– С Валерой я давно общаюсь, можно сказать, мы соседи-друзья. Живем в одном доме уже сто лет. Он год назад остался без работы, а тут как раз освободилось место. Зарплата хорошая, да и работа не пыльная вовсе. Это со стороны кажется, что может быть напряжно, а так-то большую часть времени сиди себе да бамбук кури, чем, собственно, Валерка регулярно и занимался.

– А что у него со Светланой? Он к ней так кинулся, что…

– А! Так это всему театру известно, – перебил Диму Виталик, – Валера за ней бегает уже год как. Ну, практически, как в театре у нас появился, сразу и запал. Хотя она старше его лет на двенадцать плюс-минус. Да и очевидно, что она вряд ли когда-нибудь до него снизойдет. Я видел пару раз, какие тачки за ней приезжали после спектаклей, у Валеры пуп развяжется даже в аренду такую взять. Вы же сами ее видели, палец в рот не клади. Мы-то с ней не особо связаны по работе, но на репетициях со стороны видно, как она всех гоняет.

Я в очередной раз поразилась ее «всесильности»:

– А почему все ей позволяют так себя вести?

– Ну, я думаю, что кому-то неохота связываться, кому-то пофиг, кто-то, может, побаивается. Потому что реально, чуть что – она сразу к директору бежит, а что уж она ему такое там наговаривает, это хрен знает. Но после ее визитов в его кабинет всем приходится плясать под ее дудку.

– Так, а у вас какие мысли по этому поводу? Почему директор может так поступать?

– Да, может, она его любовница, может, еще что. Он как-то говорил пару раз, что на нее все зрители ходят и она, типа, кассы собирает, ну я не разбираюсь в такой «экономике», вероятно, так и есть. Но я бы поспорил, хоть я и не театральный критик!

– Но вы не можете стопроцентно утверждать, что Светлана состоит в каких-то отношениях с директором?

– Не! Это все сплетни и домыслы. А как вы, наверное, уже заметили, все это одна большая клоака. Я имею в виду актеров и режиссеров. Кто будет ставить, кто играть главную роль, кому больше хлопают, у кого гонорар больше, и все такое…

– Ладно, – мне хотелось побольше узнать про Валеру-Ромео, – так что там с Валерой и откуда это известно всем в театре?

Виталик практически расхохотался:

– Так он как пришел, ее увидел, так и заорал: «Будьте моей!» Он же такой, веселый тип, сами видели. Прикалывается постоянно, ну и ему вообще ничего не стоит в шутку, а то и не в шутку такие фразочки кидать. Он ей цветы очень часто дарит. Тоже публично. Заказывает чуть ли не по сто роз. Она, кстати, ведет себя как типичная стерва. Цветы-то заберет, но с таким видом, как будто ей все обязаны. И едва ли когда нормально спасибо скажет. Но Валерка неутомимый. Он уже год – то цветы, то шуточки, то в ресторан ее зазывает. Но, наверное, только последнюю неделю как он сдулся. Как отрезало.

– А что так? Год бегал, а тут вдруг «отрезало»?

– Татьяна, Дмитрий, а вы уверены, что вам нужна эта информация? Я тут подумал, что сейчас как бабка у подъезда сплетни развожу про своего друга. Он сотрудник превосходный. Всегда у него все готово, отлажено, никаких жалоб или там косяков. Я уверен, что это точно не его вина. Не мог бы он допустить, чтобы кто-то, а уж тем более его любимая Светочка хотя бы как-то пострадала.

Я тут же успокоила Виталика, что любая информация о взаимоотношениях в труппе нам действительно важна, потому что мы как раз таки и пытаемся сейчас понять, какие могли быть мотивы у тех людей, которых не было в зале во время этого происшествия.

– Ну примерно неделю назад Валера опять подкатил к нашей «приме», – начал Виталик. – Он преподнес ей очередной шикарный букет размером с дом и в сотый раз предложил после репетиции где-нибудь вместе посидеть. А тут как раз директор подошел, что-то он хотел выяснить насчет отпуска или чего-то такого, хотя, впрочем, это и не важно. И Светлана прямо так жестко беднягу Валеру отбрила. Она заявила… Сейчас, я почти дословно запомнил… А! Вот! Типа «Надоел ты мне, сучонок! Найди себе уже какую-нибудь пэтэушницу под стать себе, с ней по фастфудам и таскайся!». Я тогда в проводах в подсобке рылся, так сам охренел.

– От чего?

– От того, как она мерзко это сказала. Мне-то в принципе пофиг на ее капризы, я с ней напрямую не работаю, но даже если отбросить тот факт, что мне даже как-то обидно за друга стало, то чисто по-человечески звучало это отстойно.

– И это слышал директор?

– Ну да, он как раз подошел, когда Валерка цветы вручал. Не знаю, взяла ли она цветы, я не видел, но вот такой диалог у них состоялся.

Дима кивнул, что-то записал себе в блокнот и, переглянувшись со мной, отпустил Виталика восвояси:

– Спасибо, Виталий! Вы нам действительно очень помогли! Если у нас потом появятся еще вопросы, то мы к вам обратимся, а пока у нас все!

Виталик радостно вскочил, нелепо согнулся в забавном полупоклоне и выскочил за дверь.

– Что думаешь? – пока следующий актер не зашел к нам, спросил меня Дима.

– Я думаю, что «сучонок Валера» вполне мог превратиться в озлобленного мстителя. Терпение лопнуло, что-то переклинило – и все. «Не доставайся же ты никому!» Другой вопрос, он так к ней кинулся со слезами на глазах, что если это он перерезал трос, то тогда его впору награждать «Оскаром».

Глава 8

Следующим к нам заглянул Иван Загорский, приятель Валеры и Виталика. Но он практически слово в слово повторил то же самое, что рассказал нам последний. Единственное, поскольку сам он не присутствовал при недавней размолвке, то и информацию передавал со слов своего приятеля. Так что ничего нового мы с Димой не узнали. Иван также был отправлен восвояси.

– Ну, я в данном случае особо и не рассчитывал на что-то интересное. Если они все в одной компании и муссируют одни и те же сплетни и слухи… О-о-о… – Дима уставился на дверь, которая очень аккуратно приоткрылась с тихим скрипом.

– З-з-здравствуйте… – Полный молодой человек, как я сразу поняла, сын Светланы, смущенно топтался у двери.

– Проходите, пожалуйста, садитесь, вот, на диван или в кресло, как вам будет удобнее! – Дима очень тепло улыбнулся, подбадривая нерешительного парня. – Представьтесь, пожалуйста!

– Мирослав… Бронницкий…

– Мирослав, во-первых, мы с Татьяной вам очень сочувствуем по поводу вашей мамы. Надеемся, что она быстро придет в себя и вернется на сцену!

– Не уверен, я звонил в больницу, и мне сказали только, что «жить будет, но все очень и очень серьезно». Так что… – Мирослав замялся, видимо, не зная, что еще добавить.

– Ну, это же все еще не точно! – делано бодро упорствовал Дима. – Итак, очевидно, что вы были в зале и видели, что произошло, поэтому вопросы у нас будут относительно, так сказать, внутренней жизни театра. Скажите, пожалуйста, какие у вас отношения с коллегами?

– У меня? – удивленно переспросил Мирослав. – У меня обычные. Ни с кем не дружу особо, но и так чтобы ссориться – тоже вроде нет. Я представляю, что меня тут не особо любят из-за того, что моя мама как бы оказывает мне протекцию. Но в лицо никто ничего не говорит. Так что я делаю вид, что ничего не происходит, стараюсь не противоречить никому. Если честно, то мне и самому иногда неловко, но с мамой моей очень сложно спорить, так что я вынужден так же, как и другие, просто подчиняться ей. Так гораздо проще и спокойней.

– А кто еще ей подчиняется? – Дима опять участливо наклонился вперед.

– Я, наверное, неправильно выразился. Не прямо так уж, как слуги. Это я ей подчиняюсь, хотя мне уже двадцать два. Другие за спиной могут шептаться, но почему-то всегда выходит так, как нужно ей.

– А вам самому-то нравится играть в театре? – Меня удивила какая-то безысходность, сквозящая в откровениях этого толстоватого и не особо симпатичного парня.

– Как вам сказать. Я не против, но особого восторга не испытываю. Я же сейчас играю Майкла, а это фактически одна из главных ролей. Причем, возможно, вам уже рассказали, что изначально эту роль должен был играть другой актер. Вот тут мама опять и вмешалась…

– А кто должен был играть вместо вас? – Я помнила, что вахтерша мне уже рассказала, что эта роль изначально досталась Павлу, двоюродному брату Алекса, но хотела услышать, как это все расскажет сам «виновник».

– Вместо меня играл Паша. Он сегодня тоже пришел, я так понимаю, потусоваться с Алексом. Они же двоюродные братья. Паша играет в нашем театре. Он пришел чуть позже, после того как сюда устроился Алекс. Говорят, что это он его пристроил, вроде как по блату, потому что актеры не требовались. А даже если и так, то театр только выиграл, потому что у Паши и голос хороший, и играет он тоже суперски.

– Так, погодите, фактически он же ваш конкурент, а вы так благостно о нем отзываетесь!

– Да какой конкурент, Татьяна, – вяло возразил мне Мирослав. – Как только моя мама поняла, что к чему, она тут же побежала уже сами знаете куда, подняла там волну, наговорила невесть чего, и через пару дней меня поставили на роль Майкла, хотя, как я вам уже сказал, мне абсолютно все равно, и за главными ролями я никогда не гнался, учитывая мои довольно-таки скромные способности. Но против мамы не попрешь. Хотя я прекрасно представляю, что подумал Алекс, Павел и остальные члены труппы. Хорошо, что мне они ничего не сказали, потому что, вероятно, понимают, что я тут ни при чем.

– А вы никогда не пробовали отстаивать свое мнение? – Дима тоже сидел пораженный откровенностью Мирослава.

– Пробовал, конечно, но это все было давно и неправда. Я уже вам сказал, что сейчас мне проще делать так, как хочет мама. К тому же сцена – это все-таки приятно, не вагоны же я, в конце концов, разгружаю!

– А у мамы вашей какие отношения с труппой и режиссером? – Когда Дима задал этот вопрос, на него удивленно уставился не только Мирослав, но и я.

– Я же вам только что тут распинался, вы чем слушали? – В голосе Мирослава появились жесткие нотки. Теперь я удивленно уставилась на сына Светланы. До сих пор он казался жалким, забитым тюфяком, а теперь вдруг я поняла, что он запросто может поставить оппонента на место. Отбрил так отбрил.

– Ну да, действительно в общем и целом картина ясна. Спасибо, Мирослав, вы можете быть свободны. Передавайте вашей маме пожелания скорейшего выздоровления!

– Ага, непременно! Вы, похоже, единственный, кто этого ей желает! – Мирослав мрачно усмехнулся и скрылся за дверью.

Мы с Димой переглянулись. И чуть ли не в один голос пришли к выводу, что Мирослав очень и очень неоднозначный персонаж и что, хотя выглядит он не очень, но ума ему не занимать, судя и по речи, и по его суждениям.

– Тань, а ты не думала, что его так достала собственная мамаша, что у него в театре был сообщник. Может, вообще какое-нибудь неизвестное лицо сидело в кулисах и ждало момента, когда можно будет перерезать этот злополучный трос?

– Ну, в таком случае нам точно не распутать это дело, потому что мотив очень неоднозначный…

– Ладно, сейчас опросим остальных, самых сладких тогда оставим напоследок.

Глава 9

Бледная девушка заглянула к нам в гримерку и сама с порога представилась:

– Добрый вечер еще раз, я Елизавета Калинкина. Играю Джейн в этом спектакле. Вот… Не знаю, что еще надо вам сказать или рассказать.

Она так же, как и «Майкл», замялась на пороге, и опять радушный Дима пригласил ее присесть на диван, расслабиться и не нервничать, потому что, по сути дела, она сидела в зале и не относилась к числу «самых сладких», которых Дима решил оставить на потом.

– Расскажите нам про Мирослава, пожалуйста. Вы же с ним больше всех репетируете, поскольку появляетесь вместе в большинстве сцен по сценарию. Кроме вас, в этих сценах есть Светлана, но, во-первых, сейчас нам с ней не побеседовать, во-вторых, она не сможет дать субъективную оценку собственному сыну.

– А я не знаю, что рассказывать, точнее, как рассказывать… Что бы вы хотели о нем услышать?

– Как он себя вел в коллективе, какие у него отношения с коллегами, дружит с кем, с кем не дружит, ну и так далее!