Злодейка желает искупления (страница 13)
– Смотря кто будет проводить допрос, господин Шэнь. Это вы ведете род со времен становления Цянь, а я дружу с любым сбродом. Давеча мне донесли, что Фу Кан готов молчать просто за жизнь, а я уж прослежу, чтобы этот изменник не вернулся. Так что, вы остановите свадьбу?
Сидя наверху, я понимала, что Шэнь Куон так просто не согласится. С чего Чен Юфей противится нашему браку?
– Слуги, эй, – раскричался мой старший родственник. – Принести нам вина, да самого лучшего.
Как по мановению волшебства их уединение прервали. В помещение зашли две девушки, внося поднос с двумя пузатыми бутылками. Шэнь Куон, как хозяин, отпил первым, показывая, что в вино ничего не налили.
– Готов назвать вас верным другом, – обозначил дядя, – но не могу задаться вопросом, что вы имеете против свадьбы?
Все гадала, как Езоу выйдет из этого скользкого положения.
– На саму свадьбу мне плевать. Но я живу сплетнями. Сделай вы этот шаг, вашу репутацию я не обелю, а вы мне нужны.
– Зачем? – теперь и Шэнь Куон склонился над столом.
Чен Юфей хмыкнул.
– У меня есть деньги и возможности, но нет связей. У вас нет денег и возможностей, зато связей в избытке. Сложись судьба иначе, я бы обратился не к вам, но в данный момент вы уязвимы, без меня не справитесь.
– Чего же вы хотите? – он перешел чуть ли не на шепот. Я едва не читала по губам.
– В Ляонине мои люди нашли месторождение нефрита. Пещеру мы разрыли, вход обезопасили, но мне не хватает собственных средств.
Дядя прищурился.
– Нефрит? Император не в курсе?
– Стал бы я беседовать об этом с вами, сообщи об этом императору? – тихо рассмеялся Езоу. – Я все готов взять на себя, но мне нужен капитал. Пусть у вас его немного, – эти слова не понравились Шэнь Куону, но ему хватило терпения промолчать, – но у вас есть хорошие и верные друзья.
В этот миг я зажала рот ладошкой, чтобы не вскрикнуть. Обрисовывая план Чен Юфею, я больше всего боялась, что Шэнь Куон откажется.
Нефрит – императорский камень, священный. Любые месторождения сразу становились достоянием императорской семьи. Все мечтали обладать этим камнем, все хотели добывать его. Добыча приносила много денег, но, увы, почти все забирала себе императорская служба.
Получалось, что Чен Юфей предлагал Шэнь Куону подпольное предприятие. А тот согласился. Да, мой дядя точно потерял и совесть, и мораль.
– Вы крепко дружны с семьей Лянь, а их глава столичный судья, – вещал Езоу. – Случись что, узнай кто, судья будет на нашей стороне.
– Ты очень умен, Чен Юфей, – дядя теперь смотрел на владельца игорного дома по-другому. – Видимо, небо зачем-то свело нас. Свело, чтобы мы все процветали.
– Выпьем же за это? – улыбнулся Езоу и посмотрел вверх, будто он знал, что я за ними наблюдаю.
Посчитав, что услышала достаточно, вернулась в наши комнаты.
Я осторожно прикрыла за собой резную дверь из красного дерева, убедившись, что узорчатая ширма полностью скрывает меня от посторонних глаз. Запах кипарисовых благовоний, тлеющих в бронзовой курильнице, смешивался с ароматом сушеных лекарственных трав, разложенных в углу комнаты. Сквозь полупрозрачные шелковые занавеси на окнах пробивался последний багряный свет заката, окрашивая стены в теплые янтарные тона.
Лю Цяо сидела на низком лаковом табурете у моей кровати, ее пальцы нервно перебирали бахрому на подоле нового платья из голубого шелка – подарка Лин Джиа. При моем появлении она вздрогнула, и тонкие брови ее дрогнули.
– Ну что? – прошептала она, хватая меня за рукав с такой силой, что шов на плече едва не разошелся. В ее карих глазах, обычно таких веселых, теперь плескалась настоящая паника. – Все прошло хорошо?
Я медленно сняла широкополую шляпу с густой черной вуалью, почувствовав, как по спине стекают капли пота. Пыль с чердака покрыла мои ресницы серым налетом, а в складках темного хакама застряли осколки черепицы.
– Не тереби, и это не твоего ума дело, – властно ответила я, проводя языком по пересохшим губам. – Все отлично, но это ненадолго. Нам всегда нужно быть готовыми ко всему.
Лю Цяо кивнула, ее пухлые щеки побледнели, а на лбу выступили мелкие капельки пота, несмотря на вечернюю прохладу. В ее глазах читался немой вопрос: «А что, если не сработает? А что, если Чен Юфей не поможет»?
Я так от нее устала, что не стала ей отвечать. Вместо этого потрепала ее по плечу, как делала в детстве, когда гром гремел над нашей деревушкой, а она забивалась в угол, закрывая уши ладонями.
– Иди отдохни, – сказала ей, указывая взглядом на аккуратно застеленную постель с вышитыми пионами покрывалом. – Завтра тебе снова придется играть госпожу. И будь добра, не робей.
Может она и хотела что-то сказать, но, тонко чувствуя мое настроение, просто вздохнула, и ее плечи опустились под тяжестью невидимой ноши. Когда она направилась к своей постели, я заметила, как дрожат ее пальцы, развязывая поясок на талии.
Надоело, не хочу наблюдать за трусихой Лю Цяо. Я отправилась к матери. Если верить заверениям, то и моя матушка не была лишена храбрости. Стойко выносила удары судьбы. В конце концов, она вырастила меня. А я никогда не смирялась с обстоятельствами. От кого бы я подобного набралась?
Матушка лежала на резной кровати, прикрыв глаза, но я знала – она не спала. Ее тонкие пальцы с синеватыми ногтями (уже почти вернувшими здоровый розовый оттенок) медленно перебирали край шелкового одеяла. На лакированном столике рядом стояла почти нетронутая фарфоровая чашка с отваром —знак, что она снова отказывалась от лекарств. Аромат горького корня женьшеня смешивался с тонким запахом ладана.
– Матушка, – тихо позвала я, опускаясь на край постели.
Подушка подо мной мягко зашуршала, набитая ароматными травами. Она открыла глаза – темные, как спелые сливы, но теперь потускневшие от болезни. В них отразилось тепло, от которого у меня сжалось горло.
– Мой цветочек, – прошептала она и протянула ко мне руку.
Я взяла ее ладонь в свои, ощущая, насколько она холодная, несмотря на душный вечерний воздух. Мои пальцы сами собой начали растирать ее кожу, пытаясь согреть, как когда-то она грела мои ручонки зимними вечерами.
– Просто хотела проведать тебя, – сказала я, глядя, как последние лучи солнца играют в седых прядях ее волос, уложенных в простую прическу.
– Вранье, – она слабо улыбнулась, и в уголках ее глаз собрались морщинки, которых раньше не было. – Ты всегда приходишь, когда тебе страшно. В пять лет – после кошмаров, в десять – когда Езоу рассказал про оборотня. Чего напугалась?
Я не стала спорить, лишь провела пальцем по вышитым журавлям на ее покрывале – символу долголетия, который теперь казался жестокой насмешкой.
– Здесь… все так странно, – призналась я, опуская взгляд на свои колени, где на темной ткани выделялись серые пятна пыли с чердака. – Даже воздух кажется чужим. В деревне он пах дымом и сушеными травами, а здесь… – Святое небо, я аж всхлипнула, вдыхая смесь дорогих благовоний и чего-то затхлого, что пряталось в углах этого богатого дома.
Матушка вздохнула и попыталась приподняться. Я тут же подложила ей под спину подушку, вышитую серебряными нитями – подарок Ван Чаосин, который матушка ненавидела, но вынуждена была использовать.
– Ты боишься их? – спросила она, глядя мне прямо в глаза своим пронзительным взглядом, от которого невозможно было скрыться.
Я полагала, что она ничего не замечает, но вдовствующая госпожа Шэнь была очень мудра. Ее уже мало занимала болезнь, она переживала обо мне.
Хотела ответить ей «нет», но вместо этого лишь сжала пальцы матушки, чувствуя, как дрожит моя собственная рука. Конечно, я боялась.
– Будь я здорова… – начала она, а я резко перебила:
– Ты выздоровеешь. Я сама приготовила лекарство, я…
– Будь я здорова, – настойчиво продолжила матушка, не обращая внимания на мои слова, – тебя бы уже сосватали за достойного юношу.– Она кашлянула в ладонь, и я заметила, что на этот раз там не было кровавых следов.– Ты бы жила в своем доме, под защитой мужа, а не пряталась здесь, среди волков.
– Мне не нужен муж, – резковато ответила ей, но тут же смягчила голос, увидев, как она морщится. – Мне нужна только ты.
А она, естественно, покачала головой, и в ее глазах мелькнула грусть, глубокая, как осеннее небо перед дождем.
– Упряма, как твой отец, – прошептала она, и я закусила губу, чтобы не выдать волнения при этих словах.
Батюшка, не хочу о нем вспоминать. Его убийца сейчас спит в соседнем крыле, за этими самыми стенами, украшенными дорогими шелковыми свитками.