Это одна из его фирменных сильных сторон: способность оставаться в моменте. Долгое время она была задачей каждого теннисиста, но постоянно ускользала еще задолго до века соцсетей и стриминговых сервисов. Надаль научился фокусироваться на самом необходимом благодаря рутинным действиям и ритуалам, научился упрощать сложное через силу привычки. Но здесь сошлись и природное, и привитое через воспитание. Возможно, Надаль расцветает, если он сталкивается с вызовами, настоящими или воображаемыми, но он не погружен в раздумья постоянно. Его колоссальная нервная энергия и дух соперничества несли его вперед, и даже если он и пытался докопаться до сути дела, изогнув бровь, ценность воспоминаний была невелика (только если вы не продаете билеты в музей его имени). Единственное, что может иметь значение сейчас, когда ты кроссовкой убираешь грунт с задней линии, поправляешь волосы за ухом, смахиваешь пот с лица и бросаешь, бросаешь мяч в землю, это то очко, которое сейчас будет разыгрываться.

А второй важный элемент здесь – то, что корни Надаля – это не просто его корни. Они – его настоящее. Ему не нужно делать ностальгическое паломничество в скромную точку, с которой все началось, – лететь из континентальной Испании или дальше от дома со съемочными группами и летописцами в Манакор (население 43 000 человек), к этим грунтовым кортам на его краю. Мимо них он проезжает постоянно, хотя и редко останавливается. Рядом находится названная в его честь современнейшая теннисная академия. Квартиры его детства в Манакоре расположены еще ближе, а его новый дом мечты на вершине холма с причалом для катеров в стиле бондианы, вырезанным в скалах внизу, построен в Порто-Кристо, курортной деревеньке всего в двенадцати километрах от Манакора, куда уже многие годы ездит отдыхать клан Надалей.

Когда люди справедливо говорят о том, что Надаль – человек приземленный, здесь и есть его земля. Он родился в Манакоре, вырос там, и за исключением неоднозначного года, проведенного в интернате в столице острова, Пальма-де-Мальорке, он так и остался жить в Манакоре, женился на местной – Марии Франсиске Перельо – и остался местным: обычно он как можно быстрее возвращается домой после теннисных разъездов, принесших ему известность далеко за пределами родного острова. Когда он был подростком, то переехал с родителями и младшей сестрой Марибель в многоквартирный дом в центре Манакора, – там же поселились его бабушка с дедушкой и семья Тони Надаля, при этом каждое поколение и каждая семья получили отдельный этаж. Это здание находилось на одной из главных площадей Манакора, где стоит главная церковь, которую так четко видел Надаль со своего балкона. Выйдя за дверь, он оказывался в уютной обстановке в окружении знакомых лиц, соседей и владельцев магазинов, с которыми вежливо здоровался. Хвастовство и бахвальство здесь не приветствовались. Такой же всеобъемлющий принцип равенства прав и обязанностей он привносил и в теннисный мир, воссоздавая ощущение деревни на площадках турниров в Монте-Карло, Риме и «Ролан Гаррос».

Но домом его оставалась Мальорка. Его история там началась, там продолжилась и наверняка закончится тоже там. Для Надаля, человека, ценящего последовательность и преданность, кажется нормальным, что его всегда будут ассоциировать с грунтовым покрытием, на котором он начинал заниматься у дяди Тони.

Теннис на грунте подходит сильным чертам его характера, и наверняка некоторые из этих черт как раз и пришли из тенниса на грунте: отношение к труду, нежелание искать легкие пути, необходимость думать не только о себе, тягая за собой сетку-волокушу для выравнивания покрытия и кочек для следующих игроков. Но ради справедливости и ясности необходимо сказать: Надаль не был только специалистом по грунту. Даже в первые годы игры в профессиональном туре, когда по его технике и необычной подаче сложно было догадаться, что он сломает стереотипы, Рафа с командой отвергали этот ярлык. Но он выигрывал по-крупному и выигрывал часто на других, более быстрых покрытиях в профессиональном теннисе, став одним из величайших спортсменов в истории.

«Я по-настоящему понял, что у него будет великолепная карьера, в 2005 году, когда он взял свою первую Францию, – рассказывает Брэд Гилберт, тренировавший бывших первых ракеток мира Андре Агасси и Энди Маррея, а также победительницу Открытого чемпионата США Коко Гауфф. – Рафа рано вылетел на Уимблдоне, а в Канаде в том году тоже было слишком быстрое покрытие. С тех пор я не видел такого быстрого харда. И в том финале (в Канаде) он обыграл Андре, и я сказал, что этот парень не только для грунта. Он теннисист, отличный теннисист, который может приспособиться к чему угодно».

Надалю хватило таланта, мотивации и универсальности для двух титулов Уимблдона на траве и еще шести титулов Большого шлема на акриловом амортизирующем харде на Открытых чемпионатах Австралии и США.

Но скользкий грунт был его твердой землей, безопасной гаванью, для которой идеально подходило его сочетание разных навыков и менталитета воина. В виде спорта, где за последние десятилетия выросла скорость и ушла утонченность, грунт по-прежнему вознаграждает терпеливых, выстраивающих розыгрыш с обменом ударами. Он требует особой работы ног, поскольку игроки скользят, чтобы совершать удары, но далеко не все удары.

«Я знаю тренеров, которые говорят своим игрокам, что надо скользить под каждый мяч на грунте, но это просто неправда», – говорил Майкл Чанг, неожиданно выигравший Открытый чемпионат Франции в 1989 году.

Теперь профи скользят на всех покрытиях, чтобы доставать более далекие мячи и усилить игру в защите: представьте Джоковича в открытой стойке, который практически садится на шпагат, чтобы сыграть двуручный бэкхенд. Но на харде твердо стоящий на ногах игрок может оттолкнуться и в любой момент изменить направление движения. На грунте же ты скользишь в ожидании смены направления, чтобы контакт с мячом совпал по времени с окончанием скольжения. Начнешь скользить слишком рано или слишком поздно – не синхронизируешься.

Одной только скорости, которой у Надаля в свое время было в избытке, недостаточно. Нужно довести до совершенства навыки движения, и Надаль стартовал и останавливался и с нужной точностью, и с мощью в чистом виде. Он был отнюдь не балериной в кроссовках, в отличие от своего бывшего сверхпринципиального соперника – мягкого, как коньяк, Роджера Федерера. В хищном стиле Надаля присутствовало иное величие.

«Его движение на грунте просто лучше, чем у всех остальных, – делился со мной Федерер. – У него открытая стойка с обеих сторон, из-за чего он как будто играет двумя форхендами с задней линии. Я так не умею, поэтому местами проигрываю метр-другой. В результате в этом аспекте у него колоссальное преимущество. Не знаю, как он научился этому, но это точно очень трудно».

Взрывные и в то же время в высшей степени контролируемые движения – это одно из объяснений, возможно, самого феноменального достижения в индивидуальных видах спорта в двадцать первом веке. Такого, что хочется ударить себя ладонью по лбу от удивления.

Современная версия тенниса имеет богатую историю. Первый Уимблдонский турнир был сыгран в 1877 году. Но когда Надаль вышел на сцену в Париже в 2005-м, рекорд по количеству титулов в мужском одиночном разряде на Открытом чемпионате Франции, главном турнире на грунте в мире, с запасом принадлежал Бьорну Боргу – у него их было шесть. После того как Борг рано завершил карьеру в начале 1980-х годов, только его соотечественник Матс Виландер из Швеции и эластичный бразилец Густаво «Гуга» Куэртен смогли выиграть лишь по три.

«Больше уже никто не сможет выиграть шесть титулов, как Борг, – в начале 1990-х поделился со мной бывший номер 1 в мире Илие Настасе. – Время было другим».

Но Надаль удивительным образом (в данном случае этот эпитет подходит прекрасно) превзошел количество победных турниров Борга больше чем в два раза.

«Так же, как обычному теннисисту-профессионалу, возможно, трудно представить, как я выиграл три, или Гуга Куэртен, или Иван Лендл выиграли три, точно так же нам трудно представить, как Рафа выиграл четырнадцать, – рассказывал мне Виландер. – У меня это в голове не укладывается. Здесь какая-то почти фанатичная преданность соревновательной битве, – ведь ты знаешь, что в случае поражения будет безумно больно, но ты все равно хочешь идти на этот риск снова, и снова, и снова. Вот ее у нас не было никогда».

Француз-ветеран Николя Маю знает не понаслышке о рекордах, побить которые невозможно. Он играл в том самом матче, который был и будет самым долгим в истории, против Джона Изнера в первом круге Уимблдона в 2010 году, проиграв 70:68 в пятом сете после одиннадцати часов и пяти минут тенниса в рваном ритме с доминированием подач на протяжении трех дней. С тех пор правила на мейджорах были изменены во избежание таких марафонских решающих сетов. Но воображение Маю поражает как раз достижение Надаля.

«Когда ты 14 раз играешь на “Ролан Гаррос”, то говоришь себе, что у тебя была хорошая карьера, – рассказывает Маю французскому спортивному изданию L’Équipe. – Когда ты выигрываешь здесь 14 матчей, это очень неплохо. Когда ты 14 раз доходишь до второй недели, ты один из величайших игроков. Но когда ты 14 раз выигрываешь этот титул, то осознать это совершенно невозможно. Слов нет».

Посмотрев умопомрачительные выступления Надаля в Париже на протяжении стольких лет, можно подумать, что он и после завершения карьеры мог бы найти способ завоевать пятнадцатый титул. И даже если нет, четырнадцать – это уже самое невероятное число в эру, когда теннисные рекорды трещат по швам.

«Ни в своей жизни, ни в жизни ваших детей вы больше не увидите, как кто-то выигрывает один из турниров Большого шлема четырнадцать раз», – говорит румын Ион Цириак, теннисная звезда 1970-х, ставший бизнесменом-миллиардером и одной из самых влиятельных и прозорливых фигур в этом виде спорта.

Равно как и за всю свою жизнь вы, возможно, не увидите, чтобы кто-либо побил рекорд Джоковича по количеству побед на турнирах Большого шлема в мужском одиночном разряде. На каком бы числе ни остановился Джокович – двадцать четыре или больше, оно тоже будет потрясающим. Но рекорд Надаля на Открытом чемпионате Франции – это дань уважения глубокой и уникальной связи одного игрока с одним покрытием, а также его способности начинать все с чистого листа каждую весну.

«Ему хватало смиренности начинать с нуля год за годом, год за годом», – делится своим мнением известный француз Жиль Симон, мастер тактики, игравший в одно время с Надалем.

Надаль приблизился к отсечке Джоковича по общему количеству выигранных мейджоров. Никто и близко не подошел к достижению Надаля на «Ролан Гаррос», даже ни один из его двух величайших соперников, и ни один из них не смог показать подобное доминирование на каком-либо турнире Большого шлема на своем коронном покрытии. Федерер, выдающийся специалист по травяным кортам, выиграл Уимблдон восемь раз и с этим рекордом завершил карьеру в 2022 году. Джокович, блестяще играющий на любом покрытии, но лучше всего – на харде, выиграл Уимблдон семь раз, а Открытый чемпионат Австралии – рекордных десять раз, и это достижение получило бы гораздо больше внимания, если бы не показатели Надаля в Париже.

«Из всей статистики, полученной за эту великую теннисную эпоху в мужском разряде, разбирающихся в теннисе людей больше всего поражают четырнадцать Открытых чемпионатов Франции, выигранных Рафой», – говорит Джон Ллойд, один из ведущих тренеров и бывший знаменитый британский игрок, в интервью для ВВС.

Когда Надаль начал постоянно играть в туре, мужской рекорд по общему количеству выигранных турниров Большого шлема в мужском одиночном разряде принадлежал Питу Сампрасу – четырнадцать титулов. Надаль потом выиграл четырнадцать раз только один из турниров Большого шлема.