Себастьен Альбертелли: История Сопротивления во Франции 1940–1944

Sébastien Albertelli

Julien Blanc

Laurent Douzou

La Lutte clandestine en France 1940–1944

© Éditions du Seuil, 2019

© Ю. В. Гусева, перевод с французского, 2025

© И. Дик, дизайн обложки, 2025

© ООО «Новое литературное обозрение», 2025

* * *

Жан-Луи Кремьё-Брийяку (1917–2015),

Пьеру Лабори (1936–2017),

Жан-Пьеру Вернану (1914–2007)

Введение

Начнем наш рассказ с двух человек, выбранных среди множества других. На фотографии слева Марк Блок («Нарбонн»), арестованный 8 марта 1944 года на Излучном мосту в Лионе; он был расстрелян 16 июня, не дожив нескольких дней до 58 лет. Справа Пьер Эспель (Шарло), схваченный 28 июля 1943 года тоже в Лионе, спустя месяц после того, как ему исполнилось восемнадцать, и отправленный в Дахау; он выжил и возвратился на родину. Первый, профессор Сорбонны, историк с мировым именем, с 1943 года был одним из руководителей Движений объединенного Сопротивления региона Рона – Альпы. Второй после окончания начальной школы поступил учеником на производство, в 1942 году перебрался из Рубе^[1] в южную зону^[2] и обосновался в Лионе, где стал связным руководящего центра движения «Освобождение». Несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте и разделяющую их огромную социальную дистанцию, оба они, невзирая на смертельный риск, вступили в Сопротивление. Первый стал знаковой, прославленной фигурой подпольной борьбы. Второй, хотя впоследствии, во время войны в Алжире, руководил сетью поддержки отказников от военной службы и дезертиров «Молодежное сопротивление», а затем участвовал в событиях 1968 года, до самой своей смерти в 2003 году пребывал в безвестности и никогда не притязал на славу.

Марк Блок (1886–1944)

Пьер Эспель (1925–2003)

Объединить их вместе, расположив рядом их фотографии, – значит показать всю широту диапазона Сопротивления и его поразительное многообразие. Обычные показатели – возраст, происхождение, профессия, политическая принадлежность… – не позволяют понять, чем было оно для его участников и участниц. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать предисловие Жоржа Альтмана, бывшего руководителя «Франтирёра»^[3], к первому изданию «Странного поражения»^[4] 1946 года, где он рассказывает, при каких обстоятельствах пришел в организацию Марк Блок:

Я словно наяву помню ту замечательную минуту, когда Морис, один из наших юных товарищей по подпольной борьбе, раскрасневшись от радости, представил мне «новобранца», господина лет пятидесяти, с орденской ленточкой, тонкими чертами лица, посеребренными сединой волосами, острым взглядом из-под очков, с портфелем в одной руке и тростью в другой; державшийся поначалу немного церемонно, он затем улыбнулся, протянул мне руку и приветливо произнес: «Да, это я – „подопечный“ Мориса…»

Значит, Марка Блока привлек к Сопротивлению 20-летний студент Морис Песси, alter ego^[5] Пьера Эспеля. Ученому пришлось, как и другим, показать себя в деле, чтобы занять руководящий пост в движении. Карты настолько смешались, что подопечный молодого парня мог оказаться академическим светилом, по возрасту годившимся ему в деды. Именно в таких деталях раскрывается порой особый тайный мир Сопротивления, и никогда нельзя быть уверенным, что интерпретируешь его правильно.

Осознание подобной ситуации, совершенно непривычной в мирное время, но во многом свойственной подпольной вселенной, отчасти обусловило концепцию нашей книги. Сопротивление представляет собой непростой предмет исследования, ибо постоянно ускользает от попытки постигнуть его. Как писать историю тайного и изменчивого феномена, участники которого проявляли чудеса ловкости, на ходу заметая следы своей деятельности? Чтобы обрисовать эту жизнь, которая велась в условиях величайшей секретности, нужно уметь уловить малейшие признаки ее, кроющиеся в биографиях отдельных людей.

Понимая всю сложность подобной задачи, мы, три специалиста различного профиля и опыта, решили взяться за нее вместе. Мы не стали разделять ее на части и поручать каждому написать некоторое количество глав. Нам удалось найти свой особый подход к работе над ней. Эта книга – коллективный труд, написанный в три руки, долго обсуждавшийся и неоднократно перерабатывавшийся в течение нескольких лет.

Подобный подход предполагал глубокую общность взглядов, основанную на нескольких принципах. Первый означал выбор в пользу повествования по возможности простого, без научно-справочного аппарата, хотя и на основе множества публикаций, которым мы многим обязаны. Уже более 70 лет историческая наука исследует Сопротивление, и за это время увидело свет немало превосходных трудов. Мы использовали их, чтобы попытаться создать панораму, отражающую исторические реалии и их эволюцию, однако не претендуя на всеохватность.

Второй принцип, которым мы руководствовались, – это хронологический порядок изложения. Выбор, который может показаться очевидным, позволяет учесть то обстоятельство, что время в подполье обрело небывалую насыщенность. За эти четыре года, краткие в историческом масштабе, события эволюционировали столь стремительно, что лишь отслеживание их развития шаг за шагом позволяет представить их во всей полноте. Чтобы читатель не ощущал себя щепкой, которую поток событий несет без остановки и передышки, мы время от времени решили делать паузу в повествовании, подводя промежуточные итоги через примерно равные интервалы времени. Такими этапами представляются нам лето 1941-го, осень 1942-го и лето 1943 года.

Наш третий принцип – не рассматривать Сопротивление как изолированный феномен и подробно описывать перипетии деятельности его организаций в связи с состоянием общества в то время. Мы считаем установленным, что движение весь период своего существования было делом меньшинства. Долгое время оставаясь маргинальным, это меньшинство, однако, постепенно все глубже пускало корни в обществе.

Отсюда следует четвертый принцип, послуживший нам нитью Ариадны. Если нужно выделить особенность этой истории, которая во многом походит на другие – как добровольным выбором, сделанным его участниками, так и их самоотверженным служением своему делу, солидарностью, возникавшей между ними на их опасном пути, – то состояла она именно в подпольном характере их работы. Уход в подполье подразумевает полный разрыв со всем, что было раньше. В условиях постоянной опасности тайный мир Сопротивления требовал неустанно изобретать новые способы деятельности, не имевшие прежде аналогов. Эта невидимая подземная вселенная выработала удивительно разнообразный опыт, притом что все вовлеченные в ее орбиту, в чем бы ни состояла их работа, в равной мере подвергались смертельному риску. Поэтому мы сознательно делаем упор на нелегальную практику, стремясь понять и показать, что значило жить в Сопротивлении. Вот почему мы периодически отступаем от хронологии, чтобы рассмотреть Сопротивление с антропологической точки зрения, попытаться выявить принципы работы в подполье и показать связь имеющихся представлений с деятельностью в этом тайном мире. Кроме того, каждая глава открывается иллюстративным материалом – фотографиями отдельных людей, сцен общественной или частной жизни, нелегальных публикаций, – раскрывающим одну из граней той истории, овеянной легендой, но оставившей по себе немного визуальных следов. Несмотря на все трудности, связанные с характером подпольной работы, мы попытались рассмотреть Сопротивление с разных точек зрения, чтобы понять особенности его функционирования, деятельности и образа жизни его активистов. Мы также постарались по возможности придать этой истории человеческое измерение, кратко обрисовав жизненные пути его участников, известных и неизвестных.

«Это история людей, которые делали все, что могли». Слова Паскаля Копо, одного из лидеров Сопротивления внутри страны, при всей своей скромности очень точны, но не исчерпывающи. Остаются важные вопросы, на которые мы попытались хотя бы отчасти ответить. Как зародилось Сопротивление? Как оно развивалось и постепенно приходило к осознанию того, чем является, – «актом добровольным, мятежным и опасным» (Морис Агюлон^[6])? Какой была повседневная жизнь в подполье? Как мало-помалу возникло настоящее подпольное государство?

Рождение Сопротивления (июнь 1940-го – лето 1941-го)

Когда разверзлась бездна

Перегруженные автомобили, вставшие у обочины, телега с убогим скарбом, ведущая за поводья впряженную в нее лошадь женщина, запруженная дорога… Эта фотография, обнаруженная в немецких архивах, запечатлела характерный образ отчаянного бегства миллионов людей, охваченных паникой перед лицом разгрома французской армии в мае – июне 1940 года. Она иллюстрирует отправную точку этой истории: сокрушительный и унизительный разгром Франции после шести недель боев. Фотография свидетельствует также, что происходившее тогда невозможно свести к одному лишь военному поражению. Нельзя понять множество личных инициатив, возникших уже на следующий день, не описав растерянности народа, буквально ошеломленного событиями. Под конец ужасающих недель Битвы за Францию – из чего маршал Петен сделал собственные выводы, запросив перемирия в ночь с 16 на 17 июня, – французское общество в целом достигло «неописуемой степени распада» (Пьер Лабори).

Беженцы. Женщина, ведущая по сельской дороге запряженную лошадью телегу со своими пожитками; слева припаркованная машина, нагруженная багажом. Франция, окрестности Жьена, 19 июня 1940 г.

Немыслимое поражение

Конечно, причиной такого краха стало поражение, последовавшее за месяцами выжидания «странной войны». Но отнюдь не только оно. Анализируя в июле – сентябре 1940 года постигшую страну катастрофу, Марк Блок пишет о «самом жестоком крушении в нашей истории». По горячим следам, и притом хладнокровно, добросовестный историк выявляет причины не только военного поражения, но и сопровождавшего и усугубившего его политического и морального замешательства. Ученый не случайно использует слово «крушение». В самом деле, здание, которое считалось прочным, оказалось совершенно прогнившим, так что быстро обрушилось под ударами танковых клиньев вермахта. Тот же вывод делался и после поражения 1870 года^[7], и тогда, казалось, из него извлекли уроки. Семьдесят лет спустя, после того как Республика вышла победительницей из долгого и жестокого испытания Первой мировой войны, разгром 1940 года сокрушил ее. «Странное поражение» Марка Блока – не только анализ краха, но и горестная констатация крайне бедственного положения: «Сегодня мы оказались в ужасной ситуации, когда судьба Франции больше не зависит от французов», и они отныне «лишь бессильные наблюдатели». Конечно, историк-медиевист хотел верить, что «глубинные силы нашего народа не затронуты и готовы проявиться снова». Не щадя в своем анализе никого, начиная с себя, он выражает пожелание, которое свидетельствует, что он, побежденный, не пал духом и не сложил оружия: «Во всяком случае, я желаю, чтобы нам еще пришлось пролить свою кровь: пусть даже это будет кровь тех, кто мне дорог (я не говорю о себе, ибо моя жизнь значит немного)». Но мало того: хотя историк убежден, что когда-нибудь его родина возродится, он не сомневается, что «тень страшного разгрома 1940 года исчезнет не скоро». И это возвращает нас к мысли: все, что предстояло совершить в дальнейшем, имело значение лишь при осознании изначальной ужасающей паники. Не поражение stricto sensu^[8] вызывало протест, а именно сопровождавшие его и последовавшие за ним растерянность и бессилие.