– А давно случился сей исход? – уточнила я и снова глянула в окно.

Рядом с магазином модного платья остановилась пролётка, загородившая ахающих гимназисток. Оттуда ловко выпрыгнула изящного сложения дама в довольно ярком наряде и шляпке с вуалеткой и живо исчезла в дверях, только листок с объявлением чуть шелохнулся.

– Да уж лет двадцать тому, а главное, что дома стоят как новенькие, ни пыли, ни паутины, ни крыс.

– Почему градоначальник не выставит их на торги? – задала я здравый, на мой взгляд, вопрос.

Глядишь, и цены на недвижимость бы снизились, хотя мне это уже не актуально.

– Выставлял, – с тяжким вздохом ответил Павел Николаевич. – Дом купца Бабарыкова видели?

Я покачала головой.

– Ну как же! На углу Соколовой и Подкняжьей, такой, – он сделал волнообразный жест рукой, – необычный. С витражами и лепниной.

Город со всеми его известными домами мне пока изучить не удалось. Знала несколько улиц, включая свою, да и только. В остальном выручали извозчики.

– Наверняка видели, – отмёл мои возражения купец. – Его какой-то заграничный архитектор строил по последним веяниям, но суть не в том. Градоначальник наш уже пару раз пытался продать особняк, но каждый раз с покупателем случалось несчастье.

Тут мой собеседник замолчал и уставился куда-то вдаль с непонятным выражением на лице.

– Не томите, Павел Николаевич, – попросила я. – Проклятье на доме?

– Вроде нет, – вернувшись к разговору, пожал плечами он. – Но слухи пошли.

– Слухи? – удивилась я. – Позвольте, девятнадцатый век на дворе, господину градоначальнику надо было обратиться за консультацией в магический приказ, к кому-нибудь из университетский магов, да хоть к полицейскому некроманту, наконец!

– Ай, будто вы не знаете господина Курсина, – рассердился Павел Николаевич при упоминании того самого полицейского некроманта. – Да вот, кстати, ваш первый покойничек, купец Гордеев, тоже планировал участвовать в торгах. Тоже слухам не верил и точно с магами из университета консультировался.

Первый покойничек. Причина раздора с полицейским управлением и его начальством.

– Насколько мне известно, дело до сих пор не раскрыто, – вздохнула я.

Душу я отпустила сразу же, но ни полицейские, не судебный следователь не поверили, что купец первой гильдии Лука Фомич Гордеев был задушен неизвестным ему лицом. По их мнению, лучшим свидетельством самоубийства был найденный подвешенным на балке в конюшне труп. Вторую странгуляционную борозду разглядел лишь лекарь на вскрытии, а мои слова о полном отсутствии склонности к лишению себя живота у такого явно жизнелюбивого человека (самоубийцы, как правило, не отличались хорошим аппетитом) просто проигнорировали.

– И мне нечего вам возразить, – согласился Протасевич.

А потом я имела неосторожность рассказать о методах ведения полицейского дознания на журфиксе у семейства судебного поверенного Афанасия Канонникова, куда чуть не силой привезла меня тётушка. И откуда мне было знать, что господин Канонников давно воюет с полицмейстером?

Мне с ним делить было нечего, зато господин Рогожин сразу причислил меня к вражьему стану. Только что в спину не плевался, пока не выяснил у дяди, что я в действительности некромант, хоть и женскага полу. Стал вежливо здороваться и даже улыбаться, но глаза у него при этом были, как у цепного пса, следящего за разгуливающим по двору наглым хозяйским котом.

– Мне кажется, убийцу горничной при таком подходе и вовсе искать не станут, – обронила я, допивая последний глоток.

– Зря вы так, Екатерина Аркадьевна, всё же полицейские у нас неплохие, – возразил Протасевич. – Тот же начальник сыскного отдела Фома Самсоныч Дрожкин – не глупый человек, отнюдь не глупый!

– Верю, – кивнула я и поднялась из-за стола.

Фома Самсонович Дрожкин стоял навытяжку перед господином полицмейстером и с тоской вспоминал, как хорошо жилось сыскному отделению в прежние времена. До того, как во Всеволжске изволила появиться злонамеренная мадам Бланшар. И дела делались своим чередом, и преступнички ловились, и Фоме Самсоновичу не приходилось по каждому случаю испытывать начальственный гнев.

– Я вам для чего это говорю? – продолжало разоряться начальство в лице господина надворного советника Рогожина.

Был Рогожин высоким, слегка подобрюзгшим, но всё ещё привлекательным для дам, тщательно следил за внешностью и даже (Фома Самсонович слухам не верил, но подчинённые болтали, будто посещает полицмейстер дамскую цирюльню) руки холил специальной глицериновой эмульсией.

– Не могу знать, ваше высокоблагородие, – отрапортовал Фома Самсоныч.

– А для того, чтобы вы всех под монастырь не подвели, – хрипло выдохнуло начальство. – Не ровён час, прознает кто, что покойник чудиновым домом интересовался, и…

– А он интересовался? – позволил себе уточнить Фома Самсонович.

Про интересы покойного он не был бы против узнать побольше. Карл Генрихович Штельх был найден утром в своём номере гостиницы «Астория» горничной этой самой гостиницы. Номер был чистым, вся одежда постояльца висела в шкафу, из вещей вроде бы тоже ничего не пропало. Во всяком случае, деньги лежали в портмоне, а то на полочке у зеркала. Часы и запонки были оставлены на прикроватной тумбе, документы – в портфеле, педантично разложенные по отделениям. Отчего постоялец умер, ясно не было.

Но повода отказаться от следствия не было тоже. Сам господин губернатор изволили потребовать дело завести. Сперва Фома Самсонович надеялся, что, может, и не криминальная то смерть, но какое-то неприятное чувство мешало отмахнуться от губернаторских претензий. Теперь же, после мотивационного общения с господином полицмейстером, надежды окончательно растаяли, как крем-брюле на летнем солнышке.

– Да я же вам битый час толкую! – взвилось охрипшее было начальство. – Господин Штельх имел намерение купить особняк купца Бабарыкова, с чем напрямую и обратился к господину губернатору! Вы поняли меня, Дрожкин? Если хоть кто-то прознает, я вас в пыль, в порошок сотру!

– Так точно, – почти рассеянно подтвердил Фома Самсонович. – Разрешите исполнять?

– Исполняйте, – устало махнуло рученькой начальство.

Фома Самсонович аккуратно притворил за собой двери кабинета и привычно продолжил костерить клятую мадам Бланшар. Особенно потому, что в свете открывшихся обстоятельств трупу срочно требовался некромантский осмотр на предмет проклятий и всего такого прочего. А Лукич, как назло, снова запил. Некроманты – люди тонкой душевной организации (во всяком случае, так Фома Самсонович считал до знакомства с мадам Бланшар), к ним с пониманием надобно. Но вот сейчас никакого желания понимать душевный раздрай Лукича начальник сыскного отделения не испытывал.

Оное отделение города Всеволжска располагалось на той же улице, что и градоначальственный особняк, где в числе прочих находился и кабинет полицмейстера, потому Фома Самсонович отправился к месту службы пешком.

Миновав перекрёсток, он раскланялся с парой знакомых и привычно нырнул в дверь, у которой, как обычно, дежурил городовой. При виде начальника тот взял под козырёк, и Дрожкин приветливо кивнул.

– А скажи, братец, пристав Тамарцев вернулся?

– Так точно, вернулся, ваше благородие, – гаркнул городовой.

Если и был во Всеволжске человек, более полицмейстера и начальника сыска, вместе взятых, невзлюбивший мадам Бланшар, то звался он Епифаном Тамарцевым. К службе своей пристав относился истово и категорически не терпел баб… дамского вмешательства в ход следствия. Именно он чуть не арестовал некромантку, благо Дрожкин успел отменить несвоевременную инициативу подчинённого. Как знал, что к мадам ещё придётся обратиться.

– Новости есть, Епифан Ермолаич? – с порога приставского кабинета спросил Дрожкин.

– Горничная призналась, что дрыхла ночью, потому ничего не видела, – не поднимая головы от стола, ответил Тамарцев.

Очень любил пристав порядок в документах, оттого стол его вечно был завален бумагами. И писал он весьма быстро, скорописи обучился на специальных курсах, чему Фома Самсонович иногда даже завидовал.

– Тогда слушайте мои новости.

Начальник городского сыска быстро ввёл пристава в курс дела. Ну право слово, неужели господин полицмейстер думал, будто столь важную информацию нужно утаивать от ближайшего сотрудника?

– Это что же получается? – удивился Тамарцев. – Ежли покойный господин Штельх собирался купить чудинов дом, а вместо того помер, дело-то нечисто. Всё ж проклят особняк-то, не зря ведьму Данилиху рядом не раз видывали!

Фома Самсонович поморщился. Данилиха, она же почтенная вдова Елена Ивановна Данилова, была для Тамарцева врагом всей жизни, разногласия с ней длились уж не один год и были на порядок серьёзней, чем с той же некроманткой, но происходили исключительно из суеверий в приставской голове.

– Не о том думаете, Епифан Ермолаевич, – со строгостью во взоре объявил Фома Самсонович, – нам нынче же нужен некромант, а Лукич уж третий день с зелёным змием воюет.

– И где я вам возьму некроманта, ежли вы и сами знакомы со всеми обстоятельствами? – снова опуская голову к бумагам, буркнул Тамарцев. – Может, к мадам Бланшар желаете обратиться?

– Желаю, – не моргнув и глазом, ответил Фома Самсонович. – Поезжайте и привезите госпожу некромантку сюда.

Последовала немая сцена. Тамарцев и рот открывал, и глаза пучил, но от потрясения не смог издать ни звука.

– Заодно извинения даме принесёте, – добил пристава сыскной начальник, – да поскорее, голубчик, одна нога здесь, другая там.

– Да за каким же лешим, Фома Самсонович?! – взвыл наконец Тамарцев. – Я с той дамочки ещё по прошлому делу подозрения не снял, а ну как она и в этом замешана?

– Одумайтесь, Епифан Ермолаич, – Дрожкин с укоризной покачал головой, – какие подозрения, если мадам Бланшар в конце марта даже к границам империи подъехать не успела? Да и на кой ей сдалась Аксинья Савушкина, девица крестьянского сословия и горничная госпожи Андреевой?

– Да кто ж их, благородных дамочек, знает? – пристав вскочил. – Вот разберусь, тогда скажу. Может, она вообще оттуда, из-за границы всё и заорганизовала?

– Бред у вас, Епифан Ермолаич, – постановил Дрожкин. – Приказ мой слышали? Исполняйте.

Он проследил, как подчинённый трепетно убрал бумаги в ящик стола, нацепил шашку и с видом крайнего недовольства начальственным произволом отправился за некроманткой. Пообещав самому себе, что непременно переговорит с Лукичом (а не поможет – потребует прислать в управление нового некроманта), Фома Самсонович зашёл в канцелярию и запросил из архива так и не раскрытое дело об убийстве архитектора Прохорова пятилетней давности. Вот чуялось ему, нехорошее творилось вокруг чудинова дома, и началось оно не вчера и даже не со смертью купца Гордеева.

ГЛАВА 2

– День-то какой, – обводя ладонью круг, включавший и яркое солнце, и голубое небо, и атмосферу в целом, не очень характерную для пусть и ранней, но осени, произнёс Павел Николаевич. – Вы торопитесь или можем прогуляться?

Мы с молодым купцом только что вышли из чайной. Торопиться было некуда. Тётушка звала к обеду, но до того всё моё время свободно. В новом доме хозяйничала экономка Марьяна, и мешать ей было себе дороже. Каждый день она начинала с того, что грозилась нанять мне личную горничную, ведь негоже «такой барыне» вовсе прислуги не иметь, но я пока уверенно отбивалась. Хотя в зиму, наверное, придётся подрядить сторожа или дворника, чтобы снег чистил. Помнится мне, что зимы в империи снежные, хотя… Надо уточнить у тётки, всё же Всеволжск несколько южнее, чем первопрестольная.

– Я бы прогулялась к этому знаменитому дому купца Бабарыкова, если вы, конечно, согласны проводить плохо ориентирующуюся в городе даму.

Протасевич оживился и махнул рукой, мол, сворачиваем влево.