О, воспоем же Брирли,
Пристанище зануд.
Худышки и толстушки гранит наук грызут.
О, Брирли выпускница – достойная девица,
Хоть и лишь копия своей школьной сестрицы.

Ближе к выпускному одноклассницы Джудит разделились на две группы: те, которые уже были обручены и направлялись к алтарю, и те, которые собирались поступать в колледж. Последние не избирали другой путь, а просто оттягивали тот же результат – в ту эпоху женские колледжи считались передержкой для девушек в ожидании подходящего предложения руки и сердца. Образование готовило их к браку, и ожидалось, что женщина забудет о нем, как только выйдет замуж. Джудит, чьи амбиции не ограничивались ролью матери и жены (и у которой в любом случае пока не было ухажера), хотела найти место сродни продвинутому пансиону благородных девиц, где бы стимулировали ее интеллект и расширяли ее кругозор. И хотя многие выпускницы Брирли с нетерпением подавали документы в колледжи Семи сестер^[27][28], Джудит мечтала лишь о Беннингтоне (Bennington College).

Этот колледж, принявший первых студенток в 1932 году, находился на передовой обучения свободным наукам и искусствам. В нем обучение считали «чувственным, этическим и в то же время интеллектуальным процессом»^[29] и стремились формировать студентку целиком: физически, умственно и духовно. Образовательная программа уделяла особое внимание практическому опыту и самостоятельному обучению. Помимо этого, колледж находился в Вермонте, а Джудит не терпелось уехать подальше из Нью-Йорка.

Она давно считала снобистские классовые предрассудки своей матери оскорбительными, но с возрастом они стали и вовсе душить ее. Филлис держала у телефона экземпляр светского журнала – списка номеров телефона и адресов сливок нью-йоркского общества, – чтобы постоянно напоминать дочерям, кем, по ее мнению, они являлись и кем должны были стать^[30]. Поэтому, когда весной 1941 года Джудит получила письмо, в котором говорилось, что ее приняли в Беннингтон, она не раздумывая согласилась. Это был ее шанс.

Джудит выбрала Беннингтон за прогрессивные взгляды, но, подавая документы, она еще не осознавала, насколько высоким окажется уровень преподавания и как это повлияет на доступные ей возможности и то, чему она там научится. В колледже особенно ценили литературу и исполнительские искусства и нанимали деятелей, находящихся в авангарде своей области, чтобы подготовить молодых студенток к выходу в менявшийся мир^[31]. Когда Джудит начала учебу осенью 1941 года, преподавательский состав включал Леони Адамс, в 1948 году назначенную седьмым консультантом по поэзии при Библиотеке Конгресса (с 1986 года эту должность переименовали в «Поэт-лауреат и консультант по поэзии», но в обиходе используется название «Поэт-лауреат»), и ее мужа, критика Уильяма Троя. Кэтрин Кит Озгуд Фостер была и уважаемым литературным ученым, и обожаемой преподавательницей. В колледже еще преподавал экономист Льюис Вебстер Джонс, один из основателей Беннингтона, в 1941 году ставший его президентом. Петер Фердинанд Друкер, социолог и экономист-философ, был особенно требовательным на занятиях и стал любимым преподавателем Джудит. «Бывало, сделаешь какое-то громкое заявление по молодости, думая, что все знаешь, – говорила она мне. – А он заманивал тебя в ловушку и задавал вопросы до тех пор, пока ты не выставляла себя полной дурочкой. Это было потрясающе! Я никогда до этого не встречала такого хорошего учителя».^[32]

Каждую зиму Беннингтон распускал студенток на длинные каникулы, в ходе которых ожидалось, что они будут путешествовать, работать и пользоваться «образовательными преимуществами жизни в метрополии»^[33]. Посыл был ясен: в Беннингтоне полагали, что женщина может быть чем-то большим, чем жена и мать. У нее могла быть карьера.

Джудит поступила в колледж, интересуясь литературой. Когда пришло время выбирать место для зимней работы, она просмотрела список организаций, которые принимали студентов, и отметила в нем издательский дом «Даблдей» (Doubleday). Опыт в издательстве казался ей хорошим способом приблизиться к миру книг, понять, как они делаются, и пообщаться с людьми, которые их пишут и создают. Друг семьи Бейли, который знал кого-то в издательстве, написал Джудит рекомендательное письмо, и ее взяли.

К тому моменту, как Джудит пришла в «Даблдей», американское книгоиздание превратилось из децентрализованного нишевого бизнеса в гигантскую культурную индустрию. Книжная торговля появилась в нынешних Соединенных Штатах с первыми европейскими поселенцами, но на протяжении столетий она имела небольшой охват из-за высоких цен на печать и доставку и низкого уровня грамотности. В конце XIX века индустрия быстро развивалась из-за технологических инноваций, связанных с войнами и расширением железнодорожной системы. А к началу XX века Нью-Йорк закрепил за собой звание центра американского книгоиздания.

Издательства, называемые «магазинами» или «домами» на жаргоне книжного бизнеса, росли в числе, и с ростом индустрии в ее структуре произошли перемены. Важную роль стали играть литературные агенты, являвшиеся посредниками между писателями и издательствами. Платить авторам и их агентам, которые как тогда, так и сейчас работали за проценты от продаж, начали в форме авансов – платы, осуществляемой после того, как заключен контракт. Также была введена система роялти, при которой издатели платят процент прибыли от каждой проданной книги, если доход от всех ее продаж превышает сумму, выплаченную при подписании контракта. Бум 1920-х годов принес в американское книгоиздание беспрецедентный приток капитала и предпринимательских инициатив. В 1927 году «Даблдей» объединился с «Компанией Джорджа Генри Дорана» (George H. Doran Company) и стал крупнейшим издательством в англоязычном мире^[34]. Многие издательства не пережили Великую депрессию. Но «Даблдей» выжил за счет сочетания нескольких источников дохода, в том числе розничной торговли, огромного количества заказов по почте и крупнейшего книжного клуба в стране.

В таком большом издательстве, как «Даблдей», работал огромный коллектив, начиная с сотрудников почты и секретарей и заканчивая теми, кто занимал высокие должности. Большинство издательств оперировали ради денег, а не из интереса к литературе. Были и исключения: созданный в 1915 году «Альфред Абрахам Кнопф» славился преданностью своим авторам и литературному миру. Но по большей части, как гласит знаменитая фраза Фрэнка Даблдея – младшего, начальники издательств «книги продавали, а не читали»^[35].

Как впоследствии говорил Альфред Абрахам Кнопф, в те дни «все было довольно просто. Нам поступали книги. Мы публиковали их в том виде, в котором они были написаны»^[36]. Но к 1940-м годам роль редакторов начала расширяться. Когда в издательство приходила рукопись, задача редактора заключалась в том, чтобы оценить талант писателя и попытаться определить его потенциал. Редакторы начали более тесно сотрудничать с авторами, помогая им отточить свой слог, подготовить присланный текст к публикации и, как выразился писатель и издатель Кит Дженнисон, «вместе с авторами требовать от книги большего»^[37]. По словам писателя Джона Херси, постепенно редакторы стали «максимально пестовать талант каждого писателя, с которым они работали»^[38] и с течением времени выстраивать с ними отношения. Именно эту роль без какого бы то ни было опыта, но с удовольствием взяла на себя зимой 1942 года Джудит.

Новый главный редактор «Даблдея» Кен Маккормик задействовал Джудит в первый же день. У него была куча работы. Той зимой в «Даблдее» не хватало сотрудников: многие редакторы поступили на военную службу и уехали за границу^[39]. Раньше женщинам были доступны только секретарские должности, но с началом войны им представился беспрецедентный шанс поучаствовать в издании книг. За первую неделю Маккормик дал Джудит массу заданий: сделать редактуру и корректуру памфлета для больницы Ленокс-Хилл (Lenox Hill Hospital), прочесть стопку присланных рукописей, высказать свое мнение по поводу каждой – стоит ли «Даблдею» предложить автору сотрудничество или нет? – и отредактировать роман венской писательницы еврейского происхождения Вики Баум «Отель “Берлин”» (Hotel Berlin).

Баум родилась в 1888 году, но начала писать профессионально только в 31 год, спустя много лет после рождения своего первого ребенка^[40]. К тому моменту она вышла замуж, развелась и снова вышла замуж. Свой первый рассказ она опубликовала под фамилией первого мужа. В 1920-е годы, живя в Берлине с двумя детьми, Баум начала заниматься боксом. Турецкий профессиональный боксер Сабри Махир научил ее «неплохому прямому удару левой и быстрой двойке». На такое «не всем хватало жесткости», и лишь несколько женщин, в том числе Марлен Дитрих, выходили на ринг с Махиром.^[41]

Баум ценила жесткость и непоколебимость. Впоследствии она говорила, что трудовая дисциплина, которой она обучилась на ринге, помогла ей в писательстве^[42]. «Я не знаю, как в то мужское царство попали женщины»^[43], – писала она потом в своих мемуарах. Но Баум была Новой женщиной и намеревалась устроить свою жизнь сама. В 1929 году, когда ее роман «Гранд-отель» (Menschen im Hotel) стал бестселлером, Баум исполнился 41 год. А когда в 1932 году книгу адаптировали в получивший «Оскар» фильм, Баум мгновенно обрела международную славу. После этого она написала свыше 50 книг, более десяти из которых экранизировали, а также сценарии для театра и кино.^[44]

Отдав рукопись Баум Джудит, Маккормик не дал ей четких указаний. «Он сказал: “Над ней надо поработать”, но не определил, как именно, – рассказала мне Джудит. – И я решила довериться своим инстинктам». Она начала читать роман, вычеркивая лишние фразы и переставляя фрагменты местами для более логичного повествования. «Я редактировала! В 17 лет!» – говорила мне Джудит, до сих пор не веря в это спустя столько лет. Она провела в «Даблдее» только зиму 1942 года, но этого оказалось достаточно, чтобы Джудит пристрастилась к издательскому ремеслу. Она стала незаменимой, но при этом оставалась невидимой. Она так и не познакомилась с Вики Баум. «В “Даблдее” меня никогда не показывали авторам», – объяснила мне Джудит. Для юной девушки, которая только разбиралась в себе, подобная редактура за кулисами стала идеальным вариантом. «Я была в восторге от этого процесса. И мне казалось, что я вполне хорошо справляюсь», – сказала мне Джудит.

Маккормик был согласен. Он увидел в Джудит проницательную читательницу, которая не отступала от своей точки зрения, «продираясь сквозь тысячи слов посредственных рукописей». «Я хочу отметить то, как ты сохраняла баланс, – написал он Джудит в марте, когда ее пребывание в «Даблдее» подошло к концу. – Ты мастерски переплетала свои прекрасные идеи с нашими предложениями вместо того, чтобы просто наложить их на полученный материал. <…> Нам жаль, что тебе придется продолжить учебу. Надеюсь, нам еще представится удовольствие снова сотрудничать с тобой»^[45]. Джудит запомнила эту похвалу и назвала ее «своей гордостью и радостью»^[46].