Ему потребовалось время, чтобы ознакомиться с профилактическими мерами, которые предпринимают цензоры, чтобы ограничить воздействие читаемых текстов. Сначала он думал, что это из-за недостатка профессионализма, но вскоре понял: у всего есть причина. Так, например, Первый Цензор намеренно кашлял в определенные моменты, когда в зале становилось слишком тихо. Он опасался, что цензоры могут слишком глубоко уйти в языковые дебри и потерять связь с реальностью. Иногда Первый Цензор даже чихал, просто чтобы все сказали: «Будь здоров!» А порой он ворчал по поводу жары или придумывал еще какую-нибудь причину, все это только для того, чтобы прервать ход их мыслей. Он поощрял обсуждения прочитанного и мягко отгонял все их назойливые мысли. Особенно ценилось, когда цензор начинал высмеивать читаемый им текст независимо от того, подлежала ли книга запрету. Важно было уметь унизить врага.

Что-то подобное произошло с поэтическим сборником пару дней назад.

– Смотрите сюда! – воскликнул Второй Цензор. – Только послушайте:

Молвило Солнце:
Обними меня
И напои меня из сгиба локтя.

Он вытянул левую руку и стал массировать ее, словно доил вымя. Остальные цензоры громко рассмеялись и подхватили шутку: один из них принялся доить ногу, другой притворился, что выливает воду из уха. Когда они дошли до более интимных частей тела, Первый Цензор отчитал их за поведение, особенно неподобающее из-за присутствия в здании женщин. Потом кто-то сказал, что автор не видит разницы между поэзией и глупым вымыслом, что у него нет литературного вкуса. Конечно же, всем захотелось узнать, что это за книга. Обычно к тому времени, когда разговор принимал такой оборот, книга уже теряла всякую ценность. Не только книга, которую обсуждали цензоры, но и любая другая в этом помещении.

Недовольные, цензоры вернулись к работе, еще более раздраженные, чем прежде.

Но на него это не действовало. Он не понимал, почему у него никак не получалось хотя бы на мгновение возненавидеть книги.

3

Все безвозвратно изменилось с того момента, как он взял в руки книгу в синей обложке.

Раньше он хотел стать инспектором книжных магазинов. Он слышал, что те жили в достатке: им полагались привилегии и льготы, наравне с военными, элегантная синяя форма, членство в полицейском и армейском клубах, это означало бы развлечения для его дочери, а еще скидки в большинстве магазинов. Кроме того, им увеличивали на один процент квоту на электроэнергию, и самое главное – инспекторам не нужно было отмечать часы, проведенные на работе. Все, что от них требовалось в случае жалобы на ту или иную книгу, – наведаться в магазин и изъять ее. Ну а если инспектор находил там другие зараженные экземпляры, он мог позвонить в полицию и потребовать закрытия магазина. И переживать приятное волнение, наблюдая, как исчезает еще один книжный магазин, приезжает полиция, дверь опечатывают красным сургучом, а на запястья книготорговца надевают наручники.

Ведомство по Делам Цензуры считало, что инспектор подвержен большей опасности, чем цензор. Инспектору приходилось иметь дело с переписчиками, книготорговцами, книжными контрабандистами и читателями. Ходили слухи, что все они злобные и неуправляемые люди, не имеющие уважения к закону, особенно те, кто принадлежал к ячейкам Сопротивления, известным как «Раки». Говорили, в их жилах течет кровь интеллектуалов Старого Мира, что они – рудименты ушедшей цивилизации, враги будущего.

Семеро Цензоров ненавидели инспекторов, потому что те получают всю славу, пожинают плоды долгих часов, проведенных другими за проверкой книги, и в конце концов их награждают за то, что они помогли защитить общество от неминуемого вреда. А как же быть с опасностями, с которыми цензору приходилось сталкиваться в одиночку? Что, если книга проглотит его? А как насчет того, что он постоянно подвергается воздействию ядовитых мыслей? Что, если он попадет в ловушку романа и окажется непригодным для жизни в реальном мире?

Проблема в том, что Новый Цензор не знает никого, кто знал бы кого-то, кто знает кого-то еще, кто мог бы ему помочь получить назначение в Инспекционное Бюро. Такие вопросы решаются при помощи связей, а он неопытен и без особых знакомств. Он всегда был таким. Мысли о том, что ему придется работать вот так – пять дней в неделю, по шесть часов в день в тисках этих дьявольских существ с их скользкими поверхностями и бесконечными ловушками, вызвали в нем горечь.

И кролики. Почему Ведомство кишит ими? В первый раз, когда перед ним проскочил один из них, он указал на него пальцем и крикнул: «Кролик! Кролик!» Цензоры посмеялись. «Да ладно, а что, если бы сюда заявился лев?» Но он не понимал. Почему они пускают кроликов? Сегодня кролик, а завтра – одному богу известно, что еще. Может, в Ведомство вломятся ослы или корова. Только этого нам тут не хватало! «Как оно сюда попало?» Цензоры указали на окно: «Из соседнего сада». Ему было непонятно: почему Правительство ничего не предпринимает? Что, если они разносчики гриппа или еще чего-то подобного? Он придерживался консервативных взглядов и считал, что кроликам место либо в клетках кролиководческих хозяйств, либо в миске с бульоном.

Внезапно Семеро Цензоров подняли свои ручки и бросили в кролика. В этот момент зверек стоял перед полуоткрытой дверью. Когда ручки попали в него, кролик немного постоял на задних лапках, затем двинулся к выходу. И прежде чем исчезнуть – Новый Цензор был в этом уверен, – кролик выделил именно его. Он внимательно посмотрел на него, словно с угрозой. Однако другие цензоры сказали, что ему привиделось.

Дрожащими пальцами Цензор снова открыл книгу, чтобы продолжить чтение. Он был уверен, что перечитывал эту страницу по меньшей мере десять раз. Он не знал, почему застрял именно на ней. Первый Цензор прокашлялся и спросил его:

– Вы уже закончили свой отчет? Глава Департамента начинает беспокоиться.

Он почувствовал, что ему тяжело ответить прямо:

– Я приступил, однако не хочу упустить ни одной строчки, понимаете?

– Вы запаздываете с отчетом.

– Я сдам его в конце дня.

Он вызывает подозрения, и окружающие задаются вопросом, сможет ли он вообще вернуться из путешествия по книге невредимым. Последствия от воздействия прочитанных слов уже отразились на его лице или скоро проявятся. Это были невидимые глазу, но тем не менее саднящие синяки и кровоподтеки.

Открыв тетрадь для отчетов, он сделал вид, что работает, но вместо этого начал выводить строчки, которые запомнил из книги, как будто пытаясь их понять. Он представлял себя сидящим на песчаном берегу, а перед ним, скрестив ноги, как Синдбад-мореход, высился великан и спрашивал: «Приветствую, брат, у тебя ведь есть душа?» Он покачал головой. Несколько раз моргнул. Попадать под власть видений было опасно, особенно здесь. Видения, как и старые мифы о сотворении мира, народные сказки, дневные сны, эротические и неэротические фантазии, – все это токсичные пережитки Старого Мира. Он узнал об этом во время обучения, когда Первый Цензор объяснил ему суть его работы. Он узнал, что язык – поверхность мира. Эта поверхность должна быть гладкой и ровной, без всякого дна, куда бы мог просочиться смысл. А работа цензора заключалась в том, чтобы помочь человечеству избавиться от воображения.

Он услышал, как один из его коллег торжественно заявил: «Я нашел пятнадцать нарушений на трех страницах!» «Какая удача!» Семеро Цензоров искали нарушения, словно добывали алмазы. Сначала он не понял. К чему ликование? Одного нарушения достаточно, чтобы запретить книгу и разобраться с этой проблемой раз и навсегда. Но ему пояснили, что за тысячу найденных нарушений в год полагается премия, а также пятипроцентное увеличение квоты на электроэнергию на целых два месяца. Он был уверен, что книга в его руках позволит ему найти сотни нарушений, но все равно сомневался. Скорее, он просто не мог этого сделать.

Он снова принялся писать в тетради, полный решимости закончить работу должным образом. Страница 117, строка 16: «оскорбление общественной морали». Он переходит к следующей строке. Это не так уж сложно, уверяет он сам себя, совсем не сложно. Но его, как Хранителя Поверхностей, обеспокоило следующее предложение: «Все в этом мире имеет скрытый смысл». Он почувствовал, как на лбу выступил пот, а во рту появилась сухость. Эта строка абсолютно противоречила философии Ведомства по Делам Цензуры. Он не мог понять, чему верить – книге, которую он держал в руках, или Правительству.

Возможно, Первый Цензор был прав. Он приступил к чтению рано, не закончив обучение, только ознакомившись с «Руководством по правильному чтению» несколько раз. Цензор был уверен: он понял все, что там написано, но нечто все-таки ускользало от него. Язык не был гладкой поверхностью – это была губка. Однако никто здесь не разделял его мнения, ведь то, что не существует на поверхности, не существует в принципе, а если система отрицает существование той или иной идеи, то это потому, что этой идеи просто не существует.

Согласно «Руководству по правильному чтению», главное – форма и грамматика, а не идеи и смыслы. Все, что ему нужно сделать, это перечислить в отчете строки с нарушениями, строки, которые попадали в запретную тройку – Бог, Правительство и Секс. Все запреты вращались вокруг этой тройки.

Это же легко! Тогда он подумал, что другие цензоры преувеличивают, пытаясь придать излишнюю важность простому заданию.

«Мне прочесть?» – спросил его Первый Цензор после того, как он прошел небольшой тест по содержанию методички. Ему дали цитаты из нескольких книг и попросили определить, не содержат ли какие-нибудь из них нарушений. Он справился с заданием, стал Начинающим Цензором и получил первые десять книг для проверки.

Все шло просто прекрасно до тех пор, пока в руки ему не попала одна книга.

Образец (1.1): Тест Книжного Цензора первого уровня

Задание: определите характер нарушений, если таковые имеются, в строках, размещенных в таблице.

Подпись экзаменатора:

4

Сначала ему дали легкие книги.

«Женские слезы», «Твое сердце принадлежит мне», «Потому что я люблю тебя» – все они вызывали у него кислую отрыжку. Он подумал: не лучше ли защитить человечество от скуки, противостоять возникшей из-за общего небрежения и затопившей мир приливной волне сентиментальности? В последнее время каждый раз, когда он видел в тексте выражения «признание в любви», «учащенный пульс» или «крупица страсти», у него начинало зудеть и чесаться тело. Он пришел к разумному заключению: Ведомство по Делам Цензуры не должно заниматься утомительными проблемами расставшихся любовников. Он решил, что размолвки между влюбленными лучше улаживать им самим или же обратиться в Бюро Семейного Примирения. И уж точно не на публике, потому как это неприлично, не говоря уже о том, что ужасно скучно. И хотя он никогда не интересовался проблемами окружающей среды, мысль о том, что множество деревьев будет превращено в такие бессмысленные книги, злила его сильнее, чем любителей природы печалят мысли о том, что деревья превращают в туалетную бумагу.

Он пристально вглядывался в страницы, надеясь найти хоть один случай нарушения, хоть что-то, что могло бы позволить запретить книгу. Ничего не обнаружив, он просканировал ее еще раз и отыскал одну-единственную, ничтожную строчку. Нажав указательным пальцем на оскорбительное предложение – «Я тоскую по тебе каждой клеточкой своего тела», – он направился к столу Первого Цензора.

– Есть ли в этой строчке сексуальный подтекст? – спросил он.

Первый Цензор покачал головой:

– Запомните: «главное – это форма и грамматика».

– Но эти «клеточки», они повсюду. Здесь, здесь и…

Он оглянулся, чтобы убедиться, что коллеги не обращают на него внимания, и указал на свой пах.

– И здесь!

Первый Цензор рассмеялся:

– Мы не занимается интерпретациями.

Он поджал губы. Так вот что значит быть Хранителем Поверхностей? Он думал, эта работа окажется интереснее. Какой смысл охранять поверхностные вещи, если весь мир – сплошная поверхностность? Вздохнув, он вернулся к своему столу и записал в тетрадь для отчетов, что книга одобрена. Еще одна книга, пригодная для распространения. Какой стыд!