Прошла неделя с того момента, как мы с Джоанной повеселились в ее кабинете, вернее повеселился я, она совсем не выглядела веселой, она разозлилась. И только от одних мыслей о ней в моих тренировочных брюках становилось невыносимо тесно. Поэтому я скинул их с себя, вошел в душевую кабину и включил холодную воду – от жара, кипящего в моем теле, мне казалось, что мозги вот-вот свернутся.

Взгляд невольно скользнул по стенке душевой кабины, в голове возник силуэт обнаженной девушки, упирающейся руками в стекло. Ее волосы рассыпались по спине, намокли и прилипли к коже. Ее задница оттопырена назад, ноги расставлены, а с губ срываются тихие стоны наслаждения.

Рука потянулась вниз, обхватывая крепко стоящий член.

Нет!

Я включил воду на полную, чтобы остудить себя. Нужно заканчивать с этим. Постоянные мысли о ней были другими, как если бы мне не хватало не ее тела, а Джоанны целиком. Всего этого дерьма вроде души, разговоров и одного ее присутствия рядом.

Мне не нужны гребаные привязанности.

Когда желание стихло, я выключил воду и, обмотав полотенцем бедра, вышел из душа.

Я никогда не водил в свой дом девушек. Моя квартира – нечто сокровенное для меня, даже друзья редко здесь бывали. Квартира хранит ту часть моей жизни, которую я предпочитаю оставлять при себе.

С Хэтфилд вышло исключение, и теперь я был вынужден мириться с последствиями. Она как яд отпечаталась в каждом уголке этих апартаментов. Стоя за плитой, мне казалось, что я все еще ощущаю запах ее волос. В душевой я видел, как она гладит себя, смывая с кожи пену. А в постели чувствовал, словно она лежит за моей спиной.

Иногда в полудреме я ощущал фантомные прикосновения ее рук, как она прижимается обнаженной грудью к моей спине, как закидывает на меня ногу. И тогда я оборачивался, но вторая половина кровати была пуста.

Мы провели так мало времени вместе, но она успела оставить свой след везде.

Завтрак сгорел, а час спустя я уже сидел в своем кабинете, занимаясь проектом казино Хэтфилд.

– Блейк, – послышался голос отца, выцепивший меня из раздумий.

Я поднял голову и взглянул на него: старик завис в проеме и хмуро смотрел на меня.

– Садись, – предложил я, указывая на одно из кресел напротив стола.

Отец даже не пошевелился.

Что-то не так, он нервничал.

Грант часто становился напряженным, когда дело касалось работы, но вел себя иначе. Когда у нас были проблемы, он раздражался, начинал суетиться и создавал суету вокруг себя. Если бы было возможно, то он бы вырабатывал электричество.

– Мэдди, сделай, пожалуйста, два кофе, – попросил я секретаршу, нажав кнопку на селекторе.

– Мне понравились твои чертежи. Ты превзошел сам себя, – сказал отец, и его лицо посветлело.

Я улыбнулся:

– Ты говоришь так каждый раз, когда я отсылаю тебе чертежи новых проектов.

– Потому что ты профессионал своего дела, и я горжусь тобой, сын.

Иногда я получал от отца похвалу, ему нравилось то, как я выполняю свою работу. Это происходило не так часто, в основном между моментами, когда он отчитывал меня за мой образ жизни, отношение к рабочему графику и нежелание наследовать его кресло. Но сейчас он слишком сильно разбрасывается похвалой.

В кабинет заглянула Мэдди с кофе. Я окинул ее беглым взглядом: темные волосы убраны в строгий хвост, одета в светлую блузку и темную обтягивающую юбку. Именно такая одежда была на Джоанне в нашу недавнюю встречу. Скучные, неприметные, отталкивающие вещи делали Дикарку притягательной и сексуальной, чего не скажешь о Мэдди.

Я поблагодарил секретаршу, потянулся к своей чашке и сделал глоток горячего ароматного напитка. Отец занял предложенное ему место и повторил за мной. Как только Мэдди покинула кабинет, я отставил чашку и сунул ему планшет в руки.

– Те чертежи устарели, вот, здесь новые.

Он поставил чашку на стеклянное блюдце, взял планшет и принялся изучать чертежи. Вот только его глаза не двигались. Через несколько секунд он сказал:

– Ты отправил мне чертежи полчаса назад. Ты успел изменить их за полчаса?

Я кивнул:

– Смотри, вот здесь я решил сделать стену длиннее, так большая часть окон этого крыла будет выходить на восток. – Я провел по экрану, перелистывая слайд. – А здесь я спроектировал удобный выезд на северную улицу. Есть еще небольшие изменения на следующих двенадцати слайдах, но они не так критичны. Нужно будет согласовать это с заказчиком.

Вернее с заказчицей. С сексуальной и вредной заказчицей.

Несколько минут отец молча пил кофе и изучал мои чертежи. Я покорно ждал, когда он закончит. Теперь точно стало ясно, что он ушел в себя, иначе не тратил бы по минуте на слайд, который может просмотреть за секунды.

– А теперь выкладывай, зачем ты на самом деле пришел в мой кабинет. К чему все эти «я тобой горжусь», «ты профессионал» и прочее дерьмо?

Он перестал притворяться, что глубоко увлечен чертежами и посмотрел мне в глаза.

– Твоя мать вернулась в город.

– Откуда ты знаешь?

Грант нервно вздохнул и достал из кармана сигареты.

Похоже, о том, что у него получалось бросить курить, можно забыть.

– Она звонила мне несколько часов назад.

– Здесь не курят, – сказал я, задумчивым взглядом прожигая стену. Отец кивнул, и убрал сигареты, тогда я встал со своего кресла и поставил перед ним пепельницу.

– Чувствуй себя, как дома.

Внезапно возникло желание что-нибудь разбить, в надежде, что мне полегчает.

Не полегчает. Сколько я ни пытался забыть или оправдать действия Елены, мне не становилось легче.

Я беспокойно расхаживал по кабинету, спрятав руки в карманы брюк.

– Зачем она вернулась и почему позвонила?

– Хочет наладить отношения.

– С кем?

– И со мной и с тобой.

– Надеюсь, ты послал ее?

– Касаемо части, где она хочет наладить отношения со мной – да, а вот с тобой…

Я устало опустился в кресло и с силой сжал подлокотники.

– А что со мной? Я не желаю ее видеть!

Отец молчал, вероятнее всего думая, что я слечу с катушек. Но я уже не тот несдержанный подросток, которым когда-то был. Я вычеркнул ее из своей жизни и даже не считаю ее матерью.

– Блейк, – начал отец, одаривая меня тяжелым взглядом. – Я надеюсь, ты не станешь делать глупостей.

– Нет, я не стану делать ничего, что может навредить мне.

Но он не верил.

– Пообещай мне, Блейк.

– Да чего ты так завелся?

Отец вскочил со своего места.

– Чего я завелся? Однажды ты поджог ее машину, гараж!

– Я сотню раз говорил тебе, что не делал этого!

– Вас с Калебом поймали на месте преступления! – прошипел отец.

Его все еще не отпускала та ситуация, в которой я не был виновен.

– Я тебе еще раз говорю, мы не трогали ее машину! – заорал я.

Калеб – мой кузен, мы с ним ровесники. В тот день, когда случился большой пожар на участке Елены, мы находились поблизости, видели, как полыхает ее гараж и машины, но не имели к этому никакого отношения.

– Елена видела тебя собственными глазами!

Злость и ярость поглощали меня, более десятка лет меня винят в том, чего я не делал. Отец – единственный человек, который должен был поддерживать меня во всем, смотрит на меня как на преступника. Родная мать, которая ушла от нас, просила посадить меня за решетку на двадцать лет.

Мы перелезли через невысокую изгородь и упали прямо в кусты гортензий. От боли Калеб жалобно пискнул.

– Тихо, нас же могут услышать, – шикнул я на него.

Неудивительно, что он скулит. Калеб был как девчонка, слишком большая неженка.

– Блейк, кажется, я вывихнул шею, – застонал он, заставив меня закатить глаза.

– Шею нельзя вывихнуть, ее можно только сломать.

Я встал на ноги и помог подняться Калебу. Потирая больное место, он обиженно посмотрел на меня. Мой локоть болел от удара, а колени были разодраны в кровь, но в отличие от него я не распускал слюни.

На улице смеркалось, мы смогли прийти к дому мамы только после восьми вечера, до этого у Калеба была тренировка по бейсболу.

И как он вообще биту держит, у него же не руки, а макаронины какие-то!

Оказалось, что семья Калеба жила через две улицы от дома моей мамы. Мы неделю вынашивали этот план. Ни мне, ни Калебу не позволялось уходить дальше нашей улицы. Пришлось импровизировать. Калеб вернулся с тренировки и должен был отправиться в душ, пока его мама готовила нам ужин, я подождал его на заднем дворе, и, схватив велосипеды, мы помчались искать дом моей мамы. Его оказалось не трудно отыскать, он был очень большим и ослеплял своей белизной, сильно выделяясь среди прочих.

Зачем ей одной такой большой дом?

– Вот и неправда, – сказал Калеб. – В прошлом году наш кетчер ² Дэкс вывихнул себе шею.

Я окинул его хмурым взглядом.

– Ты гонишь!

– Не гоню.

– Дай взгляну, – сказал я и подошел к Калебу, разглядывая заднюю поверхность шеи. До этого я и не думал, что можно вывихнуть шею. Разве можно повредить шею и быть живым? Не верится совсем.

Грязной ладонью я провел по шее Калеба. Не почувствовав там ни выступов, ни горбиков, как бывало при переломе, я облегченно выдохнул. Я знаю, как выглядит перелом, я ломал руку два раза.

– Ну-ка, пошевели шеей, – сказал я, наблюдая, как Калеб поворачивает голову сначала вправо, а потом влево, после закидывает ее назад, а потом вперед, касаясь подбородком груди.

– Больно? – спросил я.

– Нет, – выдохнул Калеб и радостно улыбнулся. От этой улыбки меня охватило раздражение.

– Ну и чего тогда разнылся? И как ты только в бейсбол играешь, ты же чуть что ноешь как принцесса!

Калеб мгновенно ощетинился.

– Неправда!

– Тсс, – зашипел я, – не ори ты так, пошли.

Мы обошли дом, чтобы попасть на задний двор. Минуя клумбы с кустами роз, мы подбежали к большой белой резной двери. Справа стояли три велосипеда: два небольших розовых и один побольше, но фиолетовый.

Зачем маме три детских велосипеда? Она приглашает в гости детей? Почему тогда не приглашала меня?

У гаража стояли две канистры, пахло бензином. Внезапно двери открылись, и раздался детский крик.

– Мама!

Мама?

Девочка лет восьми в розовом комбинезоне таращилась на нас.

– Блейк, надо удирать отсюда, – ткнул меня в плечо Калеб.

Вместе мы попятились назад, но я запнулся о камень и упал на спину. Взгляд скользнул по ярким всполохам оранжевого света. Машина, которая стояла у гаража, горела, как и сам гараж, и с каждой минутой огонь набирал силу.

– Кто вы такие? Что здесь делаете? – послышался женский голос, который был до боли мне знаком.

Мама.

Она стояла напротив меня и недовольным взглядом рассматривала нас, словно не могла узнать. Но после ее брови в удивлении поползли на лоб.

Она узнала.

Светлые волосы идеально уложенными прядями струились до середины ее плеч, невозможно было оторвать взгляда.

Я вскочил на ноги. Первым порывом было обнять ее, но сделать мне это не удалось, ноги словно вросли в землю. За ее спиной раздался треск, части машины нещадно поглощало пламя. Она обернулась и в ужасе схватилась за голову.

– Блейк! – она вернула взгляд ко мне. Я никогда не видел столько ненависти в ее глазах. – Зачем ты сделал это?

Из дома выскочили еще две девочки, одна выглядела точь в точь, как первая, даже одежда на них была одинаковая, и еще одна постарше. За ними появился мужчина. Он взглянул сначала на огонь, затем на меня и, сделав ошибочные выводы, кинулся ко мне и схватил меня за футболку.