– Атакуя противника, очень просто сбиться с пути. Дороги в пустыне – это сложное переплетение широких и узких троп и тропинок. Тропы эти иногда теряются среди барханов, постоянно дующие ветры заметают их песком, но все же они угадываются с возвышенностей. Другое дело такыры и солончаки. Здесь любая колея или верблюжья тропа сохраняется долго, – хорошо поставленным голосом рассказывал незнакомый майор своим слушателям.

– Толя, – нашёл меня Егор. – У нас ЧП!

Я специально попросил его обращаться ко мне без отчества, ведь не на работе же.

Глава 2

Глава 2

– Что случилось? – заранее готов выслушивать неприятные новости, вроде самоволки, драки или пропажи каких-нибудь вещей.

– Наш Матвей ногу сломал!

– На марш-броске? – уточняю я.

– Нет, когда доску ломал. Ему обидно стало, когда десантура хвасталась, и он решил тоже сломать.

– И где он? – хмуро спрашиваю я.

– В медпункте, врач его смотрит.

Идём, к медикам, попутно уточнив у местных, где они находятся.

– В город надо везти, у нас и в поселке-то нет рентгена. Был, но неделю назад вышел из строя, – вздыхает молодой парень, вроде как фельдшер.

– Провалил ты своё задание, – укоризненно говорю КГБшному подарку.

– Мне бы завтра дождаться надо было – я б на стрельбище всем показал, – грустно произнес покалеченный Матвей. – Так эти, в тельняшках, давай орать: – «Никто кроме нас!» Пришлось ломать.

– А если бы они головой ломали?

– Так они головой и ломали. И я головой. Но потом подвернул ногу и упал, – пояснил Матвей.

– Ладно, сам виноват. Валерий Ильич с тебя шкуру спустит, – пригрозил напоследок я.

После физкультурных нагрузок и после обеда, у нас сборы по секциям. Большой зал только один, но тёплая погода позволяет нам на свежем воздухе проводить занятия. Две тысячи человек – попробуй займи всех. Я раскидал своих ребят по разным группам, за исключением незадачливого Матвея. А мне самому досталась секция правового регулирования ветеранских советов. Главным на ней был один из организаторов этого движения из самой Москвы. Стельнов Станислав, работник центрального аппарата ЦК ВЛКСМ. Мелкая пешка, я так понимаю, но гонору …

Не понравился он мне сразу – говорил много лозунгов, ещё и Горбачеву подражал, например, вместо… «углубИть» говорит как генсек – «углУбить». Бесит такое. Вот и сейчас стоит, вещает:

– Перестройка должна идти не только в наших умах, но и в реальной жизни! Для начала мы должны определить критерии того, кого можно считать воином-интернационалистом. Есть идеи? – спрашивает Стельнов.

– Это участники вооружённых конфликтов в других странах, нужно определить конкретные периоды и страны, – поднял руку я.

– Замечательно! И для примера, кроме Афганистана, кого знаете? – обрадовался Стас.

– Корейская война, в пятидесятом, пятьдесят третьем году, Венгрия в пятьдесят шестом, – провоцирую я.

– А Венгрия при чем? – не понял мой сосед, вихрастый парень невысокого роста.

– Там наши советские люди воевали и погибали, – поясняю я.

– Приемлемо, – кивает Стас.

– Вьетнам, – кричит ещё кто-то.

– Сирия и Ливан, – добавляет дядя лет тридцати с первого ряда. – Восемьдесят второй год, июнь. Я там был.

– Сейчас зачитаю предлагаемый список, – прервал выкрики с места москвич.

Корея 1950—1953 годы;

…

Эфиопия: с декабря 1977 года.

– Ангола, Мозамбик, Бангладеш! Ничего себе, а я и не знал! – поразился мой вихрастый сосед.

«Интересно, а разве это не секретная информация»? – подумал про себя я.

Участие советских военнослужащих в вооружённых конфликтах за пределами СССР признавалось советским руководством крайне редко. Военные советники, политические работники, лётчики и танкисты, участвовавшие в гражданских войнах на территории Испании и Китая, действовали под чужими именами. Открыто говорилось лишь о гуманитарной помощи СССР одной из сторон конфликта. Похоже, реально перестраиваемся. Не мог же Стельнов взять такие точные данные по годам и месяцам из Википедии? Нет её ещё. Значит, ему их дали и разрешили озвучить!

Все зашумели, обсуждая информацию.

– А вот, если я возил грузы из СССР в Афганистан, я буду считаться воином-интернационалистом? Служил в автобате, в боевых действиях не принимал участие, – поднял руку смуглый кавказец.

– Как решим, так и будет. Я считаю, что да! – уверенно ответил Станислав. – Ты не стрелял, но жизнью рисковал, были же у вас погибшие?

Спорили и обсуждали, да и просто высказывались по делу и о том, что накипело на душе до самого вечера. Итоговый документ, вернее его проект, Стас увезёт в Москву. Нормальный парень оказался.

На ужин хек с картофелем. Рыба так приготовлена, что пальчики оближешь. Хрустящая золотистая корочка, сбрызнутая лимонным соком. Добавки не дают, говорят, потом, если останется. Но у меня на голодный случай есть запас продуктов в сумке. Те, что не портятся быстро. В палатке идёт игра в преферанс и нарды. Нардистов больше. Без ложной скромности я в обе эти игры играю на уровне профессионала, поэтому не вступаю в состязания. В дальнем углу палатки народ дерётся! … Подушками! Мужикам по двадцать пять-тридцать лет! Словно я не в армии, а в детском саду для гиперактивных детей. Отбой в десять, вечерней поверки нет, но своих я пересчитал.

Утром у нас выезд на стрельбище и переезд в Фирюзу какую-то. Сегодня же должен прибыть Розенбаум. Все его ждут с нетерпением. На стрельбище раздолье для желающих пострелять. Мне кажется, тут представлено всё легкое оружие, которое есть в СССР. Нет, тут есть возможность и из миномёта стрельнуть, но не для нас. Из нашей группы со мной поехал лишь Егор, ещё один парень отправился «брать кишлак». Я в охотку пострелял под приглядом инструктора. Стрелял из «Ак-47». Наблюдающий смотрел не за всеми, а лишь за подозрительными мальцами, вроде меня или двенадцатилетнего Максима, который приехал с отцом, и сейчас, кипя от радости, слушал основы стрелкового дела. Стрелял я средне, а вот Егор показал класс.

– Люблю это дело, даже биатлоном занимался одно время, – признался он мне.

В обед узнал, что у Матвея перелома нет, лишь сильный ушиб. Легко отделался! Приедет вечером обратно, но не сюда, а сразу в Фирюзу. Фирюза – это курортный поселок километрах в сорока от Ашхабада. Там куча пансионатов и детских лагерей, так что, жить нам было где. Сам поселок небольшой – всего одна улица, конец которой упирается в границу с Ираном! Часть людей отправилась осматривать местные достопримечательности, вроде какого-то гигантского дерева или фигуры орла на горе, а часть собралась на концерт. Пошел на концерт и я. Забойщиком там выступил человек, которого я не знал – Юрий Слатов. Молодой парень спел песню «Ордена не продаются» и задал отличный тон мероприятию. На груди у него и в самом деле орден Красной звезды. Парень – победитель конкурса «Когда поют солдаты» этого года. Потом ещё один незнакомый для меня певец – Валерий Петряев. Тот постарше, ему лет тридцать. Первая песня … про баню!

Говорим о том о сём,

Кости парим, водку пьём!

…

Баня – это рай в Афгане.

Вдруг как жахнет возле бани.

Дух какой-то ошалел,

Короче, начался обстрел.

Похватали мы бушлаты,

Сапоги и автоматы,

Остальное, видит бог,

Похватать никто не смог.

…

Хлопали сильнее, задорная песня. А вторая его песня была в тему и называлась «Воин-интернационалист»! Специально написал для нашего сбора, что ли?

Я – воин-интернационалист,

Но не в названьи дело.

Пусть даже назывался б я «расист».

Мне надоело нервничать, ведь нервы – не сучок,

Я нажимаю ласково на спусковой крючок.

А нет, не специально. Не про долг, а про суровые военные будни поёт. Где-то стреляют и умирают, а где-то в походы ходят, и мирное небо.

Тут настала очередь Розенбаума. У него своя специальная гитара – двенадцатиструнка. Артист посидел, потренькал, настраивая её, и выдал «А может, не было войны». Песня про Отечественную! И угадал. Песню встретили бурными аплодисментами. А другим его афганским песням уже подпевали. «Караван», «Чёрный тюльпан». Выступал он больше часа. Сейчас много бардов, вообще, я считаю, пик бардовской песни. Олег Митяев, Булат Окуджава, покойные уже Александр Галич и Юрий Визбор, которые в своих песнях, разумеется, живы. И на их фоне, недавно начавший сольные выступления Розенбаум выглядит звездой не меньшего масштаба.

«Опять пацан подвел потерей роту», – со слезами на единственном глазу пел мой сосед в тельнике.

После концерта я ещё и сфотографировался с певцом. Фотик я взял с собой и попросил одноглазого соседа снять нас, благо, мы сидели рядом со сценой. Желающих было много, но я успел первым.