К концу обучения в Беннингтоне Джудит наблюдала за тем, как ее одногруппницы «исчеза[ли] одна за другой»^[77]. В военное время отношения развивались быстрее, и многие подруги Джудит прерывали учебу или и вовсе бросали колледж, чтобы выйти замуж, как, например, сделала ее сестра Сьюзен в ноябре 1942 года. Филлис во всеуслышание радовалась союзу своей старшей дочери и объявила о помолвке и свадьбе в The New York Times^[78]. Джудит не имела намерений последовать примеру сестры. Она была влюблена в Рётке, но не собиралась официально оформлять их отношения и так скоро остепеняться. «Полагаю, вы немного нервничаете, миссис Беннет», – писала Джудит домой, намекая на мать главной героини «Гордости и предубеждения» (Pride and Prejudice) Джейн Остин^[79]. Джудит подразумевала, хоть и не сказала открыто, что она Элизабет Беннет, своенравная героиня романа, которая отказывается выходить замуж тогда, когда этого желают окружающие. Джудит с удовольствием озвучивала ожидания Филлис и с еще большим – глумилась над ними.

Слушая в июне 1945 года речь судьи Верховного суда Фрэнка Мёрфи на выпускном из Беннингтона, Джудит не знала, что ждет ее дальше, но понимала, что не отправится по проторенной тропе. Как впоследствии говорила она сама, если в колледже ее чему-то и научили, так это «жить бесстрашно»^[80].

2

Джудит старалась поспевать за широко шагающим Кеном Маккормиком, который вел ее по лабиринту офисных коридоров. Он выглядел эффектно, хоть и немного неординарно в свободных коричневых брюках, яркой рубашке и пиджаке в клетку^[81]. Джудит подумала, что за последние несколько лет он сильно постарел: за время службы в воздушных войсках на его лице появились морщины и углубилась складка на лбу. Но Маккормик оставался дружелюбным и непринужденно болтал с Джудит, называя ее то «крошкой», то «милашкой», как и всех женщин в офисе^[82].

Маккормик привел Джудит в небольшой кабинет, в котором было два стола, один телефон и ее коллега Бетти Арнофф. Главный редактор представил девушек друг другу, похлопал Джудит по плечу и оставил их наедине. Вокруг гудел издательский процесс. На дворе был 1947 год, и Джудит вернулась в «Даблдей».

Но прежде ей пришлось помотаться. Не имея ни мужа, ни работы, ни денег, выпустившись из колледжа, она была вынуждена вернуться к родителям. Чтобы сбежать из-под контроля матери, ей нужна была работа. Но для женщин число возможностей, возросшее за годы войны, снова уменьшилось. «Мальчики» возвращались из-за границы, и американских женщин отправляли обратно по домам. Мужчины зарабатывали больше, чем когда-либо раньше. В конце войны, в сентябре 1945 года, средний доход по США составлял 1400 долларов в год, а к 1952 году эта сумма выросла до 2300 долларов^[83]. Однако для женщин наступил застой: к 1947 году число работающих женщин вернулось к довоенному показателю^[84]. Многим желающим нередко отказывали в работе, и Джудит испытала это на собственном опыте^[85].

Спустя несколько месяцев после выпускного она написала Рётке. Они до сих пор состояли в отношениях, которые теперь осложнялись расстоянием. Ситуация усугубилась, когда у поэта произошел второй нервный срыв. В начале весеннего семестра 1946 года Рётке заперся у себя дома в приступе мании, заявив, что выйдет, только если его друг, поэт Стэнли Куниц, заменит его в Беннингтоне^[86]. Куниц, который только что вернулся со службы, никогда в жизни не преподавал. Тем не менее его тут же наняли в Беннингтон, а Рётке отправился домой в Сагино, штат Мичиган, чтобы отдыхать.

«Дорогой Тед, – писала ему туда Джудит в апреле 1946 года, – я всю зиму ищу работу только потому, что, уверяю тебя, постоянно пустые карманы очень удручают и привязывают к famille»^[87]. Она обратилась во все места, которые пришли ей в голову, кроме газет. Немного поработав в New York Post, Джудит решила, что больше ни за что не вернется в газетную редакцию. «Нас всех звали мальчиками. Нам буквально говорили: “Эй, мальчик, отнеси это…” Но все мальчики были девочками!» – рассказывала мне Джудит. Она писала в издательства и журналы по всему городу, но никто не предлагал ей работу. Она «пыталась продать себя» Барбаре Лоуренс, редактору Harper’s Junior Bazaar, предлагая идеи для статей, но тщетно. Ее вызвали на собеседование в The New Yorker, на котором Уильям Шон, на тот момент являвшийся помощником редактора, был к ней «слишком добр, и мне пришлось выбить [из него] признание в том, что мне в самом деле нечем будет заниматься до осени, – опечаленно писала Джудит Рётке. – Но, возможно, меня все отправляют восвояси по доброте душевной. Ведь всегда есть ужасный шанс того, что в последний момент меня наймут и я стану девушкой, зарабатывающей 30 долларов в неделю, привязанной к Нью-Йорку и какому-нибудь противному офисному столу»^[88].^[89]

Наконец осенью 1946 года ей предложили должность ассистентки в отделе продвижения издательства «Эдвард Пэйсон Даттон» (E. P. Dutton). В «Даблдее» Джудит стажировалась в редакторском отделе и работала непосредственно с рукописями писателей. В продвижении задачи были другими. Редакторы помогают авторам и их книгам зародиться, а сотрудники отдела продвижения – появиться на свет. Джудит создавала короткие, привлекающие внимание описания книг для каталогов и торговых материалов, чтобы убедить книготорговцев заказывать и продавать книги «Даттона». Она также писала тексты для рекламных кампаний и обложек, которые должны были поощрять потребителей (то есть читателей) покупать их. За время, проведенное в «Даттоне», Джудит поняла, что у книги не просто так появляется читательская база – ее создает издатель.

Одним из новых младших редакторов в период работы в издательстве Джудит был Гор Видал. Он был на полтора года младше ее и только что вернулся из армии. Работая там, он получил доступ к литературному сообществу и возможность содержать себя финансово, хоть и не очень хорошо, пока пытался писать. 35 долларов в неделю, которые платили Видалу^[90], не дотягивали до среднестатистического заработка по стране – 3000 долларов в год^[91]. Этого было мало и уж точно не хватало на жизнь, но Видал говорил, что эта работа «пускала на вечеринки»^[92]. Книгоиздание было мужской индустрией: «Нам платили гроши!» – говорила мне Джудит, – и лишь привилегированные могли в ней работать.

Джудит Видал сразу понравился. Она восхищалась его остроумием и внешностью: волосами песочного цвета, стройной фигурой и задумчивыми глазами в золотистую крапинку^[93]. Она беспрестанно с ним флиртовала. «Иногда мы ужинали вместе, – рассказывала мне Джудит. – И я не понимала, почему он никогда не клал мне руку на плечо или что-нибудь в этом роде. А потом однажды он пришел в офис и сказал: “Я влюбился”, а я спросила: “Ой, и кто она?”» Джудит знала, что у Видала было много интрижек, но она была не в курсе, что он спал как с женщинами, так и с мужчинами^[94]. Она не была знакома с квир-культурой и пока не понимала того, чего не видела. Джудит смеялась, вспоминая свою юную наивность. «Это было мое знакомство с совершенно другим миром», – сказала она мне.

Свой первый роман «Вилливо» (Williwaw) Видал опубликовал в «Даттоне» в 1946 году в возрасте 21 года. Когда осенью того же года в издательство пришла Джудит, оно готовило к публикации второй его роман «В желтом лесу» (In a Yellow Wood). Джудит поручили написать саммари, которое размещается на внутренних клапанах обложек книг в твердых переплетах и должно заинтересовать читателя. Видал познакомил девушку со своими друзьями, молодыми и гламурными представителями богемы. Джудит открыла для себя другой Нью-Йорк. «Он мне очень помог, – рассказала она мне. – И мы стали хорошими друзьями».

Джудит не задержалась в «Даттоне» надолго. «От меня ждали, что я буду записывать протокол совещаний, но я так и не научилась стенографии, – объяснила она мне. – Я просто не справлялась с этой задачей». Но дело было не в отсутствии мотивации. Скорее наоборот. «Я не хотела обучаться стенографии», – призналась Джудит. Отказываясь получать секретарские навыки, она отвергала единственную легкодоступную для женщин роль в издательском деле. «Поэтому меня скромно попросили уволиться», – сказала она. Джудит снова оказалась без работы и вернулась к своему бывшему начальнику Кену Маккормику. На этот раз у нее под мышкой был экземпляр «Вилливо», а в резюме – знакомства со звездами литературной тусовки вроде Видала, Рётке и ее наставника в Беннингтоне, Кеннета Бёрка. Она также упомянула имя Джона Вомака Вандеркука (Джека, как она его называла), репортера, радиоведущего и восходящей звезды NBC, а с 1938 года – мужа ее кузины Джейн Г. Т. Перри, с которой Джудит росла в доме № 139 на 66-й Восточной улице. Впечатлившись ее очевидной компетентностью и растущей сетью знакомств, Маккормик предложил Джудит работу.^[95]

С тех пор как Джудит впервые работала в «Даблдее», компания выросла. К 1947 году она насчитывала почти 5000 сотрудников и являлась крупнейшим издательством в США^[96]. Однако штату не хватало разнообразия: в нем было всего два темнокожих работника и почти не было евреев и женщин^[97]. По воспоминаниям Джудит, они с Бетти Арнофф были двумя из трех женщин, не занимавших секретарских должностей в огромном издательстве^[98]. Третья, Клара Клауссон, работала над кулинарными книгами. На тот момент Джудит об этом жанре почти ничего не знала. Разумеется, двух молодых девушек-редакторов в море мужчин «Даблдея» посадили вместе, и это оказался амбициозный и весьма необычный союз.

Джудит и Бетти работали бок о бок в своем крошечном кабинете. Их задача заключалась в том, чтобы уменьшить объем работы более опытных редакторов, прочитав присланные в «Даблдей» рукописи. Они неделями читали их, а затем решали, есть ли у книги потенциал или от нее стоит отказаться. «Это был размеренный процесс, – поведала мне Бетти. – Не то что бешеный темп нынешнего книгоиздания»^[99]. Все это время Джудит сохраняла «личную дистанцию»: она всегда ждала, пока Бетти выйдет из кабинета, прежде чем кому-либо звонить, что лишь усиливало ее «загадочную ауру». «У меня всегда было ощущение, – призналась мне Бетти, – что все, что она мне про себя рассказывала, проходило какую-то цензуру. Информация никогда не была сырой и всегда выглядела отредактированной». Джудит казалась Бетти непохожей на их сверстников, особенно манерой речи. «Она использовала слова прямиком из романов Бронте или Остин, – говорила Бетти. – Она казалась почти чопорной». Тем не менее девушки вскоре подружились и придумали совместный ежедневный ритуал.