Кража и убийство плохо на него подействовали. В голову лезли неприятные мысли. Если он не сможет выпутаться и сохранить фирму, главным выгодоприобретателем окажется Ковалев. Остальные конкуренты Виктору Владимировичу не опасны.

Мысль была нехорошая, Павел постарался ее отогнать.

Не такого масштаба у них бизнес, чтобы прибегать к криминальным схемам. И люди им занимаются не те, которые на это способны.

За окном завыл ветер. Редкие снежинки за стеклом полетели почти горизонтально.

Ветер обещали сильный, Мила утром боялась замерзнуть на репетиции. Павел советовал ей одеться потеплее.

Ему нужно думать о работе, если он хочет выправить ситуацию, а он продолжал покачиваться в кресле и смотреть в окно.

Работать мешали не только мысли о преступлениях. Ему глупо и необъяснимо хотелось услышать Кирин голос.

Еще хотелось разглядеть Киру. Она изменилась, она смотрела на него спокойно и равнодушно, как никогда не смотрела прежде, и казалась совсем незнакомой. Новая Кира была чужой, но он почему-то все время о ней думал.

Павел еще качнулся в кресле и заставил себя снова заняться почтой. Раскрывать преступления – дело полиции. А все, что связано с Кирой, осталось в далеком прошлом.

* * *

На Ангелину Герман опять наткнулся, выходя вечером из лифта.

Утром женщина была бледная, бледнее своей шапки, сейчас щеки у нее горели яркими пятнами. Похоже, от общения со старушкой-соседкой ей самой требовалось измерить давление.

– Как она? – Герман кивнул на дверь Любови Ивановны.

Ангелина покосилась на дверь, из которой только что вышла.

– Врача вызывали. Врач лекарства выписал, я купила. Сказал, что ничего страшного.

Это и Герман утром сказал соседке.

– Ей бы социального работника оформить, – посоветовал он. – Вы ей родственница?

– Родственница. – Ангелина почему-то подумала, перед тем как ответить.

– Похлопочите насчет социального. Одной ей действительно тяжело обходиться. Пусть хоть продукты кто-нибудь приносит, пока новых жильцов не пустила.

Насколько он знал свою соседку, стесняться она не станет. Либо загрузит своими проблемами унылую сердобольную Лену с шестого этажа, либо, не дай бог, Киру. Отказать старушке жена не сможет, а представить Киру в виде домработницы у соседки Герман мог только в страшном сне.

– Да не хочет она! – зло фыркнула Ангелина. – Она чужих не любит. Она и своих-то не любит. Звонит, только когда ей что-нибудь надо.

– Это она просила вас привезти продукты? – зачем-то уточнил Герман.

– Прямо не сказала. – Ангелина поморщилась. – Жаловалась, что одна совсем и из-за Глеба сильно переживает. Ясно, что я ей сразу все привезла. Как будто мне легко через всю Москву тащиться! А она спасибо не сказала!

Свет в подъезде был неяркий, но даже в неярком свете можно было заметить, что женщина за день устала, на лице заметно проступали морщины.

– Продукты она может с доставкой заказывать. Когда ей что-то надо, она все может!

– За доставку нужно платить. Для пенсионерки это может быть дорого.

Если бы не отец Глеба, которому Герман сильно сочувствовал, ему бы в голову не пришло обсуждать соседку с полузнакомой теткой.

Отца было жалко, хотелось хоть чем-то ему помочь. Едва ли помочь мог разговор с Ангелиной, но отмахиваться от женщины Герман не стал.

– Дорого! – скривилась Ангелина, покосилась на Любовину дверь и заговорила тише, почти шепотом: – Она квартиру сдает и комнату! С деньгами у нее проблем нет!

Это было что-то новенькое. На зажиточную рантье Любовь Ивановна совсем не походила. Даже лекарства старалась покупать более дешевые, хотя Герман предупреждал, что экономить на лекарствах – последнее дело.

– Сдает квартиру? – удивился Герман.

– Ну конечно! – Женщина сердито сжала губы. – Любе нравится бедненькой притворяться.

– Как вам кажется, она сильно переживает из-за Глеба? – зачем-то спросил Герман.

Лифт поехал вниз. Ангелина на лифтовые двери покосилась, но кнопку вызова не нажала.

– Переживает! – подтвердила женщина. – Бедный парень! Как он только ее выдерживал! Но Люба к нему хорошо относилась, это правда. Если она кого-то и любила, то только его.

Лифт вернулся, открыл двери. Кира, выйдя из лифта, с любопытством на них посмотрела.

– Это Ангелина, – проворчал Герман.

В присутствии жены он всегда начинал ворчать.

– Родственница нашей Любови.

– Очень приятно, – вежливо улыбнулась Кира. – Меня зовут Кира.

– Здрассте! – Ангелина успела придержать закрывающиеся двери. – Поеду я. До свидания.

Кира сунула руку Герману под локоть, прижалась щекой к куртке.

Он погладил ей волосы, теплую шею под капюшоном. Заглянул в глаза.

Глаза у Киры ласково светились. Они всегда светились, когда она на него смотрела.

То есть не всегда, конечно. Они начали светиться где-то через полгода после их знакомства.

До этого глаза у нее были мертвые. Она тогда сильно переживала развод с мужем.

При мысли о том, что ее муж тоже связан со смертью молодого соседа и может как-то появиться в их жизни, Герману стало тоскливо.

Кира потянулась, потерлась щекой о его подбородок.

– Пойдем домой, – проворчал он. – Стоим здесь, как бомжи…

* * *

У турникетов прохаживался знакомый охранник. Хотелось поинтересоваться, беседовала ли со службой охраны полиция, но рядом с охранником стояла девушка из бюро пропусков, что-то весело щебетала охраннику.

Павел кивнул парочке – попрощался. Девушка и охранник вежливо ответили.

Павел приложил пропуск к валидатору.

– Ничего ты, Николай, не понимаешь! – засмеялась за его спиной девушка.

Павел прошел через раздвижные двери, закурил. Хорошо, что он теперь хотя бы знает, как мужика зовут.

Порыв ветра пронесся вдоль фасада здания. Павел отошел в сторону, почти вплотную прижался к стене. Мог и не отходить, от ветра это не спасало.

Ветер кружил редкий падающий снег, снежинки сверкали под фонарями разноцветными искорками.

Из дверей вышла Настя. Не замечая его, придержала рукой капюшон серой короткой шубки, побежала к офисной стоянке.

Пальцы на ветру замерзли. Павел бросил сигарету в урну, двинулся вслед за коллегой.

Настя проехала перед его носом. Красный «Фольксваген» остановился перед шлагбаумом, свернул направо.

Павел подошел к машине, достал ключи, помедлил и снова сунул их в карман.

Пока опять шел к зданию, ветер дул в лицо, обжигал щеки.

Девушки рядом с охранником уже не было.

– Камера около стоянки к вашим компам подключена? – вздохнул Павел.

– Подключена. – Николай понимающе кивнул. – Посмотрим тот вечер?

– Если можно.

– Попробуем.

Охранник склонился к дисплею, Павел смотрел ему через плечо.

Через полминуты после того, как младший Проскурин покинул офис, с офисной стоянки уехала Настя. Спутать номер машины Павел не мог, он только что его видел.

Следующая машина уехала только минут через десять.

Если верить охраннику, Глеба на улице в этот момент уже не было.

– Ничего нового по поводу парнишки нет?

– Нет, – покачал головой Павел. – Менты с вами побеседовали?

– Данные с внутренних камер взяли. Но это вчера было, а вчера я не работал. – Николай на секунду замялся. – Думаете, смерть парнишки как-то связана с вашей фирмой?

– Не знаю, что и думать, – вздохнул Павел. – Дикость какая-то!

– Любое убийство – дикость.

– Да уж. Можно мне переписать видео с камер? Хочется спокойно их рассмотреть. Если это в нарушение инструкций, я начальству запрос сделаю.

– Это в нарушение инструкций, но я готов их нарушить, – усмехнулся Николай.

– Спасибо.

Через десять минут Павел опять вышел под ледяной ветер.

Машин на стоянке было уже немного.

Он сел за руль, миновал шлагбаум.

Убийца должен был побеспокоиться об алиби, едва ли поехал бы следом за жертвой. Не только Павел догадался посмотреть записи с камер, менты наверняка тоже не обошли стоянку вниманием.

Пожалуй, то, что девушка уехала вслед за Глебом, говорило в ее пользу.

Черт… С ума он, что ли, сходит, если даже безобидную Настю начинает примерять к преступлениям, о которых раньше разве что в книжках читал.

Сзади запиликала «скорая», Павел втиснулся в правый ряд. «Скорая», сияя синими огнями, пронеслась мимо.

Кира терпеть не могла зиму. Павел ее не понимал, он тогда по выходным ходил на лыжах, пил в заснеженном лесу горячий кофе из термоса под пушистыми соснами. Однажды издали увидел лису. Хотел сфотографировать, но не успел, лиса скрылась за покрытыми снегом ветками.

Что-то хорошее всплывало в памяти от воспоминания о той картине зимнего леса. Что-то такое, чего он навсегда лишился. Тогда он знал, что дома его ждет Кира, а впереди целая жизнь, и все в этой жизни зависит от него.

Он него все и зависело. Он влюбился в Милу и больше никогда не ходил на лыжах.

У него давно не было ни лыж, ни палок, ни ботинок.

Павел въехал во двор, дождался, когда паркующаяся впереди соседка пристроит свою машину. То ли соседка была новая, то ли машина появилась у нее недавно, раньше проблем с парковкой соседи ему не доставляли. Соседка крутилась на небольшом пятачке минут пять. Выключила мотор, когда Павел собрался выйти из машины и предложить помощь.

Мила опять слушала музыку, сидя на ковре. Увидев его, засмеялась, протянула руку к лежащему рядом с ней планшету, выключила запись.

– Как дела? – ласково спросила она.

Сложенные то ли в позе лотоса, то ли в какой-то похожей позе ноги с высоты его роста казались слишком полными, некрасивыми.

Раньше он недостатков у Милы не замечал.

– Нормально. – Он снял куртку, переобулся.

– Насчет денег ничего новенького? – Жена подошла неслышно, голос прозвучал прямо за спиной.

– Новенького не будет. Я же тебе говорил!

– Ну и ладно! Не злись! – Она состроила укоризненную гримаску. – Я же хочу тебе помочь!

– Ты мне поможешь, если не будешь приставать.

Он был неправ, она не слишком к нему приставала.

Павел прошел в спальню, переоделся в домашний костюм.

– Ты меня разлюбил? – вздохнула Мила, наблюдая за ним от двери.

– Мил, я устал и замерз, – поморщился Павел. – Ну что ты ерунду говоришь!

– Значит, все в порядке! – улыбнулась она. – Не злись! Просто мне иногда кажется, что я тебе совсем не нужна! Мне от этого страшно, Павел.

– Я же тебе сказал, у меня неприятности.

– Неприятности у всех бывают! Павел, мне кажется, ты изменился, и мне от этого страшно! Ты встретился со своей Кирой и изменился?

– Ну не болтай ты ерунду!

Она переступила ногами и всхлипнула. Глаза у нее были сильно накрашены, так она красилась, выходя на сцену.

От неуместного дома сценического макияжа жена внезапно показалась чужой незнакомой бабой, непонятно как очутившейся в его спальне.

– Мила, умойся! – попросил он.

Он понимал, что этого говорить не стоит, но не удержался.

– Что? – отшатнулась она.

– Умойся! Мне кажется, что я тебя не узнаю.

– Ты меня специально оскорбляешь? – Жена смотрела на него непонимающе. – Хочешь, чтобы я сама от тебя ушла, как та твоя стерва, да?

Это была новая Мила. Никогда раньше она не называла Киру стервой. Она вообще редко употребляла резкие слова и каждый раз словно бы не всерьез. Она морщилась, когда резкие слова употребляли другие.

Это была новая незнакомая Мила, но Павел почему-то такой перемене не удивился.

– Я не хотел тебя обидеть!

Это не Мила стала новой. Это с ним что-то произошло.

Заболела голова. Павел сел на кровать, обхватил голову руками.

– Нет, ты хотел меня обидеть! – она горестно зашептала. – Ты специально меня провоцируешь! Только не надейся, я не уйду! Это Кира твоя безвинную страдалицу до сих пор изображает!

– Мила, прекрати! Пожалуйста! – процедил Павел. – Прекрати, или я сам сейчас уйду!

– Ты мне угрожаешь?! – Она посмотрела на Павла с ужасом.