Проще говоря, Плисецкая побила раз и очень надолго (если не навсегда!) любые возможные балетные рекорды. Даже в очень солидные для балерины годы она с завидной регулярностью появлялась на самых престижных мировых сценах. И вовсе не потому, что ею двигало только неуемное творческое тщеславие, хотя она его была и не лишена. Просто ее везде и всюду люди хотели видеть. (Между прочим, еще в 65 лет, разогревшись как следует, Майя Михайловна спокойно делала шпагат, и я при этом не раз присутствовал!). За свои же активные годы пребывания на сцене она станцевала все, что в принципе можно было станцевать на балетной сцене. Плюс еще – все, что хотела. За вычетом «Жизели». И то не станцевала, потому что, как сама признавалась: «Что-то во мне противилось, сопротивлялось, спорило. Уж как-то не вышло. Хотя, наверное, если бы очень хотелось, я бы своего добилась, станцевала». Никто еще не повторил такого масштабного балетного подвига. И – не повторит. У Плисецкой единственной во всем подлунном мире были несколько собственных, только для нее поставленных, танцевальных спектаклей, и почти все они стали вещами классическими. История мирового балета подобных аналогов тоже не знает. Наконец, ни одна современная балерина, не говоря уже о танцовщицах прошлого, даже приблизиться не может к той непостижимой для человеческого воображения численности выступлений, которые были в активе Плисецкой и которые продолжали увеличиваться, поскольку она, как уже говорилось, вполне обоснованно выходила на сцену и в очень преклонных годах.

Книга рекордов Гиннесса в этом смысле может отдыхать, ибо уже никто в мире не сможет установить точную цифру сценических выступлений балерины. Теоретически подобный отсчет можно провести только по Большому театру, куда Плисецкая поступила после хореографического училища в 1943 году, да по мировым гастролям, которые начались у нее с 1947 года. А как быть с ее выступлениями, скажем, на фронтовых подмостках? Ведь доподлинно известно, что юная Майя танцевала для бойцов Красной армии еще в 1942 году. Вот документ – командировочное удостоверение: «Предъявитель сего Плисецкая М. М. командируется в действующую армию сроком с 5 мая 1942 года по 1 июля 1942 года». Она была тогда ученицей восьмого класса. Кто, далее, сможет хотя бы приблизительно подсчитать ее выступления в домах культуры, клубах и просто на дощатых подмостках стадионов и парков СССР, о которых сама она писала: «Пришлось «обтанцевать» тысячи крохотных клубных сцен, нетопленых кривополых площадок, исколесить сотни растерзанных, немощеных дорог, проложить множество тягостных маршрутов, настудить, намучить ноги. Элегантность моя давалась кровью».

Стремительное взросление в семейном окружении

Майя родилась семимесячной. И – левшой. В школе ее переучили на правшу. Таковы были тогда нравы. Так что писала балерина правой. Но могла и левой. Таким образом, являлась амбидекстром – человеком, обладавшим отлично развитыми полушариями мозга в одинаковой степени. О таких детях существуют многочисленные мифы, и, как правило, все они ложные. Применительно к этой конкретной малышке ложные вдвойне, потому как ходить она начала в восемь месяцев и, держась за спинку детской кроватки, подолгу прыгала. Сие нестандартное обстоятельство подвинуло всю многочисленную семью Мессереров к мысли о том, что среди них появилось дитя крайне необычное, исключительное, которому предначертано большое будущее. В еврейских семьях, впрочем, это типовое убеждение: кто-нибудь да и станет известным. Насчет многочисленности семейства тоже требуются пояснения хотя бы потому, что сама Майя Михайловна часто повторяла: «Родственниками Господь меня не обидел».

Кого она при этом имела в виду? Прежде всего деда по матери – Михаила Борисовича (Менделя Берковича) Мессерера. Этот высококлассный зубной врач в 1907 году переселился из Литвы в Москву на Сретенку, 3, квартира 3, на третьем – последнем – этаже. Бабушка Сима Моисеевна – мама мамы – запомнилась Майке лишь своим затянувшимся увяданием и тем, что ее лечил врач-китаец в широкополой пиратской шляпе. У Мессереров было двенадцать детей. Не все выжили. Скажем, Пнина умерла девятилетней от воспаления мозга. Азарий одним из первых Мессереров избрал себе драматическую стезю и стал Азариным. Работал на сцене со Станиславским, Немировичем-Данченко, Мейерхольдом. Михаил Чехов был его закадычный друг. До сих пор сохранилась их многолетняя переписка, ставшая семейной реликвией. Еще в 1929 году он стал заслуженным артистом республики. Майя видела дядю на сцене МХАТа.

Погодок Азария – Маттаний – взял тот же псевдоним Азарин. Но занимался экономикой. По доносу жены его посадили на восемь лет. В Соликамском концлагере Маттаний встретился и подружился с актером Алексеем Диким, который впоследствии играл в кино Сталина. Что и спасло жизнь дяди. Он стал помощником Дикого в самодеятельном тюремном театре. Как утверждала Майя Михайловна, этот ее родственник просто-таки поразительно был похож на Бетховена. Он и умер от легочной болезни в одном возрасте с великим музыкантом – в 57 лет.

Асаф обладал врожденным даром танцора. Майя Михайловна не раз говорила, что этот дядя много талантливее ее самой. А мои сомнения на сей счет развеяла таким примером. Асаф начал заниматься балетом в 16 лет, что само по себе трудно воспринять. А через два года его пригласили в труппу Большого. Такого случая в истории театра никогда не наблюдалось. Еще дядя был и педагогом от Бога. У него занимались Уланова, Васильев, Максимова. «Его класс, Мишенька, лечил мои исстрадавшиеся ноги. Практически всю сознательную жизнь я рысью мчалась в его класс. Мои успехи – его школа. Педагог от Бога и человек – душа. В театре его все любили».

Элишеву все звали Элей. Неудачница в мире искусства. Очень хорошо играла в театре Юрия Завадского и в Ермоловском. Но по разным причинам ее четырежды увольняли. И она четырежды восстанавливалась через суды. Умерла в молодом возрасте от рака.

Суламифь все сокращенно звали Митой. Танцевала в Большом. Личность сколь талантливая, столь и поразительно противоречивая. Когда маму Майи посадили в тюрьму, взяла племянницу к себе и растила как собственную дочь. Но при этом садистски, сладострастно и постоянно попрекала племянницу куском хлеба. Сына Мишу тоже отдала в балет и, используя все семейные связи, добилась того, чтобы он получил дебют в Большом театре. В роли Зигфрида должен был танцевать со своей двоюродной сестрой Плисецкой. «На мое смущение и робкие возражения было отрезано: «Ты мне всем обязана. Это же я хлопотала за твою мать и воспротивилась, когда пришли забирать тебя в детский дом?» Мой брат Александр все годы тюремных скитаний матери жил у Асафа. И ни разу ни он, ни жена его, художница Панель Судакевич, ничем не попрекнули его». В конце семидесятых Суламифь с сыном попросили политического убежища в американском посольстве Японии. Став «невозвращенкой», переехала в Англию. Работала педагогом в театре Ковент-Гарден. К званию народной артистки России получила орден Британской империи «За заслуги перед искусством танца». Возведена королевой Британии Елизаветой в рыцарское достоинство. К своему 90-летию награждена японским орденом Святого сокровища и Золотых лучей. А уже в лихие ельцинские годы брат Миша приехал в Москву и подал в суд иск к сестре, чтобы отобрать гараж, когда-то его маме принадлежавший. И даже не встретился с Майей…

По мнению Майи Михайловны, самым красивым среди братьев и сестер Мессереров был Эмануил. Вдобавок еще и чрезвычайно скромного Нулу любила вся семья. Тяги к искусству он не испытывал, зато стал очень приличным инженером-строителем. Погиб двадцатипятилетним в первый год Великой Отечественной войны от фашистской фугасной бомбы, когда дежурил на чердаке собственного дома. Младший сын Мессереров Аминадав обнаружил в дымящихся развалинах только одну руку брата.

Аминадав тоже стал инженером, только электриком. Запомнился Майе Михайловне своей какой-то неестественной, почти болезной сострадательностью и желанием разделять с родственниками их тяготы и невзгоды. Всем и все чинил, выстаивал в очередях за дефицитом. Жена бросила его именно из-за патологической филантропии.

Самым младшим ребенком Михаила Борисовича Мессерера стала дочь от второй жены Раисы Марковны – Эрелле. Когда он умер в эвакуации под Куйбышевом на втором году войны в 76 лет, – дочери исполнилось два года.

Рахиль – мама Майи – очень хорошо училась в школе и с детства мечтала о карьере актрисы. В числе первых окончила ВГИК. Еще в студенческие годы начала сниматься в немом кино, став звездой по имени Ра. Ее прекрасная библейская внешность – черные волосы с ровным пробором, темные глаза, тонкие черты породистого лица необычайно подходили для кинематографа. Ей доставались, как правило, роли восточных женщин, страдающих от законов шариата. В 1920-е годы Ра Мессерер снялась в таких фильмах, как «Вторая жена», «Прокаженная», «Долина слез», «Сто двадцать тысяч в год». В те же студенческие годы Рахиль вышла замуж за Михаила Плисецкого. Их познакомил однокурсник, младший брат Михаила. Какое-то время Рахиль колебалась между братьями, как в той известной песне: «Кто из них желаннее, руку сжать кому? // Сердцем растревоженным так и не пойму. // Хоть ни в чем не схожие, оба хороши… // Милая рябинушка, сердцу подскажи». Выбрала старшего Мишу и крепко его полюбила. Он отвечал тем же. Даже когда ее стряпня оказывалась из рук вон плохой – ел и нахваливал. Отец с матерью практически никогда не ссорились. Во всяком случае, Майя Михайловна не могла вспомнить хотя бы «завалящего скандальчика в семье». Из чего следует неоспоримый вывод: девочка росла в родительской любви и согласии.

Когда Михаила Плисецкого назначили генеральным консулом в Баренцбурге и начальником советской концессии угольных рудников Шпицбергена, семья поехала с ним. Быт встретил их сложностями невероятными: ни благоустроенности элементарной, ни тем более хоть каких-то развлечений. Все это Рахиль изо всех сил стремилась создавать сама. Вместе с другими женщинами шила одеяла, устраивала самодеятельные театральные представления. И с радостью растила Майю с Аликом.

…Почти полтора десятка лет я имел счастливую возможность общаться с Рахилью Михайловной. Однажды спросил ее: если исключить трагически тяжелые тюремные годы, то что больше всего ей помнится из прошлой жизни? Не задумываясь, многое повидавшая на своем веку женщина ответила: «Время, проведенное на Шпицбергене. Молодой была и горя еще настоящего не вкусила».

Мужа арестовали за «шпионскую деятельность» весной 1937 года. Рахиль кормила грудью малыша Азарика, когда за ней пришли в первый раз. Грудничок на руках ненадолго отсрочил арест. Но уже было ясно, что трагедии не избежать. Рахиль отдала двенадцатилетнюю Майю сестре Суламифи, Алика – брату Асафу. С новорожденным Азариком отправилась по этапу в так называемый АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников Родины). К счастью для Рахиль, ее брат Асаф в то время находился на пике балетной карьеры. За его здоровье однажды поднимал тост сам Сталин. Семья умоляла Асафа помочь сестре. И тот сумел заручиться поддержкой заместителя наркома НКВД. По его распоряжению матери с ребенком лагерь заменили на вольное поселение в Чимкенте. Что стало спасением для обоих. У семьи появилась возможность отправлять страждущей Рахили посылки с продуктами. Однажды в коробке оказались несколько конфет «Мишка на Севере». Бедная женщина подумала, что это тайный код от родни: видно, муж Мишка вернулся. Долгие годы она упорно отказывалась верить в то, что супруг мертв, и на каждом шагу искала знаки, подтверждающие, что он вернется. Правду о его судьбе она узнала лишь много лет спустя.

За два месяца до начала войны осужденной с маленьким Азариком разрешили вернуться в Москву. Рахиль всецело посвятила себя заботам о многочисленной родне и собственных детях. Майя Михайловна эту материнскую черту охарактеризовала так: «Был у нее и «пунктик». Родственники. Родственники ближние и дальние. Все родственники должны жить дружно, помогать друг другу, танцевать друг с другом и даже, если придется, друг с другом петь. Бацилла эта запала в нее от того же деда, который приходил в неистовое умиление от совместных танцев Асафа и Суламифи. Моего отца, так же как и меня до дня сегодняшнего, эта «родственникомания» раздражала и раздражает. А характер у мамы был мягкий и твердый, добрый и упрямый. Когда в тридцать восьмом году ее арестовали и требовали подписать, что муж шпион, изменник, диверсант, преступник, участник заговора против Сталина и прочее, и прочее, – она наотрез отказалась. Случай по тем временам героический».