Я, Мирослава Колокольцева, обещаю выйти замуж за Рылеева Владимира Александровича.

Перечитываю несколько раз, как будто родной язык вдруг стал мне незнакомым.

Ставлю дату, подпись.

И все равно! Даже после сегодняшнего разговора с боссом и моей расписки… мне все еще кажется это бредом. Я не могу поверить, что это произойдёт на самом деле.

Невеста босса.

Выйду замуж, потому что ему так захотелось.

Оставляю расписку на его столе и иду домой.

Только когда прохожу мимо университета, вспоминаю, что ведь у меня сегодня экзамен…

Машу рукой. Я его все равно завалю в таком состоянии. Для меня сейчас как будто не существует никакой жизни, я думаю только о том, что мой отец находится в тюрьме, и его надо освободить.

Я открываю дверь дома и замираю на пороге. Думала, что хуже уже быть не может…

Ошиблась.

Глава 5

Вещи разбросаны по полу, все вверх дном. Неужели отца силой вытаскивали из дома?

Нет, он же успел уйти на работу утром… Тогда получается, либо обыск, либо это мама от злости пошвыряла все на пол?

В доме стоит какая-то зловещая тишина, мне становится не по себе.

– Мам! Ты где? – кричу и пробегаюсь по всем комнатам.

Ответа нет.

Захожу на кухню и громко выдыхаю: мама сидит за столом.

– Фух, вот ты где? Почему не отзываешься? Кто устроил такой беспорядок?

Замечаю ее лицо: всё в слезах, красное. Я обнимаю ее и глажу по спине, говорю:

– Все будет хорошо.

– Ты сходила… к Владимиру Александровичу? – мама с трудом поизносит это предложение. Видимо, она так сильно плакала, что сейчас даже вдох дается ей нелегко.

– Да, он сказал, что поможет.

Мама тут же начинает дышать ровнее. Набирает побольше воздуха и тараторит:

– Приходили, обыскивали, я кричала на них, выгнала из дома. Сказали, что и меня могут забрать.

– Ужас! Но они не имели права! Вряд ли они получили разрешение на обыск…Не волнуйся, Владимир Александрович уже поехал туда.

– Да, ты права, он поможет! Мне кажется, он единственный, кто может помочь. Это какой-то кошмар! Я думала, такое случается только с богачами. А твой отец кому дорогу перешел? Кто мог его так жестоко подставить? Я даже представить себе не могу, как можно поверить в то, что он кого-то убил?

После следует новый приступ плача.

Не знаю, сколько времени проходит, но мы продолжаем сидеть на кухне. За окном темнеет, а мы не включаем свет. Успокаиваем друг друга по очереди. Я, конечно, больше утешаю маму, потому что она никак не может прийти в себя.

Когда слышим звук открывающейся входной двери, мы обе вздрагиваем. Не верим своим глазам, но на кухню заходит отец, включает свет и весело спрашивает:

– Чего в темноте сидите?

Глаза слепит, но я успеваю заметить, какой он потрепанный. И еще у него синяк на щеке…

Отойдя от шока, мы с мамой подскакиваем и бежим обнимать его.

Мама, целуя в щеку, радостно говорит:

– Ты вернулся! Слава богу, тебя отпустили!

– Все благодаря Владимиру Александровичу, – отвечает отец и при этом бросает многозначительный взгляд на меня. Затем продолжает:

– Я мельком слышал, какие умные слова он говорил: дескать, держали меня незаконно, не было прямых улик! Он долго что-то доказывал, писал, как это сказать, вроде под его ответственность… В конце концов, меня отпустили, но перед этим заставили написать расписку какую-то, о невыезде.

Внезапно лицо отца становится бледным, как будто рассказав до конца, он сразу же выдохся. Мы с мамой усаживает его за стол, я наливаю ему чай, а мама быстро организует ужин.

– Расскажи все по порядку, что там произошло, что случилось, – просит мама уже позже, как будто ей недостаточно подробностей… Лучше бы она дала папе отдохнуть.

Отец собирается с мыслями и начинает.

– Пришел на работу, все было, как обычно: открыл дверь, расписался в журнале, а потом вдруг ни с того ни с сего приезжает полиция с мигалками. Это вы Фёдор Андреевич Колокольцев? Да, я. Ну и все. Ничего мне не объясняли, а потом начался допрос. Вначале просто спрашивали, где я был в такое-то время. Я им объяснял, что был на работе, охранял участок. Спрашивают: кто-то может подтвердить? А я им что? Если никого там не было в тот вечер! Никто меня не видел. И камеры не работают, хозяин не удосужился починить, – отец тяжело вздыхает. – А потом пришёл другой полицейский, сразу начал на меня орать, велел перестать врать, – говорит и как бы невзначай трогает синяк у себя на лице. Меня передергивает от картины, которую я представила.

– Ужас… кошмар, – попеременно говорим мы с мамой вслух.

– Я пытался объяснить, что я не знаю этого человека, которого мне показывают на фотографиях… убитого. Никогда прежде не видел! А они говорят, что это я его… там закопал. Дескать, как можно было охранять и не знать, что там на участке тело закопано…

– А как же твой напарник? Ты же не один дежуришь! – вмешивается мама.

– И слышать не хотели, напарника проверили, у него алиби в те дни… И время смерти непонятное. Но они были уверены, что в тот день был я! Я думал, что уже никогда меня не выпустят. Пока не приехал Владимир Александрович…

После этих слов я слушаю вполуха. Бла-бла: какой он замечательный, какие красивые слова говорил, юридические термины…

У меня смешанные чувства. С одной стороны, я, конечно, чувствую благодарность. Владимир Александрович смог добиться разрешения отпустить отца домой… Хотя я прекрасно знаю, что в таких делах это практически невозможно. Но, с другой стороны, во мне все еще живет злость.

Потому что я помню, какую расписку я оставила на его столе. Вот если бы босс сделал это от чистого сердца без какой-либо сделки со мной, то это было бы совсем другое… А так…

У меня пиликает телефон, я иду в свою комнату. Сразу два сообщения одновременно:

– Чего не пишешь? – от Макара.

– Отец вернулся домой? – от босса.

Отвечаю сначала тому, на кого больше всего злюсь в данный момент – Владимиру Александровичу Мы раньше с ним никогда не переписывались, он обычно звонил, если что-то срочное, так что это самая первая наша переписка.

– Вернулся, – отвечаю и ставлю точку в конце. Это знак среди людей моего возраста, что собеседник очень рассержен, но, наверное, в силу своего возраста, босс не поймет молодёжное обозначение.

– Отлично, – быстро приходит его ответ. Как я и думала, не понял.

Я не могу сдержаться, начинаю печатать все, что у меня на душе:

А просто так, по доброте душевной, вы не помогли бы освободить простого человека, ни в чем не повинного, или это не в вашей компетенции – освобождать бедных? Вам нужно, чтобы что-то предложили взамен. Для этого вы занимаетесь юриспруденцией? Я думала, юристы должны защищать обычных людей просто так!

Минуту рассуждаю: отправлять или нет?

Входящий звонок. От Макара. Принимаю вызов.

– Мира, привет. Чего не ответила на сообщение? Ты чего, обиделась?

– Ты тоже мне не звонил.

– Может, погуляем?

– Нет, мне чего-то не хочется, сегодня столько всего произошло…

Макар не дает мне договорить, начинает рассказывать про свой день, как он ходил на тренировку, как его ругал сегодня тренер, как он его достал. Я все это слышала уже много раз. Но первый раз меня раздражает эта информация.

– Макар, прости, мне сейчас не до этого, я устала сегодня.

– Да ладно! Слушай, мне кажется, или ты на меня обиделась? Это из-за того, что я вчера не ответил по поводу того, чтобы жить с тобой вместе?

Я молчу. Его вопрос застает меня врасплох. Макар продолжает:

– Слушай, мне просто кажется, что нам пока рано, ну ты сама представь: я все время буду ездить по соревнованиям, а ты будешь сидеть одна дома. Нет, давай ты пока поживёшь с родителями, а потом будем как-нибудь… вместе. Тем более ты знаешь, мама мне готовит специальное меню для спортсменов. А ты говорила, что не умеешь готовить. Нам рано жить вместе. Мира, ты меня слушаешь?

Почему-то раньше я об этом не подумала, а сейчас вдруг вспоминаю о договоре с боссом. Макара скоро не будет в моей жизни вообще.

Или нет?

Точно! Все еще можно исправить.

Мне в голову приходит идеальная мысль.

– Я не обиделась, пока! Завтра поговорим.

Бросаю трубку и думаю дальше.

Я знаю, что моя расписка не имеет никакой юридической силы. Я все ещё могу настоять на своем: объяснить боссу, что ему нужна вовсе не я!

Может быть, даже продемонстрировать, что жена из меня получится не очень. Макар прав. Надо рассказать боссу, что я совсем не приспособлена к быту. (Хотя это не так, убрать дом и приготовить простые блюда я способна, но Владимиру Александровичу все нужно расписать в черных красках). Типа я плохая хозяйка, и зачем ему такая?

Он может выбрать любую! Может быть, даже показать ему фотографии красивых девушек нашего города?

Я улыбаюсь от счастья, появилась надежда на спасение! Я выключаю свет и ложусь спать в более лучшем настроении, чем была весь день.

Глава 6

Наутро я первым делом бегу в университет, нахожу профессора, у которого вчера прогуляла экзамен. Рассказываю, что по семейным обстоятельствам вынуждена была уйти.

Обычно я так не делаю, поэтому преподаватель понимающе кивает и говорит, в какой день я могу пересдать.

После этого я иду в юридическую фирму спокойным мерном шагом. Сегодня на улице необычное потепление. Странная погода для зимы. Но так даже лучше. Я не люблю сильные морозы и гору снега.

Владимир Александрович в своем кабинете. Я это понимаю по пальто, которое висит в шкафу приемной.

Я тоже раздеваюсь и тихо сажусь за свое рабочее место, разбираю бумаги и читаю сообщения, которые прислали на почту фирмы. Пересылаю боссу самые важные.

Затем, убедившись, что совещания сегодня нет (не хочется повторить вчерашний позор), я стучусь в дверь кабинета.

– Да, войдите, – слышу его голос почти сразу. Как будто он только и ждал, когда я занесу руку.

– Здравствуйте.

– Проходи, садись.

Маленькими шагами подхожу к свободному креслу.

Еще пять минут назад я была такой решительной, куда теперь все делось? Снова стала робкой маленькой девочкой.

Почему на меня так влияет этот мужчина? Он слишком серьезный! Я из себя и слова выдавить не могу в его присутствии.

– Дело сложнее, чем я думал, – начинает говорить Владимир Александрович. И я не сразу соображаю, про какое дело…

– А…, – выдаю вслух, когда до меня доходит, что это он про дело отца.

Делаю умный вид и добавляю:

– Что значит сложнее, чем вы думали?

– Сегодня выяснились новые подробности. Камер наблюдений нет. Потом твоему отцу подбросили ботинки, в которых, по всей видимости, закапывали труп… и другие вещи, на которых есть следы убитого. Все это изъяли из вашего дома.

– Из дома? Но как? – восклицаю в отчаянии.

По лицу Владимира Александровича понимаю «как»: скорее всего, они все это просто привезли с собой. Им заплатили, чтобы посадить невиновного…

– Ты как юрист, наверное, понимаешь, как трудно из этого выпутаться? – спрашивает.

Сердце начинает учащенно биться. Вчера, когда отец вернулся домой, мне показалось, что угроза позади и теперь все будет хорошо.

И вот посмотрите на меня сегодня. Сижу перед боссом и трясусь от страха. Что же это такое?

Кладу руки на стол и прикусываю губу от несправедливости судьбы.

Горячо спрашиваю:

– Вы же поможете? Вы сможете доказать его невиновность?

Владимир Александрович кивает:

– Сначала мне нужно найти настоящего преступника, а мы с тобой знаем, что тут замешан Мамаев. После этого доказать невиновность твоего отца будет значительно проще.

Я киваю, а босс самодовольно потягивается в кресле: