода блистала и сверкала только несколько дней после чистки.

Когда Айнур сказала, что закончила, Ирина мысленно усмехнулась. Ага, конечно. С хрусталем возни минут на сорок. Много ль ты намыла за оставшиеся двадцать, корова узбекская?

Она вошла в столовую и ахнула.

В помещении можно было оперировать.

Духовка выглядела так, словно ее утром доставили от производителя и только что сняли защитную пленку. Затирка между плитками из желтоватой стала белой. Эта картина неожиданно вызвала в памяти неуместное да и неприятное воспоминание о бабке Мукосеевой, когда та, маразматичка старая, вдруг решила шикануть и на все скопленные за жизнь средства вместо старых зубов вставила искусственные, белоснежные. Ирина рассчитывала, что деньги отойдут ей, когда старуха отдаст богу душу. И с тех пор каждый раз на семейных встречах смотрела с ненавистью в бабкин рот, в котором бессмысленно упокоилось полмашины.

Хрусталь дробил солнечные лучи и рассылал прозрачное золото на потолок и стены. Мукосеева была поражена не меньше Золушкиной мачехи, вернувшейся с бала и обнаружившей, что огромная неподъемная работа каким-то образом оказалась выполнена, и выполнена безупречно.

– Ах ты ду-у-ура, – с фальшивым сочувствием сказала она, качая головой. – Что ж ты наделала! Ты ж столовую убила, кретинка.

Однако кретинка тихим своим голоском разъяснила, что использовала только разрешенные средства. А хрусталь и вовсе отмывала по собственной методе, которой ее еще бабушка научила.

«Где тебя научили, коза непромытая? В ауле, что ли?» – чуть не заорала Мукосеева. Но вошла Валентина, восхитилась, и пришлось хвалить козу вместе с ней.

Ох, как нехорошо.

Мукосеева любила выражение «всеми фибрами души». Услышала она его от покойного Селиванова. Батлер употреблял фибры в ироническом смысле, но она вполне всерьез прочувствовала, что эти фибры у нее тоже имеются, тонкие, серебряные, как струны. Всеми фибрами Ирина чувствовала, что от девки нужно избавиться. Левашова, допустим, не заметит разницы между вчерашней уборкой и сегодняшней. А вот Александр Иванович, в отличие от жены, человек экономный. Обычно ведь как: кто умеет зарабатывать, тот умеет и считать. При скорости и качестве работы новой горничной хозяин быстро сообразит, что проще оставить одну козу, чем их обеих.

Масла в огонь подлила Валентина, шепнув Ирине на ухо: «Где, интересно, такое сокровище отыскалось?»

В мешок бы это сокровище да в омут. Не дай бог, она еще и массажи научится делать. У этих восточных девок руки мягкие, умелые. Тихой сапой вотрется в доверие к хозяйке, вытеснит Ирочку из сердца Анастасии Геннадьевны. Явно ведь этого и добивается.

К хозяйке Ирина испытывала временами почти материнскую жалость. Левашова представлялась ей чем-то вроде безупречной серебристой капсулы, заброшенной в наш грязный мир из будущего. Но при попытке заглянуть в эту капсулу внутри почему-то обнаруживалось не послание потомков, не загадочный механизм, не вечное сияние чистого разума, а суета и бессмысленное мельтешение мотыльков вокруг замызганной лампы. Бяк, бяк! Мукосеева, не разбиравшаяся в живописи и в своих художественных предпочтениях застрявшая где-то среди медведей в сосновом бору, ясно понимала, что картины ее хозяйки – мазня, и Анастасия Геннадьевна художницей только притворяется. «Ну, зато прикидывается отлично, лучше, чем рисует, – с гордостью за Левашову думала Ирина. – Хоть в чем-то у нее талант».

Однако потакать затее собрать негативную энергию она не будет. Надо эту дурь выбить из хозяйки. И сделать это прежде, чем чернявая коза обживется. Чем дольше она здесь, тем сильнее Анастасия Геннадьевна будет съезжать с катушек.

Таким образом, не зная слова «триггер», Мукосеева довольно точно определила, в чем он состоит, и наметила план излечения.

«Ну и дрянь, – думала она, рассматривая узкую спину новой горничной и черную косу, скрученную под затылком в змеиное кольцо. – Как таких земля носит».

Восточные бабы – коварные. Значит, и ей надо действовать хитростью.

Останется или нет новая горничная в доме, зависело от хозяина. Последнее слово всегда за ним.

Как только Ирина это сообразила, план сложился сам собой.

Дождавшись, когда Валентина уйдет к себе, она отыскала Айнур. Та чистила полы в кладовой за кухней.

– Молодец, – одобрительно сказала Ирина. – Не ожидала! Смело можно ставить тебя на ответственные задания. Пойдем наверх.

Они поднялись по лестнице, и Мукосеева отперла дверь в кабинет.

– Это как бы считается зона Александра Ивановича, – объяснила она. – Здесь уборку делает Валя, но ты можешь ей помочь. Согласна?

– Конечно, – кивнула Касимова.

Ирина толкнула вторую дверь, и они оказались перед огромным, в полкомнаты, столом, заставленным солдатиками.

– Ой, диорама, – удивленно сказала девка.

Ты смотри, какие слова знает.

– Вообще-то это варгейм, но не важно. Видишь, какое пыльное всё? – Мукосеева обвела стол рукой. – Всё сними, протри аккуратно, ну и верни по возможности как было. Управиться надо быстро, минут сорок у тебя, не больше.

– А что это? – Девка заинтересованно склонилась над зеленовато-желтым полем, по которому были расставлены воины с длинными копьями и щитами.

– Битва при Каннах. Ты историю в школе учила или как?

– Плохо учила, – честно призналась коза. – А это всё Александр Иванович своими руками делал? И лошадей?

– Не твоего ума дело. Всё, приступай. Время пошло.

Ирина бросила прощальный взгляд на поле, где сошлись две армии.

В коллекции Левашова насчитывалось триста фигурок великолепной детализации. Из них на поле боя было выведено и расставлено около двухсот. Левашов отыгрывал середину сражения. Римляне уже вклинились в войско карфагенян, а карфагенская кавалерия сражалась с римской на обоих флангах.

Всем в доме было известно, как трепетно Левашов относится к своей экспозиции.

«Я ее привела, сказала: “Сделай уборку в кабинете, больше ничего не трогай”, – мысленно репетировала Ирина. – Господи, кто ж мог знать, что она к столу полезет!»

Не было ни единого шанса, что Левашов станет терпеть в своем доме человека, помешавшего своевременной победе Ганнибала.

Когда старшая горничная закрывала за собой дверь, чернявая балда бестрепетно снимала солдатиков с поля. С тех выверенных до миллиметра мест, на которые Александр Иванович передвигал их шаг за шагом.